Каролина
Шрифт:
Солль чуть отстранилась.
– Хочу, чтобы ты знала, Каролина, – она посмотрела мне в глаза. – Арвин… я бы за ним не пошла.
К обеду вернулась Мэрг. Узнав о том, что мы выпроводили постоянного и весьма щедрого клиента, она спросила только, стрелял ли арбалет.
– Нет? Вот и славно. Солль – в постель. Никакого вина: горячий бульон, и чтоб я до послезавтра тебя даже не видела. Все остальные собираться. Скоро клиенты начнут подходить, они должны лицезреть привычный цветник и слушать звонкий льстивый смех. Каролина, за мной.
Я
Однако в спальне Мэрг устало опустилась в кресло и сбросила туфли.
– Немного отдохну, – объяснила она. – А ты пока подыщи скромный, но элегантный наряд. Мы пойдём в храм.
Храм на нашей улице, который я научилась обходить по большому кругу.
– Чтобы исповедоваться? – Я испугалась.
Мэрг изогнула накрашенные ярким пурпурным губы в подвластной лишь ей ироничной, чуть таинственной улыбке.
– Нет, мы идём выказать уважение и внести пожертвование. Сегодня День прощения.
– Недавно ведь уже был.
Я вспомнила свой первый вечер у Мэрг, когда бордель непривычно пустовал. В тот вечер я познакомилась с Ренфолдом. Миро заявился с намереньем закончить начатое в тюремной камере. Ну что ж…
– То был День покаяния, – поправила Мэрг, ворвавшись в мои мысли. – Покаявшийся искренне да получит прощение.
– Чьё прощение? Разодетых в рясы фанатиков, которые считают радость грехом? Они ненавидят нас, я туда не пойду.
Мэрг поднялась, подошла и взяла меня за руки.
– Чтобы не иметь врагов, Каролина, – тихо произнесла она уже без тени улыбки, – нужно с ними дружить. Скажи мне, ты в порядке? Выглядишь как-то иначе.
Она рассматривала меня вовсе не пристально – так, мимолётно, сквозь полуопущенные ресницы. Но пробежавший по коже холодок подсказывал, что Мэрг видит сквозь платье, сквозь рёбра. Следы прикосновений чужого тела, раны в моей душе.
– Я в порядке.
И я бы даже смогла поверить в свой порядок, если бы не пришлось идти в храм. Но уже через час мы с Мэрг миновали расчищенную, обрамлённую тополями дорожку и остановились у высокого арочного входа. Я держала в руках корзину с фруктами и свежими булочками и чувствовала себя дурой. Мэрг – в платье кораллового цвета – выступала походкой королевы и чувствовала себя прекрасно.
Вход в храм представлял собой узкий коридор из арок. После зазывной первой следовала другая, пониже; её венчали огромные буквы из проржавевшего железа, которые складывали слово ЛОЖЬ. Под надписью, на треножном пьедестале, стояла чаша с водой. Мэрг намочила ладонь и провела ею по лбу.
– Смой грех, если приходилось лгать, – подсказала она шёпотом.
Я поспешно повторила ритуал. Вода оказалась ледяной.
Если бы осмелились надеть в святую обитель Богов наши пышные парики, каменный свод третьей арки коснулся бы фальшивых волос на макушках, таким низким он был. Ещё одно прегрешение, которым служители храма – по велению свыше или же собственному суждению – стыдили кающихся.
Снова путь нам преградила чаша с водой. Мэрг омыла лоб, а я помотала головой.
– Каролина, здесь так принято.
– Я не буду.
Она хотела возразить, но в последний момент передумала и отправилась дальше. Последняя арка – такая низкая, что нам пришлось согнуться под ней. Последняя возможность покаяться холодной воде. Я ощутила во рту металлический привкус, ржавые буквы в приступе тошноты затанцевали перед глазами. В этот раз Мэрг ждала, как я поступлю.
Смочив лоб, я пригнулась и быстро прошла под словом РАСПУТСТВО.
… И едва не столкнулась с мужчиной в длинной рясе. Он был ещё довольно молод, но от сутулости и чрезмерной худобы служитель выглядел болезненно дряхлым. Его длинное худое лицо словно бы ничего не выражало, только нижняя губа подрагивала.
– Мы пришли к Отцу Кьело, – сообщила Мэрг, предвосхитив возражения.
А таковые явно имелись, просто служитель пока не сумел их сформулировать. Он боязно рассматривал нас: слишком открытые шеи и развёрнутые плечи, недостаточно блёклые платья… Теперь несчастному придётся мыть глаза ледяной водой из чаш, пока Боги молнией не поразили его за столь долгое созерцание греха.
– Вам здесь нечего делать, – выдавил служитель наконец.
– Разве двери храма открыты не для всех? – Мэрг приторно улыбнулась.
Прежде чем служитель успел мысленно и вслух проклясть нас, громогласное эхо покатилось по проходу от алтаря до выхода.
– Что случилось, Терек?
– Эти женщины, Отец… – Вздрогнув, Терек развернулся. – Их присутствие оскверняет святые стены храма.
– Этих женщин, как и нас с тобой, создали Боги, – снова прогремел голос. – Или ты усомнился в мудрости Богов и совершенстве их творения?
Служитель потупился и с невнятным бормотанием удалился. А мы с Мэрг по длинному проходу – между рядами скамей – направились к высокой фигуре в белом. Я осторожно разглядывала благословенное место, которое прежде видела только снаружи, да и то мельком. После давящих на голову и чувство вины арок от высоты потолка перехватило дыхание. Высокие витражные окна будто не пропускали свет снаружи, а сами его излучали. Стены переливались россыпью мозаики с огромными изображениями Богов: величественные фигуры в многослойных летящих одеждах цветов неба, солнца и просыпающегося по весне леса. Красотой и статью они походили на древних людских королей, но лиц у изображённых Богов не было. Как не было у них имён, потому что Боги могут нарекать нас и наделять чертами, а не наоборот.
Отец Кьело терпеливо ждал у рельефного каменного алтаря. Он сам являл собой воплощение греха: высокий и атлетичный, с ухоженными ногтями и царственной осанкой. Его лоб венчал тонкий золотой ободок, длинные белые одежды стекали по ступеням подобно водопаду.
Моё нескромное глазение осталось незамеченным – Отец подался навстречу Мэрг.
– Мэргели, моя своенравная дочь. Ты заходишь нечасто, но всякий раз это великая радость для меня.
Мэрг склонилась и поцеловала костяшки пальцев обеих его рук.