Карта хаоса
Шрифт:
– Ты по крайней мере знаешь, что именно я пишу, – продолжал брюзжать Уэллс. – Я для тебя прозрачен как стекло, а вот ты…
– …тайна за семью печатями, и ты не можешь этого пережить, – закончила его фразу Джейн. – Знаю, знаю. Но ведь я уже сказала тебе однажды, что не существует иного способа поддерживать в муже интерес к себе. И я не могу позволить, чтобы ты разгадал меня, дорогой. Как только ты все узнаешь, тебе сразу станет скучно, ты начнешь искать другие загадки, и твое великое произведение, которое одно имеет значение, никогда не будет завершено… Так что возвращайся в свой кабинет и оставь меня с моими банальными забавами. Это сущие пустяки. Гораздо хуже даже твоих старых историй.
– Ну, уж об этом позволь судить мне! – ответил Уэллс. Он скорее изумился, чем рассердился, обнаружив, что находится уже за порогом. – Хотя, полагаю, ты права, как всегда, права. Пора мне вернуться к собственной работе и…
– Прекрасно, дорогой.
Джейн скрылась в своем святилище, подмигнув мужу на прощание. Уэллс пожал плечами, хотя этого уже никто не мог увидеть, спустился на первый этаж и зашел к себе в кабинет. Усевшись на стул, он обвел комнату равнодушным взором. Хотя он расставил книги и разные предметы на полках так же аккуратно, как Джейн, его рабочее место внушало лишь мысль о привычке к порядку. Сколько бы он ни переставлял собранные здесь вещи, теплоты в атмосфере не прибавлялось. Уэллс тяжело вздохнул и уронил взор на лежащую перед ним стопку чистых листов. На них он собирался изложить все, что знал, все, что успел увидеть. Возможно, его опыт переменит судьбу мира, подумал он, и тотчас задался вопросом: чего больше было в его надеждах – чувства долга или тщеславия? Ладно, пожалуй, лучше оставить некоторые вопросы без ответов. Уэллс взял ручку, чтобы приступить к своему “великому творению”, как называла его Джейн. Из окна просачивались в кабинет звуки с улицы, а также из близкого парка – шум мира, окутанного приятной уверенностью, что он единственный в своем роде…
I
Агент специального подразделения Скотленд-Ярда Корнелиус Клейтон сейчас мечтал только об одном – чтобы у всех гостей, приглашенных на ужин, устроенный графиней Валери де Бомпар в честь успешного завершения его первого дела, вдруг разом заболел живот, у всех, кроме, разумеется, его самого, и тогда он смог бы поскорее остаться наедине с прекрасной хозяйкой замка. Почему бы и нет? – спрашивал он себя, машинально поднося вилку ко рту. В конце концов, и такие коварные вещи порой случались, особенно если не забывать, что кухарка, служившая в замке, обладала известным опытом по этой части, ведь не далее как три месяца назад она отравила подпортившейся едой всех здешних слуг. Однако гости уже приступили ко второму блюду, и никто не выказывал признаков недомогания. Клейтон смирился с мыслью, что придется высидеть проклятый ужин до конца. Пожалуй, будет легче, если он до поры до времени выкинет из головы мечты о графине и станет просто выслушивать комплименты, которыми его осыпали гости, не забывавшие между тем и про еду. Да разве он не заслужил похвал? Клейтон прибыл сюда в качестве ученика легендарного Ангуса Синклера, капитана специального подразделения Скотленд-Ярда, но именно остроумный план Клейтона, а вовсе не пресловутый опыт его шефа избавил деревню Блэкмур от ужасной напасти.
Полицейских прислали в Блэкмур сразу, как только в деревне появились первые жертвы. С несчастными расправились так жестоко, что даже лондонские газеты не прошли мимо здешних кровавых событий. Чудовищные убийства начались вскоре после того, как кухарка отравила слуг, и каждое преступление совершалось непременно в первый день полной луны. До этого жертвами неведомого зверя были коровы и овцы, не считая мелкого лесного зверья. Правда, подобной свирепости ни один известный хищник прежде не проявлял, и обитатели Блэкмура в ужасе ожидали, когда чудовище пожелает отведать еще и человечьего мяса. Вероятно, отчасти и по этой причине графине Валери де Бомпар стоило таких трудов нанять новых слуг, пока прежние выздоравливали после отравления. Молодежь отказывалась идти к ней – и не только потому, что графиня платила жалованье не так аккуратно, как можно было ожидать от столь состоятельной дамы, – нет, им было жутко служить в замке, стоявшем посреди леса.
Клейтон прекрасно понимал их резоны: громадный и мрачный замок был выстроен из камней, словно перенесенных сюда из кошмарного сна. Внутри же он выглядел еще более зловещим. К примеру, столовая, где протекал упомянутый ужин, представляла собой зал с высокими потолками – такой огромный, что камин, над которым висел портрет графини, с трудом мог его прогреть. В этом зале, больше напоминавшем склеп, со стенами, украшенными полинялыми гобеленами и рыцарскими щитами, стоял необычайно длинный дубовый стол – до того длинный, что гости чувствовали себя за ним крайне неуютно. К тому же во время общей беседы всем приходилось напрягать голос, словно тенорам на сцене. Клейтон окинул взглядом тех, кто был приглашен, кроме них с капитаном, на ужин. Таких было четверо – все люди малозначительные, чья биография уместилась бы на обороте игральной карты: пузатый судья Домби, тощий отец Харрис, холеный доктор Рассел и деревенский мясник, здоровяк по фамилии Прайс, под чьим руководством совсем недавно жители с собаками прочесывали леса Блэкмура. Когда агенты прибыли из Лондона, чтобы расследовать это дело, никто из перечисленных лиц не встретил их с распростертыми объятиями. Но теперь, три недели спустя, они, казалось, из кожи вон лезли, чтобы первая их встреча была забыта, и опутывали полицейских паутиной лести. Клейтон метнул быстрый взгляд на дальний край бесконечного стола, где сидела та единственная, чье мнение его на самом деле волновало, – графиня де Бомпар. Она в свою очередь весело разглядывала агента. Неужели он казался ей позером, который с наигранной небрежностью принимает похвалы? Может, стоило дать ей понять, что он относится к своему подвигу как к делу самому обычному и рядовому? Кто знает. Под взглядом графини Клейтон неизменно чувствовал себя совершенно беззащитным, словно солдат, которого внезапная атака врага застала врасплох и он выскочил из палатки безоружным.
Клейтон скосил глаза на сидевшего рядом шефа в надежде уловить какую-нибудь подсказку, но капитан Синклер налегал на жаркое, явно не прислушиваясь к общему разговору. Только изредка он рассеянно покачивал головой, из-за чего пряди волос падали на странную линзу, которая закрывала его правый глаз, отбрасывая красные отблески. Судя по всему, заслуженный капитан решил держаться на втором плане, отдав ученика на волю судьбы. Клейтон про себя ругнул Синклера за непрошибаемое молчание, хотя во время расследования тот ни на минуту не закрывал рта и при каждом удобном случае спешил продемонстрировать свои мудрость и опыт, а также менял гипотезы, едва какая-нибудь новая деталь всплывала, оживляя его воображение. Но совсем уж неловкой получилась сцена, когда капитан в порыве воистину отеческой заботы позволил себе давать Клейтону советы романтического плана. На беду, Синклер имел привычку не называть вещи своими именами, а прибегал к такому количеству метафор и эвфемизмов, что к концу разговора ни один из них двоих уже не мог сообразить, о чем, черт возьми, шла речь.
– Иными словами, несмотря на молодость, вы наделены незаурядным умом, агент Клейтон, – говорил в это время судья, словно бы подводя итог. – И смею надеяться, никто из сидящих здесь не сомневается в этом. Хотя не могу не признать: поначалу ваши методы показались мне несколько… импульсивными. – Он улыбнулся полицейскому с чрезмерной любезностью.
Агент замешкался всего лишь на миг, прежде чем улыбнуться в ответ. Он понимал, что судья не мог побороть соблазна и добавил в свою речь критические нотки, чтобы дать понять собравшимся: если два городских баловня, мнившие себя белой костью, и сумели распутать здешнее дело, то только потому, что прибегли к весьма нетрадиционным методам, до каких сам судья никогда бы не опустился.
– О, я понимаю, почему мои поступки могли показаться вам излишне импульсивными, – с чувством собственного превосходства ответил Клейтон. – На самом деле именно такое впечатление я и хотел произвести на нашего врага. Однако каждый мой шаг был серьезно обдуман и подчинялся самому строгому дедуктивному методу. Этому я научился у моего наставника капитана Синклера, которому очень многим обязан, – заключил он с напускной скромностью, после чего легким наклоном головы поблагодарил шефа.
Тот рассеянно кивнул в ответ.
– Я так сразу и подумал! – поспешил вставить доктор Рассел. – И не случайно! Ведь врач тоже должен использовать дедуктивный метод в своей каждодневной практике. В отличие от судьи, меня не обманул ваш юный вид и внешнее отсутствие опыта, агент Клейтон. Я с первого взгляда умею распознать научный подход к делу.
Судья расхохотался, и его огромный живот заколыхался.
– Кого вы хотите обмануть, Рассел? – Он ткнул вилкой в сторону врача. – Весь ваш научный метод свелся к тому, что вы ставили под подозрение всех обитателей деревни по очереди, включая сюда и старую миссис Спролз, которой вот-вот стукнет сто лет и которая передвигается только в инвалидной коляске.
Доктор собрался было ответить, но его опередил мясник:
– Ну, раз уж вы принялись перечислять чужие ошибки, судья, не лишним было бы вам вспомнить и свои собственные, а потом извиниться кое перед кем за возведенную напраслину.
– Смею вас заверить, что я не позволил бы себе ничего такого, держи вы у себя дома кошку, а не громадного пса, который…
Прежде чем судья договорил, с дальнего конца стола раздался звонкий голос графини Валери де Бомпар. Все завороженно повернули головы в ее сторону – впечатление было такое, что в стаю коршунов случайно залетела голубка.