Карта костей
Шрифт:
После всего случившегося в Ковчеге странно было застать мир наверху не изменившимся. На валунах лежал снег, ветер гнал облака, прикрывая звезды. Невзирая на наводнение, Ковчег и взрывы, луна продолжала двигаться по небу. Но когда я упала коленями на снег, в ушах все еще звучал гул освобожденной реки под нами, которая пробивала новое русло через Ковчег.
Мы промокли, и нас тут же атаковал холодный ночной воздух. Я посмотрела на руки — они до того тряслись, что даже расплывались перед глазами. Дудочник опустился рядом на пожухлую траву. Я смотрела на темный рот земли у него за спиной и думала обо всем, что поглотила вода, когда я дала
Следующие часы прошли во мраке холода. Когда мы достали вещмешки, на востоке, где располагался ближайший вход в Ковчег, раздался крик. Вдалеке двигались огоньки ламп.
Мы помчались, скользя и огибая валуны, покрытые снежным саваном. Сбежав с холма в высокую траву равнины, мы не остановились. Даже когда погоня отстала, мы продолжали двигаться. Остановиться и заснуть в нашей одежде было равносильно смерти. Края моих мокрых штанов задубели и с каждым шагом стягивали лодыжки льдом.
Поднявшееся солнце осветило мою бледную синюшную кожу. Когда мы добрались до рощицы и отыскали лошадей, снова пошел снег. Мне следовало радоваться, что он скроет наши следы, но сейчас погоня представлялась менее опасной, чем переохлаждение. Я скакала, подавшись вперед, прижимаясь к теплой шее лошади. Рядом ехал Дудочник, ведя в поводу коня солдата, которого мы убили на пути в Ковчег. Казалось, это было давным-давно — столько всего изменилось за эти несколько дней и ночей под землей.
Когда я притормозила и едва не соскользнула с лошади, Дудочник крикнул, чтобы я не останавливалась. Он подъехал ближе и встряхнул меня за плечо. Я попыталась отмахнуться, но руки до того замерзли, что я не могла пошевелить пальцами. Тело превратилось в обузу, кусок охлажденной плоти, который тащила лошадь.
Когда отгорел рассвет, мы уже пересекли равнину и вернулись в лесистую местность. Дудочник привел меня в неглубокую пещеру и привязал лошадей — мои пальцы отказались скручивать поводья. В каменном укрытии мы сняли заледеневшую одежду и, оставшись лишь в белье, сжались в один комок под сухим одеялом. Дудочник замерз не меньше моего и не мог меня согреть.
Мороз пробирал до костей, словно вместе с одеждой мы содрали и кожу. Я совала пальцы по одному в рот, уговаривая их вернуться к жизни. Тепло приходило вместе с болью, возвращая кровь в плоть. Интересно, чувствовал ли то же самое Зак? Как близко мне нужно подобраться к смерти, чтобы тело Зака задрожало в унисон с моим? Я закрыла глаза, укрываясь от мира, и уснула.
Мне снилось побережье. Когда Зои еще нас не покинула, я много раз разделяла ее сны о равнодушных волнах. Но сейчас все казалось иным. Вместо бескрайнего пространства океана я видела белый утес, стоящий оплотом между морем и сушей, надутые ветром паруса и следы морской соли на древесине.
Я никогда не видела этих белых скал. Но их непривычность меркла в сравнении с тем, что скрывалось на корабле.
Я очнулась, крича о Далеком крае.
Дудочник развернулся от входа в пещеру, где горбился над небольшим костерком.
— Ты была со мной в Нью-Хобарте, — произнес он, когда я оделась и рассказала о видении. — Зак продемонстрировал нам носовые фигуры. Я не мог ошибиться, мне известны все корабли моего флота. Синедрион пленил экипажи и Хобба — Воительница упоминала его имя. «Розалинду»
Разве тут поспоришь? Тем более я не могла назвать отличительные особенности увиденного корабля. Белый парус на фоне белой скалы, хмурый искривленный горизонт. Но я знала, что нам нужно ехать именно туда. И когда я описала белый обрыв, Дудочник кивнул.
— Похоже, это Суровый мыс. Но кораблей, способных туда вернуться, не осталось. Мы должны отправиться обратно в Нью-Хобарт и рассказать Саймону и Инспектору о том, что нашли. Теперь нам известно, что Синедрион замыслил устроить взрыв, поэтому нужно укреплять Сопротивление, если мы хотим возобновить борьбу. И как насчет остальных в Нью-Хобарте? Ты ведь помнишь, чем угрожал Инспектор?
Я тоже об этом думала: об Эльзе, Салли и Ксандере, оставленных на милость Инспектора.
— Но мы ведь сделали то, чего в конечном итоге хотел Инспектор, — возразила я. — Если его шпионы донесут до него любую новость о нас, он узнает, что мы уничтожили Ковчег и все находящиеся там механизмы. Даже он не вправе просить нас о большем. Он не предаст нас, пока думает, что мы полезны в его борьбе против машин.
Я так сжала кулаки, что ногти впились в ладони. С тех пор как мне стало известно, что Зак восстанавливает взрывной механизм, время ощущалось конечным. Оно заканчивалось, как воздух над нами, когда мы брели по затопленному Ковчегу. Возможно, я отодвинула его планы, затопив остатки адской машины и уничтожив огромный зал с баками, однако этого было недостаточно. Далекий край существовал, и если Зак и Воительница отыщут его раньше нас, ему грозит пламя.
— Корабль на подходе, — продолжила я. — Не знаю, что это за корабль и как такое возможно. Но он точно связан с Далеким краем. Я чувствую.
Я не могла подобрать слов для объяснения, что я почувствовала, когда корабль вплыл в мое видение — знание, столь же монументальное и незыблемое как стена пещеры позади меня, что он несет на себе отпечаток Далекого края. Что-то под этими белыми парусами казалось до такой степени инородным, что одновременно и зачаровывало, и отталкивало.
— Он скоро будет здесь, — сказала я. — И мы должны найти его раньше Синедриона, иначе лишимся даже призрачного шанса на успех. Некогда возвращаться в Нью-Хобарт. — Я встала. — И я не прошу разрешения. Я все равно пойду. С тобой или без тебя.
Дудочник рассматривал шрамы на костяшках. Сколько раз эти пальцы выпускали ножи? Сколько жизней отняла эта рука? Остановит ли он меня, если я попытаюсь уйти?
— Если мы собираемся помешать Синедриону, Сопротивлению ты нужна как никогда. Ты чуть не погубила нас в Ковчеге. Ты не можешь просто уйти и тем самым подвергнуть себя еще большему риску, — сказал он мрачным голосом.
— Ты говоришь, что я нужна Сопротивлению. Именно поэтому ты пощадил меня на Острове. Но Сопротивление нуждается во мне из-за моих видений. Так послушай же меня.
Дудочник тихо ответил:
— Сопротивлению нужен и я. Чтобы действовать. Принимать решения. Быть уверенным даже тогда, когда во мне самом веры почти не оставалось.
Он посмотрел на меня. Пламя осветило лицо, оставив глаза в темноте. Снег снаружи прекратился, ночь затихла.
Я вспомнила, что он говорил Леонарду несколько месяцев назад. Мужество бывает разным. Я видела, как Дудочник сражался, и видела, как он стоял перед собранным войском и вдохновлял его на битву. Но теперь, чтобы последовать за мной, ему требовалось иное мужество.