Карта костей
Шрифт:
Когда в коридорах под нами все успокоилось, мы поползли по туннелям, спускаясь с одного уровня на другой. На этот раз, пробираясь мимо пустых помещений секции А, я знала, чего ожидать, поэтому сжимала зубы и клялась себе, что не закричу, когда меня настигнут видения о взрыве. Мы зашли слишком далеко и не могли позволить, чтобы нас поймали из-за моих неосторожных воплей, чтобы ночной патруль выкурил нас, как крыс. Дождавшись вспышки взрыва в голове, я прижалась к стенке трубы и подумала о Кипе. Когда пламя меня отпустило, на прокушенном языке появился привкус крови, но я умудрилась не издать ни звука.
Труба
Почти все пространство занимало одно огромное помещение с колоннами, подпирающими потолок. Как и верхние комнаты, оно было ободрано до самого бетона: стены пестрили сколами и рубцами, отовсюду торчали обрезки проводов. Но из комнат выше все вынесли, а здесь ряд за рядом стояли резервуары. Те, что я разглядела — ближайшие — пустовали. Свечение, наполнявшее зал, исходило от панелей, где мигали крошечные зеленые огоньки.
В центральном ряду резервуары по размеру подходили только для одного пленника, дальше по сторонам шли довольно объемные, как в Нью-Хобарте. Так же, как и там, в каждом ряду стояли лестницы, дающие доступ к резервуарам сверху. Над баками висело переплетение трубок и проводов, а через центр потолка тянулась огромная труба в несколько метров в диаметре, которая грохотала звуком нетерпеливой реки.
Опираясь на локти, я поползла к следующей решетке, которая располагалась прямо над лестницей. Мне пришлось зажечь лампу, чтобы открутить винты. Нож притупился, руки тряслись от напряжения и гнева, но здешние винты не заржавели как на более высоких уровнях, так что через несколько минут люк открылся. Я осторожно подняла решетку, отложила в сторону и спрыгнула на лестницу всего метром ниже.
Я попыталась приземлиться мягко, но как только ноги встретились с металлом, с середины зала послышались торопливые шаги. В тусклом свете и через ряды стекла человека было не различить, но я уже знала, кто это.
Глава 36
Когда я наконец его разглядела, Зак в двадцати метрах от меня пробирался к дальней двери. Он остановился в тот момент, когда рядом со мной приземлился Дудочник. Его подошвы еще не коснулись лестницы, а рука уже вскинулась, готовая метнуть нож. Дудочник нежно сжимал рукоять между большим и указательным пальцами, однако я много раз видела, как он убивал, поэтому знала, что он пустит нож в горло отнюдь не нежно.
— Убьешь меня — убьешь ее, — произнес Зак.
— Если поднимешь тревогу, я все равно погибну, — ответил Дудочник. — Касс поместят в бак, а меня запытают до смерти. Мы с ней знаем, какой сделаем выбор, если до этого дойдет. — Он наверняка вспомнил то же, что и я: страшную минуту под Нью-Хобартом, когда мы проигрывали сражение и его нож был направлен на меня. Мы никогда это не обсуждали. Потому что и не требовалось.
— Даже не думай сбежать, —
— Черт побери, хоть лампу потуши! — крикнул мне Зак. — В некоторых трубках сероводород, тебе руки оторвет!
Я не до конца поняла, о чем он говорит, но паника в его глазах, когда они метались от лампы к трубам на потолке, выглядела очень убедительно. Я подняла шторку фонаря и задула пламя, погружая нас в тусклое зеленоватое свечение машин.
— Можешь тыкать в меня своим ножиком сколько хочешь, но тебе никогда не выбраться из Ковчега, — заявил Зак Дудочнику.
— Я знаю, что вы делаете, — сказала я. — Знаю о взрывном механизме и Далеком крае.
— Ничего ты не знаешь, — перебил он меня.
— Когда-то в камерах сохранения ты сказал, что хотел бы сделать что-то в своей жизни. Изменить мир. С тем, что вы здесь нашли, ты можешь это сделать. Не взрывные механизмы, другое. Ты мог бы покончить с рождением близнецов. Знаешь же, что это возможно. В Далеком крае этого добились.
— И всех нас сделать такими же уродами, как вы двое? Если покончить с рождением близнецов, так и произойдет. Это не избавит нас от омег. Это всех сделает омегами.
— Ты предпочел бы сохранить фатальную связь? — поинтересовался Дудочник.
Зак пренебрежительно отмахнулся:
— Теперь есть возможность ее обойти. Я нашел способ освободиться от вас с помощью резервуаров. Нам не нужен Далекий край. За четыреста лет мы сумели сохранить человечество. Правильное человечество. Мы пережили взрыв, Долгую зиму, засушливые годы, четыреста лет мертвых земель и все остальное, с чем пришлось бороться. И после всех усилий, если ты доберешься до Далекого края, он все уничтожит. Мы нашли способ освободиться от омег, но Далекий край может всех нас превратить в уродов.
Я покачала головой:
— Считаешь, в том, что ты предлагаешь, больше человечности? Создание еще одного взрыва и уничтожение Далекого края, а не отмена рождения близнецов и принятие того, что у всех будут мутации?
— Если ты правда думаешь, что быть омегой ничуть не стыдно, почему так долго это скрывала? — процедил Зак. — Почему лгала все наше детство, из кожи вон лезла, изображая, что ты одна из нас?
— Хотела остаться в семье. — Я не отводила глаз. — С тобой.
Эти разговоры с Заком всегда заканчивались одинаково. Мы говорили о взрыве, о будущем целых стран, судьбах людей как здесь, так и Далеком крае, но если проследить все его аргументы, мы в конце концов вернемся к тому же: испуганному обиженному ребенку, который боится, что никогда не добьется своего права, данного от рождения. Что люди сочтут уродом его, а не меня.
Такая мелочь по сравнению с судьбой целого мира! Но я чувствовала, что база его чудовищных планов кроется именно в ней. Если убрать резервуары, Синедрион, Ковчег, взрывной механизм, останется только мой сердитый и испуганный брат. Скрывая свои видения, свой дар, стараясь воспрепятствовать нашему разделению, я оттолкнула его гораздо дальше, чем если бы позволила заклеймить себя намного раньше.
Дудочник прервал мои мысли:
— Ты настолько глуп, что думаешь, будто взрыв можно сдержать? Если ты пошлешь его в Далекий край, он что, не повредит нам здесь?