Каролина

Соммер Мэри

Дэзи подошла ближе.

– Может, там не пусто вовсе? – спросила она. – Может, занято кем-то, а ты об этом не помнишь?

Моё сердце откликнулось и забилось быстрее. Что бы там ни скрывалось внутри меня, сейчас оно одновременно радовалось и ныло.

– А ты, Дэзи? – Правила хорошего тона диктовали ответный интерес. Говорить о любви мне было неловко, поэтому я спросила: – У тебя были мужчины?

Дэзи излишней стеснительностью не страдала.

– Конечно. Признаюсь, их было немало, – она хихикнула, но сразу же посерьёзнела. – Вот

только мужчинам, даже лучшим из них, не достаёт важного.

– Чего же?

На фоне окна Дэзи повернулась ко мне, а я – к ней. Оранжевые блики рисовали её профиль и заигрывали с тем странным блеском её глаз.

– Мужчины, – она моргнула всего раз, – не умеют смотреть.

Мэрг

Я задремала совсем ненадолго, но рёбра намекали, что пора бы уже подняться с жёсткого пола. Разморенное тело казалось очень тяжёлым, и я решила начать с простого: пошевелила пальцами ног. Хм, любопытно, в каком из углов валяются туфли?

– Твоё сердце так стучит, – сонно пробормотала Дэзи.

Её голова лежала у меня на груди, вот Дэзи и заметила раньше. Я почувствовала после её слов. Странно, мне ведь было хорошо и спокойно. А что, если забившись однажды сильно-сильно, догоняя частое дыхание и сотрясающую тело дрожь, сердце больше не вспомнит свой привычный размеренный ритм?

– Вернёмся домой? – Больше я не слышала ничего, кроме этого стука.

– Угу…

Я рассеянно погладила её по волосам.

– Просыпайся, Дэзи. Тебя ждут перьевая подушка и мягкие льняные простыни.

– Как же мне проснуться, если слова твои мелодичнее колыбельной? – Она всё же села и тряхнула головой, прогоняя остатки грёз. – Мне и здесь неплохо. Можем остаться до утра… мм, до того, что через неделю. Или до первого осеннего, когда похолодает, что скажешь?

Скажу, что пустота снова разъедает меня и требует со всех ног мчаться домой.

– Скажу, что через час ты проголодаешься, сбежишь на кухню к Гвину и заставишь его среди ночи потрошить курицу, чтобы сварить бульон понаваристей.

С этим аргументом Дэзи спорить не могла.

Мы вышли в тёплую летнюю ночь. Вся энергия, которая копилась для неё, уже израсходовалась, и мы вяло шагали к площади – по самому короткому пути к борделю. Торжественные раскаты шумели уже не так звонко, в общем гомоне легче различались отдельные голоса.

– Там, кажется, представление начинается! – Мы обошли акробата на ходулях (утомившийся, он сидел на низкой крыше какого-то запертого склада), и Дэзи встала на носочки, чтобы поверх голов разглядеть помост в центре площади. – Подойдём ближе? Начало посмотрим – интересно же, кого показывать будут, – а потом сразу домой.

Дождавшись моего кивка, Дэзи нырнула в поредевшую толпу. Я одновременно пыталась не отставать и вертеться по сторонам в надежде встретить других наших девушек, но узнать никого не смогла. Жаль, что мы разбрелись и не веселились все

вместе.

Подобно юркой ящерице, только с локтями, Дэзи ловко прокладывала нам путь и остановилась у самого помоста. Представление готовилось за тяжёлыми бархатными кулисами; пока они не колыхались и звуков никаких не пропускали, между нитями бахромы даже носок туфельки не мелькнул.

– Что же там? – От возбуждения Дэзи принялась кусать ноготь мизинца. – В последний раз я смотрела представление на ярмарке, когда ребёнком была. Ну, ещё до… Тогда кукольное было, может, и сейчас куклы появятся?

В ответ на её радостные предчувствия половинки кулис медленно поползли в стороны. Взоры всех на площади обратились к пустой сцене маленького открытого театра. Когда галдёж совсем стих и воцарилась тишина, что-то коротко прошуршало – с таким звуком тащат по деревянному настилу мешок муки, – и с потолочной балки свалился мужчина. Свалился и повис, раскачиваясь на скрипучей верёвке, обхватившей его шею. От собственного веса хрустнули его позвонки, но мёртв мужчина был уже какое-то время: кровь на его дорогой одежде подсохла корочкой.

Вопли ужаса прорезали воздух. Один совсем рядом – Дэзи, – я схватила её за руку. Толпа, как один целостный, поражённый внезапной хворью организм, пришла в движение. Скрип-скрип… всё медленнее раскачивался повешенный. Совсем как кукла. Не моргая, я смотрела в распухшее лицо моего бывшего работодателя герцога Лосано. На его лбу, криво написанное кровью, алело слово «убийца».

Крики окрасились разными оттенками: к испуганным добавились мольбы о помощи и обрывистые предсмертные стоны. Дэзи потянула меня прочь от помоста.

Перед глазами замелькали пятна. Сверкающие огни разрослись чудовищами, которые скакали от здания к зданию, и огромными зубастыми челюстями пожирали крыши. Что случилось с людьми? Вот один тянется к своей маске, достаёт из неё спицу – золотой солнечный луч – и втыкает её в горло стоящего рядом. Вот другой бросает камень в витрину чайной лавки и по осколкам лезет внутрь.

Минуты растянулись в вечность. Сквозь визжащий, толкающийся клубок мы с Дэзи пробирались к боковой улице. Снова я выглядывала и не находила знакомых; сбивчиво и путая слова, я молилась всем забывшим нас Богам, чтобы девушки ждали дома в безопасности.

Несколько раз чьи-то руки тянулись и хватали наши платья, но нам удавалось отбиться.

У фонарного столба трое мужчин догнали четвёртого. Крошечная часть моего сознания, ещё способная анализировать, отметила на троих кожаные перчатки с рисунком солнца на тыльной стороне. Такие же я сжимала во время танца, в такую через меня передали записку.

Трое распластали четвёртого на земле. Один из них взгромоздился сверху и выводил на лбу уже бездыханной жертвы слово «вор».

– Во славу Богов! – заорал он, вознося к небу руки в окровавленных перчатках. – Очистим от скверны мир, и новый день озарит его солнечным светом!