Карнавал
Шрифт:
Около машины стояли двое. Один длинный и худой, похожий на старую деву. Поверх больничного белого халата он накинул короткую куртку, и халат превратился в приблизительное подобие юбки. Подобие это было достаточно грязным. Второй был одет совсем не по форме. Он был полн лицом и с виду добродушен. Серая шапка с козырьком надвинута на самые глаза. Глаза хитрые, но не умные – видимо, главный. Главный курил сигарету.
Мальчик подошел и заговорил. Одноклеточная подъехала и остановилась совсем близко.
– Это меня мама попросила, – сказал мальчик.
– Ну, если мама, тогда на, покури, – ответил главный.
– Меня мама послала, – повторил мальчик, – вон она в машине сидит.
Главный посмотрел и стал медленно двигаться к кабине. Мальчик все понял правильно и вернулся.
– Ну как?
– Здорово, – сказала Одноклеточная, – сейчас они за нами поедут. Они будут ждать, пока я выйду из машины.
– А ты выйдешь?
– Должна же я когда-нибудь выйти. Так они думают.
– А ты не выйдешь?
– Посмотришь.
Они проехали еще метров сто и остановились у следующей машины.
– Я знаю, эти из Охраны Порядка, – сказал мальчик. – Такие меня уже пробовали поймать.
– Не эти, а этот, – поправила Одноклеточная. – Он в машине один. Иди и проси покурить.
В машине сидел блондин с римским профилем и несоразмерно большими ушами – такие хороши для подслушивания. Мальчик подошел и поговорил с ним. Блондин прореагировал правильно.
Следующая машина была красива – непередаваемого блестящего оттенка с серебристым отливом и по форме напоминающая каплю. На заднем стекле машины был укреплен дворник – совершенно неприличная роскошь. Дворник то включался, то выключался. Похоже, кто-то внутри изнывал от скуки.
– А эти тоже муравьи? – спросил мальчик.
– Тоже муравьи, не бойся.
– А я и не боюсь.
Мальчик сходил и вернулся.
– Я знаю, – сказал он, – это машина главаря банды.
– Нет, – ответила Одноклеточная, – всего лишь одного из бандитов.
Теперь все три машины двигались за ними. Одноклеточная подъехала к своему подъезду и остановилась. У подъезда играл сам с собой тот соседский мальчик, который в свое время обругал ее матом, а потом пожаловался отцу. На холодной скамейке съежилась женщина. Женщина ждала уже долго.
– Вот сидит женщина, – сказала Одноклеточная, – подойди и попроси закурить еще раз. Эту мы возьмем себе в машину.
– Заложником?
– Заложницей.
– А вон играет мальчик. Можешь делать с ним все что хочешь.
– Хорошо, я дам ему в глазень. Подойдет?
– Будет в самый раз.
Когда женщина встала и подошла, Одноклеточная открыла переднюю дверцу:
– Садись.
– Я бы хотела… – сказала Лиза.
– Я сама знаю, что ты хотела, – ответила Одноклеточная, – садись без лишних разговоров. Кто тебе подсказал?
– Он из Охраны Порядка, маленький такой…
– Знаю, он единственный был способен подсказать что-то дельное. Ты правильно сделала, когда обратилась к нему.
У подъезда послышались крики. Один ребенок избивал другого. Лиза встрепенулась.
– Успокойся, – сказала Одноклеточная.
– Но он его убьет, я боюсь.
– Ерунда, это просто нервы.
– Но…
– Ты боишься даже сесть ко мне в машину. Видишь, ты просто боишься собственного страха. Перестань – и жизнь станет намного легче.
– Но я не могу…
– Разберутся сами, – сказала Одноклеточная, – садись и не лезь не в свое дело.
Лиза села.
Крики у подъезда продолжались. Если хочешь отбиться от собак, подумала Одноклеточная, то нужна не злость, а палка. Какая простая истина и все же – в девяти случаях из десяти люди выбирают злость. Если бы, почувствовав злость, каждый человек повторил про себя эту фразу, то огромные Амазонки крови, вытекающей каждый день, превратились бы в пересыхающие ручейки. Большинство войн стали бы невозможными. Перестали бы преследовать честность и наказывать добро. Добро ведь всего лишь говорит тебе, что ты не добр – поэтому добро всегда уничтожалось. И все же, я тоже добьюсь, думала она. Но не собственного страха.
– Теперь запоминай, – сказала Одноклеточная, – запоминай раз и навсегда. Веди себя со мной осторожно, очень осторожно. Не груби и не возражай. Если я требую – подчиняйся. Не перебивай, когда я говорю. Тогда все будет в порядке.
Лиза начинала действительно верить словам человечка: эта женщина могла быть кем угодно.
– А моя дочь? – робко спросила она.
– Увидишь ее сегодня или завтра. С ней все хорошо…
– Но?
– Я же сказала тебе не перебивать! (Она помолчала несколько секунд, сдерживая себя.) Хорошо, я объясню. (Она снова помолчала.) Я перенесла операцию, после которой я не вполне могу себя контролировать. Я была в сумасшедшем доме, ты это знаешь. Я могу выйти из себя из-за любого пустяка. Это очень опасно – тебе не представить, насколько. Я боюсь. Боюсь и за тебя, и за себя.
– Боишься собственного страха?
– Большинство людей боятся собственного страха, – сказала Одноклеточная. – Между тем, гораздо полезнее бояться собственной ненависти.
Подошел мальчик.
– Ну, как я его отлупил? Если надо, то я могу еще. Он совсем слабенький, но такой подлый – хотел ущипнуть меня за глаз.
– Подлые всегда слабаки, – сказала Одноклеточная, – так что твоя заслуга невелика. Садись.
Они медленно поехали в сторону Четырнадцатой Авеню. Три машины следовали за ними.
– Зачем мы это сделали? – спросил мальчик. – Они же нас не отпустят.
– Просто нам нужно было засветиться.
– Сейчас будет погоня?
– Еще какая погоня!
Мальчик помолчал и спросил снова:
– А что случилось с теми антилопами, которые ушли в лес?
– Одних съели львы, а других крокодилы. Там в лесу было много болот с крокодилами.
– А что случилось со львами?
– Они никогда не нашли дороги назад.
– Значит, все-таки стоило остаться?
– Конечно, стоило, – ответила Одноклеточная.