Карта времени
Шрифт:
Поскольку часы по-прежнему не желали идти, исследователи решили отмерять проведенное в походе время краткими погружениями в сон, но из этой затеи ничего не вышло. То отдыху путников мешал невесть откуда налетавший шквал, то, измученные трудной дорогой, они падали на землю, чтобы проспать куда дольше, чем планировалось изначально. С уверенностью можно сказать лишь то, что путь в горы оказался не слишком далеким, но и не слишком близким. На первый взгляд горная порода ничем не отличалась от разбросанных по долине слегка светящихся камней, но сам неровный хребет, напоминавший искрошенные гнилые зубы, производил гнетущее впечатление. Его острые вершины взрезали тонкую пелену тумана, в стене кое-где виднелись отверстия — наверняка пещеры. Никакого плана дальнейших действий у друзей не было, и они решили подняться по ближайшему склону. Что тотчас и проделали. Взобравшись на вершину невысокой горы, они впервые смогли как следует изучить окрестности. Расстояние превратило окно в наш мир в сверкающую точку на горизонте. Обратная дорога лежала у ног путников, терпеливо ожидая их, словно верный проводник. Мысль о том, что туземцы могут закрыть проход, ни капельки не волновала отважных первопроходцев, поскольку остатки виски они предусмотрительно забрали с собой. Вскоре выяснилось, что в воздухе есть и другие светящиеся точки. Туман немного заглушал их сияние, и все же таких отверстий в небе было не меньше полудюжины. Неужели это были окна в другие, еще неизвестные миры? Ответ на этот вопрос ждал путешественников в первой же пещере, в которую они решились проникнуть. Едва заглянув внутрь, они обнаружили, что место обитаемо. Повсюду виднелись следы пребывания человека: кострища, лежанки, примитивные орудия и утварь — словом, все, чего Трамеквэну не хватало в деревне тростниковых людей. В глубине пещеры скрывалась узкая темная ниша, стены которой сплошь были покрыты росписью. Авторы рисунков на свой лад рассказывали о повседневной жизни тростниковых людей. Скорее всего, это и были обитатели деревни: кто еще стал бы изображать самих себя в виде смешных долговязых человечков? Вероятно, этот сумрачный мир и был истинной родиной племени. Деревня же служила временным пристанищем, перевалочным пунктом между параллельными пространствами. Впрочем, наскальная живопись показалась Остину и Кауфману не слишком забавной. Их внимание приковали только два рисунка. Первый занимал всю стену и, как решили приятели, был картой тамошнего мира или, по крайней мере, той его части, которую туземцы успели исследовать, то есть гор и небольшой территории вокруг них. На этой весьма схематичной карте были отмечены некоторые окна и, как рассудили путешественники, то, что скрывалось за ними. Идея была очень проста: желтая точка обозначала окно, а фигурки рядом с ней — тот мир, куда оно открывалось. Хижины около окна, сквозь которое проникли исследователи, были не чем иным, как их деревней. Не считая этого, на карте были обозначены еще четыре прохода — меньше, чем виднелось на горизонте. Куда же они вели? Безымянный художник то ли не успел, то ли поленился сделать подробную карту и пририсовал фигурки-символы лишь к тем окнам, что находились поблизости от пещеры. Первый рисунок изображал битву между людьми и странными существами, составленными из квадратиков и прямоугольников. О значении остальных Кауфман и Остин так и не смогли догадаться, как ни ломали голову: картинки выглядели загадочно, будто сны слепого. На противоположной стене была изображена группа тростниковых людей, удиравших от огромного зверя. Животное было четвероногим, коренастым, с драконьим хвостом и гребнем на спине. Кауфман и Остин переглянулись, будто спрашивая друг друга, не в этом ли мире водится чудовище, от одного вида которого бросает в дрожь. Каково это — повстречать его на самом деле? Впрочем, неприятное открытие не охладило исследовательского пыла двух приятелей. У них были надежные ружья и достаточно патронов, чтобы изрешетить стаю подобных чудищ, если они, конечно, существовали на самом деле и не были причудливой аллегорией, порожденной фантазией туземцев. А еще у друзей было виски, волшебный напиток, призванный придать им храбрости или, по крайней мере, сделать смерть в желудке монстра размером со слона не таким уж печальным событием. А что еще нужно человеку?
Как бы то ни было, Остин и Кауфман решили продолжать экспедицию, а для начала присмотреться к ближайшему окну, тому, около которого была нарисована битва. Путь к нему оказался непростым, друзьям несколько раз пришлось поспешно натягивать палатку, чтобы укрыться от песчаной бури, грозившей отполировать их кожу, словно серебряные канделябры. К счастью, огромное чудовище им так и не встретилось. В пути оба вымотались до предела и окончательно потеряли счет времени. По форме и размеру окно ничем не отличалось от того, что привело путешественников в этот мглистый мир. За единственным исключением: за ним приятелей ждали не убогие хижины, а целый город, лежащий в руинах. Хотя вокруг почти не осталось целых зданий, очертания города показались Кауфману и Остину смутно знакомыми. Над развалинами царил мертвый покой, и сколько они ни вглядывались в печальный пейзаж, им так и не удалось заметить на грудах мусора и щебня никакого движения. Что за жуткая бойня могла привести к таким разрушениям? В конце концов, набравшись храбрости, чему в немалой степени способствовали щедрые глотки виски, путешественники решились шагнуть в окно. В ноздри им ударил острый, странно знакомый запах. Одурев от восторга, оба вдыхали дивный аромат и вдруг поняли, что пахнет не что-то конкретное, а весь мир, в котором они родились и от запаха которого успели отвыкнуть на розовой равнине. Держа наготове ружья, друзья стали понемногу продвигаться среди развалин, вглядываясь в бесконечные картины разрушения, пока нечто не завладело их вниманием и не заставило остановиться. Вне себя от ужаса, Кауфман и Остин уставились на то, что преградило им путь, а это было не что иное, как Биг-Бен. Маковка башни валялась посреди улицы, словно отрезанная рыбья голова, и огромный циферблат казался глазом, взиравшим на мир с печальным смирением. Потрясенные страшным открытием, друзья с нежностью взирали на каждое разрушенное здание, всматривались в бесконечные, до самого горизонта, развалины родного Лондона, над которыми кое-где поднимался к небу черный дым, и сердца их затопляла боль. Оба не сдержали слез. Они еще долго простояли бы на месте, оплакивая мертвый город, если бы их не вывел из оцепенения резкий металлический скрежет.
Остин и Кауфман вновь вскинули ружья и, стараясь не шуметь, устремились к холмику из камней и мусора. Надежно укрывшись за ним, они огляделись по сторонам и вскоре обнаружили источник зловещего звука. Его издавали странные железные фигуры, отдаленно напоминавшие людей. За спиной у каждого железного человека была прикреплена маленькая паровая машина, над которой реяло сизое облачко. Эти-то машины, судя по всему, и приводили железяки в движение. Теперь стало ясно, откуда взялся неприятный звук: это громадные ступни железных монстров скрежетали о мостовую. Путешественники не знали, что и думать, пока Остин не откопал среди отбросов газету. Развернув ее дрожащими руками, он обнаружил фотографию тех самых страшилищ, что прошествовали мимо всего несколько минут назад. В газете говорилось о стремительном наступлении автоматов, однако автор призывал лондонцев не поддаваться панике и не терять веру в своих защитников, которыми командовал бравый капитан Дерек Шеклтон. Но самым удивительным открытием оказалась дата выхода газеты. Ее тираж покинул типографию 3 апреля 2000 года. Кауфман и Остин синхронно качнули головами сначала слева направо, потом справа налево и еще долго выражали бы свое изумление таким способом, если бы лежавший поверх холмика кусок свинцовой балки не свалился вниз и его звон не привлек внимание автоматов. Переглянувшись, Кауфман и Остин бросились наутек. Они бежали так быстро, как только могли, не оглядываясь, до самого отверстия между мирами. И даже преодолев его, друзья не остановились. Они бежали, пока ноги не отказались их нести. Наскоро развернув палатку, оба забились в нее и попытались успокоиться и осмыслить то, что им довелось увидеть. Вот когда пригодилось виски. Немного передохнув, они поспешили вернуться в деревню, чтобы немедля проинформировать обо всем Лондон, предоставив Гиллиаму Мюррею искать объяснение произошедшему.
Однако злоключения друзей на этом не закончились. По пути в деревню на них напала гигантская тварь с гребнем на спине, о существовании которой оба успели благополучно позабыть. Приятели не только хорошо рассмотрели диковинное животное, но и попытались его подстрелить. Они израсходовали почти все боеприпасы, но тщетно: пули отскакивали от толстой шкуры, словно от брони, не причиняя зверю никакого вреда. В конце концов охотники догадались стрелять по глазам — единственному уязвимому месту на теле твари. Разделавшись с ней, они сумели вернуться в наш мир, чтобы, не теряя ни одной минуты, написать обо всем увиденном в Лондон.
Прочитав последнее донесение, Гиллиам Мюррей немедленно отправился в Африку. Прибыв в деревню тростниковых людей, он, словно Фома, вложивший персты в раны Христа, первым делом пожелал наведаться в разрушенный город 2000 года. Мюррей провел в деревне несколько месяцев — точнее он сказать не мог, ибо вскоре потерял счет времени, — постоянно устраивая вылазки на розовую равнину и сравнивая собственные впечатления с отчетами Остина и Кауфмана. Как и было сказано в донесениях, в том мире не ходили часы, не было нужды бриться и пребывание в нем превращалось в отрадную передышку на пути к неизбежной смерти. Гиллиам убедился, что замедление времени — вовсе не игра его воображения, когда после возвращения из первого похода в иной мир оказалось, что братья и сестры Вечности, щенка, которого он брал с собой, успели превратиться во взрослых собак. По ту сторону окна Мюррею ни разу не пришлось прибегнуть к бритве, но симпатичный щенок был куда более зримым и убедительным доказательством: время не имело власти над розовой равниной. Вскоре стало ясно, что загадочные отверстия ведут не в разные миры, а в разные эпохи нашего мира. Розовая равнина выпадала из временного потока, в ней люди, животные и растения переставали стареть. Обитатели равнины, те, кого Трамеквэн окрестил тростниковыми людьми, были прекрасно осведомлены о свойствах окон и использовали их для путешествий в разные эпохи. Гиллиама Мюррея охватил восторг пополам с ужасом. Он открыл нечто, способное навсегда изменить судьбу человечества, изменить его представления о мире, расширить границы реальности. Он открыл четвертое измерение.
Жизнь — удивительная штука, не уставал повторять Мюррей. Люди отправились на поиски истока Нила, а нашли окно в 2000 год. Впрочем, так совершаются все великие открытия. Или те, кто снаряжал в плавание «Бигль», преследовали не презренные экономические и политические цели? Результаты той экспедиции были бы куда скромнее, не окажись на борту молодого натуралиста, достаточно наблюдательного для того, чтобы обратить внимание на то, что у зябликов клювы бывают разной формы. Теория естественного отбора изменила мир. Теперь ему предстояло измениться еще раз благодаря открытию четвертого измерения.
Есть ли смысл в открытии, которым нельзя поделиться со всеми? Гиллиаму захотелось отвезти жителей столицы в 2000 год, чтобы они своими глазами увидели, какое будущее ждет их город. Но как переправить толпы лондонцев в деревушку туземцев, затерянную в самом сердце Африки? Пожалуй, проще было переправить в Лондон чудесное окно. А почему бы и нет? Мюррей понятия не имел, возможно ли такое, но не собирался сдаваться. Оставив Кауфмана с Остином сторожить тростниковых людей, он отправился в Англию, заказал железный ящик размером с комнату и с этим ящиком и тысячью литров виски вернулся в деревню, чтобы провернуть операцию, которая должна была изменить мир. В стельку пьяные туземцы согласились исполнить каприз белого человека и спеть свои магические заклинания в железной хижине. Как только внутри ящика раскрылось окно, их вытолкали прочь и надежно заделали вход. Дождавшись, когда последний туземец рухнет на землю, сраженный алкоголем, белые с сознанием выполненного долга тронулись в обратный путь. Путешествие вышло не из легких, и Гиллиам вздохнул с облегчением, лишь когда заветный ящик погрузили на борт корабля в занзибарском порту. По дороге в Британию он не спускал глаз со своей реликвии. Охраняя как зеницу ока железный ящик, вызвавший столько кривотолков у остальных пассажиров, Мюррей нет-нет да и спрашивал себя: а что, если он пуст? Можно ли увезти с собой дыру? Нетерпение узнать ответ превратило путь домой в бесконечную муку. Когда судно вошло в ливерпульскую гавань, Гиллиам не мог поверить, что все позади. Едва добравшись до своего кабинета, он крепко-накрепко запер дверь и открыл ящик. Окно было на месте! Кража века удалась. Оставалось лишь рассказать обо всем отцу.
— Что это, черт побери? — воскликнул Себастьян Мюррей, увидев серебристое марево, трепетавшее в железном ящике.
— То, что свело с ума Оливера Трамеквэна, отец. — Гиллиам произнес имя покойного с благоговением. — Так что будь осторожен.
Мюррей-старший побледнел. Вскоре он побывал в будущем и увидел разрушенный Лондон, в котором люди, словно крысы, прятались среди развалин. Когда он немного оправился от изумления, отец и сын посовещались и решили, что лучший способ познакомить мир с новым открытием — превратить его в доходное предприятие: денег, вырученных от путешествий в будущее, хватило бы на то, чтобы исследовать все четвертое измерение вдоль и поперек. Первым делом они наметили безопасный маршрут, позаботились об охране и расчистили дорогу, по которой мог беспрепятственно проехать трамвай с тридцатью пассажирами. К несчастью, Себастьян Мюррей не дожил до того дня, когда фирма «Путешествия во времени Мюррея» открыла двери для всех желающих, но Гиллиам утешал себя тем, что его отцу было суждено заглянуть в будущее намного дальше собственной смерти.
IX
Завершив свой рассказ, владелец фирмы с интересом уставился на гостей. Эндрю понимал, что от них ожидают какой-то реакции, но решительно не знал, что сказать. Молодой человек был совершенно сбит с толку. То, что поведал хозяин кабинета, слишком сильно походило на сюжет авантюрного романа. Розовая равнина казалась не более реальной, чем остров Лилипутия в южной части Тихого океана, населенный коротышками в семь дюймов ростом, на который попал потерпевший кораблекрушение Лемюэль Гулливер. Чарльз, судя по игравшей на его губах безмятежной улыбке, поверил каждому слову. Впрочем, Уинслоу уже побывал в 2000 году и пересек в трамвае розовую равнину, на которой остановилось время.
— А теперь, джентльмены, будьте так любезны последовать за мной, и я продемонстрирую вам нечто, что показываю лишь избранным и самым надежным людям, — пригласил Гиллиам, направляясь в другой угол своего обширного кабинета.
В сопровождении весело сновавшей вокруг Вечности все трое подошли к стене, на которой висели несколько фотографий и нечто, спрятанное за алой шелковой шторкой, должно быть, очередная карта. Эндрю с удивлением обнаружил, что на всех фотографиях запечатлено четвертое измерение, хотя они с равным успехом могли быть сделаны в любой другой пустыне, ибо ни одна фотокамера не умела передавать цвет. Приходилось напрягать воображение, чтобы представить на месте белесой массы сверкающий розовый песок. Снимки в основном изображали рутинные моменты экспедиции: на них Гиллиам и двое незнакомцев — наверное, те самые Кауфман и Остин — ставили палатку, пили кофе на привале, разводили костер, позировали на фоне гор, смутно видневшихся сквозь туман. Все выглядело слишком обыденным. Лишь от одной фотографии на Эндрю повеяло близостью неизведанного мира. На ней Кауфман и Остин — один мощный и пузатый, другой тощий как щепка — улыбались в объектив, лихо заломив шляпы, вскинув ружья и попирая ногами голову сказочного дракона, распростертого на земле, как и подобает охотничьему трофею. Молодой человек хотел подойти поближе, чтобы как следует рассмотреть диковинного ящера, но тут раздался немелодичный скрип. Это Гиллиам потянул золотой шнурок, чтобы поднять шторку и показать то, что скрывалось за ней.