Каролинец
Шрифт:
— Отсюда следует, мадам, что имела место измена. Однако, кроме меня, в тайну были посвящены только генерал Молтри и майор Лэтимер. Следовательно, кто-то из них двоих предатель. Поскольку мы убеждены — по причинам, которые, я полагаю, вам ясны — что генерал Молтри предателем быть не может, напрашивается неибежный вывод: вина за это страшное преступление лежит на вашем муже.
Миртль разжала губы, собираясь что-то возразить, но губернатор предостерегающе поднял руку:
— Все, о чем я прошу вас, мадам — ответить на один-два вопроса. Прежде всего, сообщал ли вам вчера майор Лэтимер о том, что генерал Линкольн тайно заходит в тыл британской армии?
Миртль не дала определенного ответа. Она вдруг ощутила, что вся ее непоколебимая решимость говорить правду и ничего, кроме правды, разом рухнула после первого же заданного ей вопроса. Она затравленно взглянула на Ратледжа, потом на Лэтимера; лица обоих были суровы и напряжены.
— Отвечайте, мадам, — сурово сказал Ратледж.
Миртль опустила глаза.
— Да, — едва выдохнула она.
В первый момент все онемели. До последней секунды грозные судьи, вопреки очевидному, внутренне сопротивлялись признанию вины Лэтимера.
— Черт! — вырвалось у Гедсдена.
Добродушная физиономия Молтри вдруг потемнела. Он развернулся в сторону Гарри.
— Господи! Вот лицемерный предатель! — прогромыхал генерал, и Лэтимер вздрогнул, как от пощечины.
— Нет! Нет! — отчаянно закричала Миртль, и голос ее был скорее сердитым, чем испуганным. — Как вы можете! Вы же знаете, генерал Молтри, что это не так! Вы знаете его всю жизнь, он рисковал собой ради вашего дела. Неужели вы сомневаетесь, что если он и рассказал мне, то безо всякой мысли об измене. Он рассказал только из любви ко мне, из сострадания, чтобы успокоить мучившие меня страхи.
— Всем нам известны прошлые заслуги мистера Лэтимера в борьбе за свободу, и мы не предполагали ничего иного, мадам, — заверил Ратледж, словно упрекая Молтри, и перевел взгляд на Гарри.
Лэтимеру показалось странным, что тот, на чью дружбу он в этот трудный час так рассчитывал, выступает против него, тогда как человек, к которому он относился неприязненно, старается сдержать резкие колебания весов правосудия.
Тем временем Ратледж, не сводя с Гарри своих темных глаз, продолжал тем же ровным тоном:
— Несдержанность и неблагоразумие с самого начала отмечали его поступки и сводили на нет многие его благие намерения. По этой причине он иногда оказывал нам медвежьи услуги. Это самое большее, в чем мы его сейчас обвиняем. Однако в последнем случае несдержанность является почти таким же серьезным проступком, как шпионская деятельность, и заслуживает такого же сурового наказания.
Он заметил, что миссис Лэтимер вся сжалась и лицо ее исказила гримаса. Губернатор помедлил немного, чтобы дать ей время совладать со своими чувствами и задал следующий вопрос:
— Следовательно, вы, мадам, понимая, из каких соображений муж поделился с вами секретными сведениями, не посовестились немедленно передать их вашему отцу?
— А вот этого я, точно, не делала! — горячо возразила Миртль. — Я готова поклясться в каждом своем слове, мистер Ратледж.
— Миссис Лэтимер, клятвами не опровергнуть фактов. А факты можно установить. Вашего отца арестовали через четверть часа после вашего ухода от него. Во время ареста он как раз заканчивал письмо, лежащее сейчас передо мною — письмо, написанное шифром. Одно это уже доказывает, что оно предназначалось врагу. Шифр этого письма сродни тому, который использовался в записке, обнаруженной позавчера у вражеского агента.
— Я ничего не знаю об этом, сэр. Ничего. Ни вчера, ни в другое время я не сказала ни слова ни моему отцу, ни кому бы то ни было еще о том, что узнала от мужа.
— Безусловно, господа, — вмешался Лэтимер, — при отсутствии других доказательств достаточно ее утверждения. А сверх того, что я — предатель, ничего доказать нельзя. За это, повторяю, я понесу ответственность сполна. Но не надо, прошу вас, подвергать мою жену дальнейшей пытке.
Миртль посмотрела на него, в ее глазах зажегся свет нежности и удивления. Она сознавала, в какой оказалась западне, но эта защита, его готовность заслонить ее собой согрели Миртль и приглушили все остальные чувства. Она знала, какою была в его глазах: он считал ее виновной в измене, которая подтверждалась всей открывшейся ему ложью. Гарри уверен — и он имеет на это право, — что ее ложь скрывала двойную измену. И все же, несмотря ни на что, он принимает на свою незапятнанную совесть всю вину и весь позор за это преступление, не боясь поплатиться жизнью и умереть презираемым и обесчещенным.
Это прибавило ей сил рассказать все — хотя бы для того, чтобы он смог, наконец, узнать правду.
Голос Молтри, их друга, вывел ее из задумчивости своей неприязненной интонацией:
— Вы забываете, сэр, что миссис Лэтимер уже призналась. Вы рассказали ей…
— Но не она — своему отцу! — грубо перебил Лэтимер. — Я рассказал это ей, точно так же мог рассказать и другому. Почему бы и нет? Мистер Ратледж поведал здесь о моей болтливости и несдержанности. Что мне мешало не ограничиться только моей женой?
— В настоящий момент, — прервал его Ратледж, — нас интересует лишь то, что вы доверились ей. — И он отвернулся к Миртль. — Миссис Лэтимер, скажите, с какой целью вчера вы нанесли визит своему отцу?
— Разве есть что-нибудь необычное в посещении отца дочерью? — фыркнул Лэтимер.
Ратледж постучал карандашом по столу.
— Попрошу вас, майор Лэтимер! Если вы не в состоянии держать себя в руках, я допрошу свидетельницу в ваше отсутствие. Пожалуйста, миссис Лэтимер.
Она произнесла низким, грудным голосом:
— Чтобы вы поняли все до конца, нужно начинать издалека. И даже тогда вы, вероятно, мне не поверите. Я могу только повторить и готова присягнуть, что скажу вам всю правду.
Ее слова произвели на всех странное впечатление, будто предвещали новые неприятные открытия. Видимо, этот неофициальный допрос только начинается.
— В феврале, когда мой отец вернулся в Чарлстон и слег от опасной болезни, — начала Миртль, — я пришла к нему, чтобы помириться и выполнить свой дочерний долг. Он находился в очень тяжелом состоянии. — И она изложила историю своей первой встречи с квакером и разоблачения Нилда. Подробности этой истории поразили всех, и особенно Гарри: у него было такое чувство, будто Миртль собственноручно отдала Мендвилла — своего любовника! — в руки палачей.