Карта костей
Шрифт:
Я, скривившись, посмотрела на тела. Несмотря на одутловатость, люди не имели мутаций — ни дополнительных конечностей, ни недостающих глаз. Каждый — экземпляр замаринованного совершенства. Они берегли себя, но не для нас. Я стояла рядом с Дудочником; его единственная рука касалась стекла неподалеку от моих рук. Для этих людей мы с Дудочником были лишь мерзостью.
Он посмотрел на запястье ближайшего мужчины, где то ли трубка стала продолжением плоти, то ли плоть — продолжением трубки.
— Если они живы, может, попробуем их разбудить? Побеседовать? Черт побери, если это действительно люди из Ковчега,
— Синедрион уже пытался. — Я указала на три пустых бака. — Но я могла бы им и так сказать — эти люди уже ничего не поведают потомкам. — Я подошла ближе, заглянув в белесые глаза плавающего человека. Прижала руки к стеклу, но ничего не почувствовала. В бессознательных телах омег в резервуарах под Уиндхемом чувствовались проблески жизни. Понимание того, что в ловушке каждого тела, пронзенного трубками, теплится разум, вызывало ужас. Но человек, который сейчас плавал передо мной, представлял собой лишь мешок плоти, без сознания, которое можно разбудить.
— Они не мертвы, — повторила я. — Но от них уже ничего не осталось.
Это были уже не люди, так же, как коряга не была деревом.
Мы оставили их там, в баках. Приторная вонь еще долго преследовала меня по дороге.
Мы миновали наполовину разобранные комнаты и гулкие коридоры, добравшись до южного края секции А, когда снова раздался взрыв. Дудочник прошел в просторную комнату прямо передо мной. Когда я проследовала за ним, у дверного проема меня настигло воспоминание о пламени. Взорвалось так, что у меня закатились глаза. Я отпрянула и наверняка вскрикнула, потому что почувствовала, как Дудочник схватил меня за талию, когда я падала. А потом все закончилось. Не потемнело — просто закончилось. Мир разорвало пламенем, и, прежде чем Дудочник успел опустить меня на пол, я потеряла сознание.
Я очнулась на бетонном полу. Дотронувшись ладонями до лица, нащупала на потной коже пыльный налет.
В голове мелькнула еще одна вспышка.
— Не могу сейчас с этим справиться. — Я потрясла головой, словно могла прогнать видение.
— Успокойся, — произнес Дудочник. — Слушай меня.
— Не рассказывай, как мне справиться, — рявкнула я. — В моей голове происходит конец света. Раз за разом. Ты понятия не имеешь, каково это.
Только Ксандер знал. И Лючия, пока ее не поглотило море. Сейчас меня могли понять лишь покойница и юродивый.
— А может, это не то, что ты думаешь? — тихо предположил Дудочник.
Я посмотрела на него:
— Ты не живешь этим каждый день. Думаешь, лучше знаешь, как мне справиться, хотя даже не догадываешься, что я вижу и чувствую?
— Я этого не говорил. Просто прошу подумать. — Он наклонился ближе. — Почему прошлое приходит к тебе только в этом видении и ни в каком другом?
Как сосредоточиться на вопросе, когда на задворках разума все еше горит огонь, когда сверху на меня вот-вот обрушатся земля и река?
— Иногда мне видится прошлое. — Я села. — По крайней мере, у меня такое впечатление.
Мне не всегда удавалось распознать, что ко мне пришло: видение, сон или воспоминание. Время играло злую шутку. В запретном городе на вершине холма я чувствовала жизнь
— Знаю, это не так просто, — согласился Дудочник. — Но почти все твои видения — реальные видения — из будущего, а не из прошлого. Почему же со взрывом по-другому?
Я покачала головой:
— Взрыв — не только прошлое. Он не вписывается в единое время, как другие события.
Дудочник ехал со мной через обугленные мертвые земли; ему лучше всех известно, что взрыв не заканчивается. Он здесь. В наших уродливых телах, в нашем оскверненном мире. Мы живем им каждый день.
— Послушай. Ты всегда предполагала, что твои видения о взрыве — картины прошлого. Но перестань наводить тень на плетень, пытаясь объяснить, почему они отличаются от остальных видений. Вдруг они вовсе не отличаются? — Он не сводил с меня глаз. — Почему взрыв приходит все чаще и чаще? Не только к тебе, но и к Ксандеру. Даже к Лючии до ее смерти.
Повисла тишина. Я услышала реку над нами и гул электричества. Пульс стучал у меня в голове, настойчивый, как торопливые шаги.
— Что-то грядет, Касс. Вдруг ты видишь не прошлое, но будущее?
— Нет! — воскликнула я. Голос звучал удивительно даже для меня самой — высокий, дребезжащий.
— Проект «Пандора», над которым они работали в секторе А — не поиск Далекого края, не разделение близнецов. Это взрыв. Машины нужны, чтобы его повторить.
— Нет! — Это был крик, мольба. Я хотела заткнуть Дудочника. Казалось, одни только слова могут пробудить пламя. Если бы он видел то, что видела я, если бы воочию наблюдал мировой пожар снова и снова... Он не смог бы стоять тут на коленях и строить безумные догадки, вновь пробуждающие взрыв к жизни.
Но внутри меня на фоне дикого ужаса зародилось принятие. Мой разум, много раз видевший взрыв, наконец признал: это не воспоминания, а видения.
Кошмар произойдет снова.
Глава 35
Мы сидели на полу в пыли — крошеве распиленного бетона. В ушах звенело. То ли отголоски видения о взрыве, то ли гул электричества.
Я уставилась в стену. Хотелось сосредоточиться на чем-то одном в мире, где все имело собственную противоположность. Зак — мой близнец и мой враг. Я любила Кипа, но тот тоже оказался чужаком. Взрыв был нашим прошлым, а также будущим. Ксандер потерял рассудок, но его слова сбудутся. «Бесконечный огонь».
— Именно этого я и боялся, — произнес Дудочник. — С тех пор, как взрыв стал приходить к тебе все чаще. Но я до сих пор не понимаю. Альфы не могут использовать против нас взрывные механизмы. С их стороны потери будут не меньшими. Единственный плюс связи между близнецами: бессмысленность массовой резни. Для них взрыв окажется таким же катастрофичным, как и для нас. Если бы они могли поступить так с нами, то сделали бы это давным-давно. Именно поэтому их никогда не интересовало оружие времен До.