Карта времени
Шрифт:
Клер вернулась к карете и молча села в нее, ни слова не сказав кучеру. В этом не было необходимости. Питер обреченно вздохнул и направил лошадей в сторону Лондона. Когда карета скрылась из виду, Том, который все это время сидел на дереве, скрываясь за густой листвой, перебрался на ветку пониже и спрыгнул на землю. Он очень хорошо мог видеть Клер из своего убежища, мог даже дотянуться до нее рукой, если бы захотел. Но, не осмелившись сделать этого, теперь терял ее навсегда. Он вытащил письмо из-под камня, сел на землю рядом с дубом, прислонившись к стволу спиной, и принялся читать.
Как ты правильно догадался, Дерек, очень скоро использовать машину времени будет запрещено. Ты больше не будешь перемещаться во времени, пока не одержишь окончательную победу над проклятым Соломоном. Тогда наступит тот день, в который ты решишь рискнуть своей жизнью, чтобы переместиться в мою эпоху. Но давай не будем забегать вперед. Позволь мне шаг за шагом рассказать тебе, как произойдет наша первая встреча и что ты должен будешь сделать потом. Как я уже сказала, это случится 20 мая 2000 года. В то утро ты со своими солдатами будешь поджидать Соломона в засаде. Несмотря на разумное расположение твоих людей, в начале боя перевес будет на стороне Соломона. Но не беспокойся об этом, так как потом Соломон предложит тебе раз и навсегда решить, кто сильнее, сразившись на шпагах. Прими это предложение без колебаний, любовь моя, и ты выйдешь победителем из этой битвы. Ты станешь героем, а ваше сражение положит конец власти машин над людьми и станет началом новой эры. Исход битвы настолько предрешен, что этот день превратится в цель туристического паломничества людей из моей эпохи, которые с волнением будут наблюдать вашу борьбу.
Однажды и я совершу путешествие во времени в твою эпоху и буду свидетельницей того, как ты одерживаешь верх над Соломоном. Я спрячусь среди развалин и, вместо того чтобы вернуться с остальными экскурсантами, попытаюсь остаться в твоем мире навсегда, ведь ты уже знаешь, что в моей эпохе мне недостает самого главного. Да, мне не удалось воплотить задуманное, но благодаря этому мы с тобой познакомились. Хотя я должна предупредить тебя, что наше первое знакомство не было слишком романтичным, скорее, напротив, оно поставило нас в довольно затруднительное положение, особенно тебя, Дерек, я до сих пор смеюсь, когда вспоминаю об этом. Но мне кажется, больше я ничего не должна тебе рассказывать, ведь это может как-то повлиять на твое непосредственное поведение. Я только думаю, ты должен знать, что во время этой короткой встречи я обронила свой зонтик, и хотя ты пересек временную пропасть, чтобы узнать меня и полюбить, этот зонтик стал предлогом, под которым ты пригласил меня в чайный салон. Конечно, для того чтобы произошло то, что должно произойти, и мы оказались вовлечены в этот неизбежный круг и завершили его, ты должен появиться в моей эпохе до того дня, когда начнется наша переписка. Ведь это ты воодушевил меня на написание первого письма. Ты должен появиться здесь именно 6 ноября 1896 года, найти меня на рынке Ковент-Гарден в полдень и назначить мне свидание в чайном салоне вечером того же дня. Если ты выполнишь все с точностью, круг замкнется, и все, что уже случилось, произойдет вновь.
Вот и все, любовь моя. Пройдет несколько месяцев, и наша история любви начнется для тебя. А для меня… Для меня она закончится через несколько секунд, в то мгновение, когда я поставлю последнюю точку в этом письме. Но я не в силах сказать тебе «прощай навсегда »ведь это убило бы всякую надежду увидеть тебя вновь. А я уже говорила тебе, что с этой минуты в моем сердце всегда будет жить надежда на то, что однажды ты вернешься, чтобы разыскать меня. Для этого тебе просто нужно идти на аромат цветка, который ты найдешь в этом конверте.
Дочитав до конца, Уэллс тяжело вздохнул, молча сложил письмо, которое дал ему Том, и положил листок на стол. Он взял конверт и заглянул внутрь. Там ничего не было. Он и не ждал этого. Цветок, приложенный к письму, предназначался не для него. Теперь, сидя у себя на кухне, озаренной лучами заходящего солнца, он осознал, что слишком размечтался. Ведь отнюдь не он был главным героем этого романа, соединившего сердца, находившиеся по разные стороны реки времени. Он вдруг показался самому себе жалким и смешным и не мог избавиться от мысли, что в этой истории он третий лишний, гнилая половинка яблока, которую нужно отрезать и выбросить.
XXXII
С величайшей осторожностью Том поместил хрупкий сухой цветок среди страниц единственной книги, которая нашлась в его каморке: изрядно потрепанного экземпляра «Машины времени». Он решил подарить письма Клер Уэллсу. Во-первых, это было бы знаком благодарности за его участие во всей этой истории, а во-вторых, — и это, пожалуй, было самое главное, — Том чувствовал, что письма принадлежат не ему, а писателю. Именно поэтому он заранее вынул из конверта цветок, так как сухой нарцисс, по его убеждению, предназначался именно для него. К тому же этот цветок был красноречивей всех писем, вместе взятых.
Том растянулся на кровати и начал размышлять на тему, что было бы, если бы идеальный возлюбленный Клер Хаггерти действительно оказался героем из будущего. Он представил себе, как каждое ее утро начинается с мыслей о нем и эти мысли не покидают ее весь день, в точности как она написала в письме. Проходят годы, а вместе с ними и настоящая, истинная жизнь, которую она могла бы прожить, но добровольно отказалась от нее без малейшего сожаления. Это казалось ему ужасно несправедливым, и становилось еще тяжелее на душе от осознания того, что именно он был виновником всего. Да, он был автором несчастной затеи, и эта мысль заставляла его сердце мучительно сжиматься. Но как исправить ситуацию, не навредив никому еще больше, Том не знал. Было единственное утешение: в одном из своих писем Клер написала, что теперь умрет счастливой. Возможно, в нынешних обстоятельствах только это имело значение. Возможно, она будет более счастлива, живя в своем идеальном мире, чем если бы вышла замуж за одного из буржуазных и приземленных поклонников. А коли так, уже не слишком важно, что ее счастье основывалось на лжи, ведь если она никогда ничего не узнает, то проживет свой век счастливой, веря, что страстно любила и была любима капитаном Дереком Шеклтоном.
Придя к такому выводу, Том задумался и о своей собственной судьбе. Последнее время он постоянно скрывался и ночевал не в городе, а в полях, таким образом сохраняя свою жизнь до тех пор, пока жизни Клер ничего не будет угрожать. Сейчас он был готов умереть, он даже ждал смерти с нетерпением. После выполнения задуманного его жизнь превратилась в жалкое прозябание, это казалось Тому невыносимым и лишенным всякого смысла, тем более с постоянными воспоминаниями о Клер, которые, как заноза, засели где-то в самой глубине его души. Как ни странно, прошло уже почти две недели с того дня, как на глазах всего Лондона Том встретился с девушкой в чайном салоне, а убийца, нанятый Гиллиамом, до сих пор его не нашел. Он не мог верить даже Соломону, который, по-видимому, предпочел оставаться в плену своих иллюзий. Но ведь кто-то же должен был убить его? Хотя так или иначе — он все равно скоро умрет с голоду. Может быть, надо было облегчить задачу своему палачу? К его сомнениям добавлялось еще одно: через двенадцать дней новая, третья экспедиция должна будет совершить путешествие в 2000 год, а это значило, что вскоре начнутся репетиции. Может быть, Гиллиам ждал, чтобы он сам появился перед ним на Грик-стрит, где сможет убить его собственноручно? Пойти на первую репетицию было все равно что залезть в волчье логово и самому сунуть голову волку в пасть, но Том был почти уверен, что в конце концов он так и поступит, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда решить свою судьбу.
В эту минуту кто-то с силой забарабанил в дверь. Том вскочил как отпущенная пружина, но к двери подходить не стал. Он замер, готовый к любым неожиданностям. «Неужели пробил мой час?» — пронеслось у него в голове. В дверь забарабанили с новой силой.
— Том! Ты там, проклятый недоумок? — проревел кто-то снаружи. — Открывай, или я высажу дверь!
Том сразу узнал голос Джеффа Уэйна. Он спрятал роман Уэллса в карман и нехотя отпер замок. Джефф ввалился в комнату и стиснул его в своих железных ручищах. Брэдли и Майк поприветствовали Тома с лестницы.
— Где ты шлялся две недели, Том? Мы с парнями искали тебя повсюду… Подцепил-таки какую-нибудь бабенку? Ладно, черт с тобой, нашли тебя вовремя. Сегодня вечером будет грандиозная пирушка. Все благодаря щедрости нашего старого приятеля Майка, — сказал Джефф, показывая на великана, который с невозмутимым видом ждал у двери.
Как наконец Том смог понять из путаного объяснения Джеффа, несколько дней назад Майк выполнил особое поручение Мюррея. Он изобразил, ни много ни мало, самого Джека Потрошителя, чудовище, зверски расправившееся с пятью проститутками в Уайтчепеле осенью 1888 года.
— Кто-то рожден, чтобы играть героев, а кто-то… — с насмешкой сказал Джефф, пожимая плечами. — Ну, как бы то ни было, а он у нас был в главной роли. А это нужно хорошенько отметить, разве нет?
Том кивнул. Как еще он мог ответить? Идея пирушки, судя по всему, принадлежала вовсе не Майку Спареллу, а Джеффу, всегда готовому найти хорошее применение чужому кошельку. Тому совершенно не хотелось принимать в этом участие, но он не нашел в себе достаточно сил, чтобы хотя бы попытаться плыть против течения. Подталкивая в спину, приятели повели его вниз по лестнице, на улицу и до соседней таверны. Там при виде горы благоухающих перцем жареных сосисок и жаркого, уже разложенного по тарелкам, он и думать перестал о каком-то сопротивлении. Ни компания, ни сама мысль о пирушке по-прежнему не нравились Тому, но его желудок решительно требовал, чтобы он принял приглашение. Все четверо уселись за стол и принялись пожирать то, что на нем было, не переставая отпускать шуточки насчет вчерашней «работенки» Майка.
— Между прочим, это было нелегко, Том, — пожаловался верзила, поворачиваясь к нему. — Мне пришлось прикрепить себе на грудь здоровенную железную пластину, чтобы через нее не прошла пуля, а это непросто — притворяться покойником с таким нагрудником!
Все четверо громко захохотали. Они продолжали есть и выпивать, пока на столе уже почти ничего не осталось. Тогда Брэдли поднялся, встал позади своего стула и, опершись на спинку, как священник на кафедру, посмотрел на своих приятелей с неожиданно торжественным и серьезным видом. Том уже привык к тому, что ни одна пирушка с участием Брэдли не обходилась без того, чтобы он не пожелал в бесчисленный раз продемонстрировать всем присутствующим свой актерский талант. Он обреченно откинулся на стуле и приготовился смотреть очередное представление, думая про себя, что, по крайней мере, успел утолить голод.