Каро
Шрифт:
— Успокойтесь, Малек. Даже Воспламенитель не в силах сжечь столицу. Оборонные башни отразят удар, самое большее мы подожжем стену, — Ороун не спускал с Фатаса враждебного взгляда.
— Именно поэтому Магистру Фатасу будет предоставлена в распоряжение вся магическая часть армии — как сухопутной, так и флотилии. Объединив силы всех колдунов Империи, мы разгромим и оборонные башни, и стены, и большую часть сил врага. Бежавших встретит армия во главе с лордом Торром. С Унной и Анжи будет покончено, Танира не решится на нападение. Мы выиграем эту войну.
— Мой
— Мне не требуется ваше согласие, магистр, — Амориас пронзил его ледяным взглядом. — Согласно соглашению, которое мы подписали, до окончания войны я являюсь единоличным правителем Империи, а Ковен находится в моем подчинении. Во время войны, — Амориас повысил голос, когда Ороун попытался вставить слово, — неподчинение моим приказам расценивается как предательство и дезертирство и наказывается в соответствии с законами военного времени!
— Мой Император, но… — начал было Ороун, но Амориас отмахнулся. Он поднялся на ноги, опираясь на трость, и обратился к Горону:
— Ты собрал магов, как я просил?
Горон молча кивнул. Он тоже выглядел пораженным.
На выходе из палатки Амориас обернулся к Ороуну и Олдариану.
— Вы тоже должны участвовать, магистры.
Олдариан переменился в лице. Если до того Тобиаса поражало, как спокойно он воспринял новость, то следующие его слова все прояснили:
— Мой Император, вы обещали неприкосновенность! — сорвалось у него с языка, и все охнули.
— Все верно, магистр Торр, — холодно подтвердил Амориас. — Я не покушаюсь на вашу жизнь. Только от ваших способностей зависит, сохранители ли вы ее. Вы в таких же условиях, что и остальные.
Он покинул шатер. Тобиас обвел взглядом пораженных советников, и едва удержался от ненормальной, нервной улыбки, в которую норовили растянуться губы. Чувство нереального, безумного облегчения переполняло его. Сьерра потеряла магию — а значит сохранила жизнь.
— Что вы об этом думаете, Горон? — спросил Тобиас глубоким вечером. В армии царило оживление — надежда на победу воскресила боевой дух солдат. Не разделяли восторга лишь маги. Тобиас всерьез подозревал, что не все покорно примут участь, уготованную им Императором. Яркие картинки чериадской казни беглых рабов мелькали перед глазами.
— Любая моя мысль, сказанная вслух, будет расценена как неверность Империи, — Горон дернул уголком рта. В его глазах стояла печаль. — У солдат появилась вера в победу, и с ваших плеч свалилась гора, лорд. Камень на моей душе стал еще тяжелее.
— Полагаете, Ороун прав? Это конец Ковена?
Горон прищурился, глядя на дым костров.
— Когда я делал подобное в Чериаде, это повлекло смерть двух из нас, а я лишился дара. Я всеми силами старался сохранить жизни и рассудок моей магической цепи. Фатас не будет этого делать. Он возьмет их силу без остатка. Он жаждет спалить город.
— Они не могут взбунтовать? — задал Тобиас главный вопрос.
— Для ритуала Фатас взял кровь каждого из них. Знаете, за что его прозвали Воспламенитель? Он поджигал людей одним взглядом. Что он может сделать, имея кровь — можно только догадываться.
Однако гадать им не пришлось. Утром из лагеря исчезла дюжина магов — сильнейших магистров Ковена. Среди них был Ороун.
Когда Тобиас появился в командирской палатке, Амориас с Фатасом уже склонились над большой холщовой картой. Здесь же были другие советники, а также Малек с Олдарианом и Гороном.
— Ночью пытались подменить кровь, — у Фатаса был противный скрипучий голос и не менее противная ухмылка. — Я позволил им поверить, что их план удался. На самом деле, кровь со мной, — Фатас развязал горловину кожаного мешка и вытащил по очереди двенадцать пузырьков. Последний он сжал в руке, и его ухмылка стала до невозможности самодовольной. — Всех, кроме Главы Ковена — он захотел обхитрить вас, ваше величество, и с самого начала подсунул чужую кровь. Но я предусмотрел это — его кровь я украл еще на корабле!
На лице Амориаса не дрогнул ни один мускул, но Тобиас мог поклясться, что у того не могло не возникнуть мысли: что, если Воспламенитель завладел и его кровью тоже?
Фатас вытащил пробку из первого пузырька и наклонил его над картой. Густая капля разбрызгалась по карте, а через мгновение собралась в крошечный шарик под безумным взглядом колдуна. Не оставляя ни единого следа на холсте, она покатилась прочь от того места, где на карте располагался их лагерь. Достигнув дороги, ведущей в столицу, она замедлила свой ход. Колдун, которому принадлежала кровь, был в пути.
Тобиас бросил быстрый взгляд на Императора. Тот не выказывал удивления предательством.
— Мой повелитель, ваш приказ? — Фатас в полупоклоне указал на каплю.
Амориас кивнул.
Расплывшись в широкой улыбке, Фатас сухо щелкнул пальцами. В тот же миг капля на карте ярко вспыхнула, и через секунду исчезла, оставив после себя только обугленную точку.
Тобиас взглянул на хмурого Олдариана. Честно говоря, Тобиас был удивлен, что дядя не последовал с прочими предателями. Неужели надеялся, что Император переменит свое решение относительно его участия в поджоге столицы? Или же был так уверен в своих силах?
Фатас проделал то же с прочими одиннадцатью флаконами с кровью. Последним был черед Ороуна, и с ним Воспламенителю пришлось попотеть — кровь все не загоралась. Вероятно, Глава Ковена всеми силами старался оградить себя от черной магии могущественного безумца. На его глазах сгорели заживо одиннадцать магистров, и он явно не хотел быть двенадцатой жертвой. Но Воспламенителя недаром так боялись. Последняя капля вспыхнула, и Фатас смахнула пот со лба и театрально поклонился. Оваций он, впрочем, не дождался. В палатке стояла мертвенная тишина.