Карта времени
Шрифт:
Уэллс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. То, что он мог бы сказать ей, шло вразрез с правилами игры, в которой он согласился участвовать. Он не мог открыть ей, что невысокий и невзрачный с виду человек, в эту минуту стоявший перед ней, был автором тех строк, без которых, по ее словам, она не могла больше жить. Он не мог сказать ей, что точно знал, от чего именно она испытывает любовное наслаждение. И разумеется, не мог выбить у нее почву из-под ног, ошеломив рассказом о том, что ее первая любовь — всего лишь фарс, придуманный ею и живущий только в ее воображении. О том, что никакого капитана Шеклтона не существует, как не существует ни путешествий во времени, ни войны с автоматами в 2000 году. Ведь поведать ей о том, что все, ради чего она готова была отдать свою жизнь, — это умело и тщательно продуманная ложь, было все равно что вложить в ее руку заряженный револьвер и предложить выстрелить себе в сердце. Подумав так, Уэллс заметил, что девушка смотрит на него с любопытством, как будто его лицо ей знакомо. Боясь как-нибудь выдать себя, писатель приподнял шляпу, вежливо попрощался и продолжил свой путь вдоль улицы, стараясь не ускорять шага. Заинтригованная Клер несколько минут смотрела ему вслед, затем пожала плечами и ушла в дом.
С противоположной стороны улицы, спрятавшись за углом какого-то дома, за девушкой наблюдал еще один человек — Том Блант. Когда Клер скрылась в доме, он вышел из своего укрытия и покачал головой. Появление Уэллса удивило его не так уж сильно. Наверняка и писатель тоже в какой-то мере мог догадываться, что он придет сюда. Ни один из них двоих не сумел устоять перед искушением разыскать дом девушки, на местоположение которого она намекнула в письме, надеясь, что, в случае своего возвращения, Шеклтон захочет найти его.
Теперь, когда Том вернулся в свое скромное жилье на Бакеридж-стрит, он не знал, что и думать. Неужели Уэллс мог сам влюбиться? Он все же решил, что нет. Наверняка тот явился туда, движимый любопытством. Разве, окажись сам Том на месте писателя, ему бы не захотелось хоть раз увидеть ту, которой он писал слова, возможно никогда не высказанные даже собственной жене? Том растянулся на лежаке, чувствуя какую-то невероятную усталость, но нервное напряжение долго не давало ему заснуть. Он проспал всего пару часов и, поднявшись еще до рассвета, пустился в неблизкий путь к дому Уэллса. Эти пешие прогулки помогали ему прийти в форму лучше, чем изнурительные тренировки, которым подвергал своих актеров Мюррей, чьи головорезы пока больше не появлялись, чтобы наказать Тома за неподчинение приказам, хотя терять бдительность было рано.
Уэллс ждал его на ступенях террасы. Казалось, он тоже провел ночь без сна. Темные круги у него под глазами еще более подчеркивали их нездоровый, лихорадочный блеск. Вероятно, он всю ночь писал письмо, которое теперь было у него в руках. Увидев приближающегося Тома, Уэллс коротко кивнул в знак приветствия и, избегая прямо глядеть ему в глаза, протянул конверт. Том молча взял его, как будто тоже не желая быть первым, кто нарушит напряженное молчание, полное намеков и догадок. Он повернулся было, чтобы уйти, но тут услышал голос писателя:
— Ты ведь принесешь мне ее письмо, несмотря на то что на него уже не нужно отвечать?
Том оглянулся и посмотрел на Уэллса с искренним сочувствием. Он и сам не знал, к кому оно больше относилось: к писателю, к нему самому, а может быть, к Клер… Наконец он печально кивнул и двинулся к калитке. Отойдя уже достаточно далеко, так чтобы его нельзя было увидеть, он распечатал конверт и принялся читать.
Любовь моя!
В моем мире не растут нарциссы, впрочем, здесь вообще не бывает цветов, но я уверяю тебя, что, когда я прочел твое письмо, я почувствовал их аромат. О да! Я так и вижу себя рядом с тобой, в твоем саду, о котором ты мне рассказывала, вижу, как твои нежные пальчики бережно ухаживают за цветами, как прозрачная вода садового ручья смывает с твоих рук следы кропотливого труда. Благодаря тебе, любовь моя, я могу ощутить чудесный аромат прямо отсюда, с другого берега реки времени.
Том грустно покачал головой, представив себе, до какой степени подобные слова могут взволновать Клер. Ему снова стало бесконечно жаль ее. Он вдруг ощутил глубокое отвращение к самому себе. Девушка не заслуживала того, чтобы ее так жестоко обманывали. Да, возможно, эти письма должны были спасти ей жизнь, но в глубине души он понимал, что с их помощью пытается загладить свою вину за то, что так эгоистично повел себя с ней, движимый одним лишь стремлением удовлетворить свои плотские желания. Он не мог успокоить совесть, убедив себя, что таким образом удерживает ее от самоубийства, и продолжать жить дальше, как будто ничего не произошло, зная, что Клер разрушила свою жизнь, принеся ее в жертву ложным мечтам и химерам. Долгая пешая прогулка помогла ему привести мысли в порядок. Хорошенько поразмыслив, он решил, что единственный способ исправить ошибку — это полюбить Клер по-настоящему, сделать так, чтобы та любовь, ради которой она была готова пожертвовать собой, стала истинной, а не притворной. Для этого капитан Шеклтон должен рискнуть собственной жизнью и вернуться из 2000 года, поспешив навстречу своей любимой. Да, это был единственный способ загладить вину, и это было единственное, чего Том не мог сделать.
Погруженный в такого рода мысли Том наконец дошел до заветного дерева. К своему удивлению, Том уже издалека заметил рядом с деревом тонкий девичий силуэт. Он без труда узнал Клер даже на расстоянии. Том остановился в замешательстве и, не веря своим глазам, смотрел на девушку: она стояла у дуба, прикрываясь от солнечного света тем самым зонтиком, который он принес ей сквозь время. Невдалеке виднелся ожидающий ее экипаж со скучающим кучером на козлах. Скрываясь за кустами, растущими вдоль тропинки, Том прокрался поближе. «Что она тут делает?» — пронеслось у него в голове. Ответ был очевиден: ждет его. Да, девушка ждала его, вернее, капитана Шеклтона, она надеялась, что он вдруг возникнет перед ней в вихре, залетевшем сюда прямо из далекого 2000 года. Она не желала смириться с судьбой и решила не сидеть сложа руки. А с чего еще можно было начать, как не приехать сюда, на место, где капитан Шеклтон забирал ее письма. Отчаяние заставило Клер совершать поступки, которые выходили за рамки роли, отведенной ей в этой игре. Спрятавшись за кустами, Том проклинал себя за то, что даже не подумал о таком развитии событий, зная: речь идет о девушке, которая уже доказала, что обладает недюжинным умом и решимостью.
Ему пришлось просидеть в своем укрытии все утро. Клер еще долго печально ходила вокруг дуба, пока наконец, устав от бесполезного ожидания, не села в экипаж и не приказала кучеру возвращаться в Лондон. Только после этого Том смог положить письмо у дуба и тоже отправился в город. По дороге он вспоминал проникновенные слова, которые Уэллс написал в конце последнего письма:
Мне бесконечно горько сознавать, что я пишу тебе мое последнее послание, любовь моя. Ты сама сказала мне об этом, и я верю тебе, как всегда. Я хотел бы написать тебе множество писем, посылать их тебе каждый день, пока не наступит то роковое майское утро, когда мы шагнем навстречу своей судьбе… Но кое-чему я все же научился за последнее время: будущее предначертано, и ты смогла в него заглянуть. Поэтому я убежден: нечто должно произойти и это событие не позволит мне продолжать посылать тебе мои письма. Возможно, машину, которая служит сейчас для нашей связи, запретят, а мою миссию отменят, сочтя бесполезной. Я в полном смятении. С одной стороны, я счастлив, что не прощаюсь с тобой, что меня ждет наша скорая встреча, но, с другой стороны, сердце мое готово разорваться от боли, когда я думаю о том, что более ты никогда ничего не услышишь обо мне. Но это не означает, что я перестану любить тебя. Я твердо знаю лишь одно, милая Клер: я всегда буду любить тебя. Я вечно буду любить тебя отсюда, из моего мира, в котором не бывает цветов.
Слезы обильно текли у Клер по щекам. Она села за стол, глубоко вздохнула и обмакнула перо в чернильницу.
Я тоже пишу тебе в последний раз, любовь моя. Мне хочется начать это письмо еще одним признанием в любви, но я должна быть честна с самой собой и, к моему стыду, вынуждена признаться тебе совсем в другом. Пару дней назад я совершила ужасный поступок. Да, Дерек, я совсем не так сильна духом, как мне казалось. Я отправилась к нашему дубу, надеясь встретить тебя там. Жизнь без тебя невыносима. Мне нужно было тебя увидеть, пусть даже это разрушило бы ткань времени. Но ты не появлялся очень долго, и я уже не могла более там оставаться, дома надо было объяснять свое отсутствие матери. Питер, мой кучер, пока ничего не заподозрил. Но как бы он воспринял твое магическое появление у дерева прямо из воздуха? Наверное, наша тайна была бы раскрыта, и это привело бы к непоправимой катастрофе. Теперь я поняла, что вела себя как глупый безответственный ребенок, потому что, даже если бы Питер ничего не понял — а он и так бросает на меня обеспокоенные взгляды, когда я прошу отвезти меня к дубу, хотя до сих пор не выдал меня матери, — наша непредвиденная встреча нарушила бы течение времени. Ведь тогда ты увидел бы меня впервые не 20 мая 2000 года, как это должно случиться, а сегодня, и дальнейшее развитие событий уже нельзя было бы предсказать. Но, к счастью и одновременно к моему огорчению, ты не появился, и ничего не произошло. Вероятно, ты побывал там вечером, и на следующее утро я нашла у дерева твое прекрасное прощальное письмо. Прости меня за этот глупый поступок, Дерек. Я рассказала тебе все это, чтобы ты знал также и о моих недостатках. И, надеясь заслужить твое прощение, я посылаю тебе маленький подарок от всего сердца: я хочу, чтобы ты узнал, что такое цветок.
Написав эти слова, Клер поднялась из-за стола, взяла с полки книгу «Машина времени» и вынула из нее желтый нарцисс, засушенный между страницами. Она нежно поцеловала его хрупкие тонкие лепестки и осторожно вложила в конверт с письмом.
В этот раз Питер ни о чем ее не спрашивал. Не дожидаясь распоряжений, он погнал лошадей в направлении Харроу. Прибыв на условленное место, Клер поднялась на холм к дубу и, как обычно, спрятала письмо под камнем. После этого она в последний раз взглянула на мирные зеленые луга, раскинувшиеся вокруг, на пшеничные поля, золотой линией очертившие горизонт, и мысленно попрощалась с этим местом, которое в течение нескольких дней было молчаливым свидетелем ее счастья, уходящего теперь навсегда. Она посмотрела на надгробье Джона Пичи и задумалась о том, что за жизнь прожил этот незнакомый ей человек, любил ли он когда-нибудь или жил-жил да так и умер, не познав сладости встреч и горечи расставаний с любимой. Клер глубоко вдохнула деревенский воздух, и на мгновение ей даже показалось, что она чувствует едва уловимый запах своего возлюбленного Дерека, как будто его частые появления оставили за собой этот невидимый, но осязаемый след. «Все это только мое воображение, — решила Клер, — я просто слишком сильно хочу его увидеть». Но ей приходилось смириться с неумолимой реальностью. Остаток своей жизни она должна будет провести без него, довольствуясь лишь знанием того, что на другой стороне реки времени кто-то так же страстно мечтает о встрече с ней. Вероятнее всего, она больше никогда не увидит своего любимого. Сегодня же вечером, завтра или, быть может, послезавтра невидимая рука заберет последнее письмо и… Не будет больше писем, не будет ничего, кроме одиночества, которое ее несчастная судьба расстелет перед ней как гигантский ковер.