Картахена
Шрифт:
У древних китайцев был закон, по которому преступника умерщвляли колокольным звоном (и вообще, музыкой) – просто сидели и ждали, пока тимпаны, флейты и колокола заставят его обезуметь и он умрет естественным путем. Так вот, если ты покорно сидишь и слушаешь, как дурак, или пытаешься заткнуть уши пальцами, то умрешь довольно быстро. Надо открывать рот и орать что есть мочи, пока не захлебнешься кровью из лопнувшего горла. И умереть от собственного крика.
Одним словом, обстоятельства времени и места нужно назначать самому, иначе прошлое сожрет тебя. Вот я назначаю себе месть – и осуществляю ее. Что с того,
Зато как свободно. Как легко. Никакой оскомины.
Петра
Люблю смотреть на рыбацкие сети, они напоминают мне о брате. Рыбаком он был никудышным, зато из обрывков сети они с другом делали силки для куропаток, хитрую штуковину, похожую на хвостовую часть самолета. Я спустилась в гавань и пошла в сторону площади, разглядывая витрины: выцветшие купальники, сырные головы и китайский бамбуковый мусор. В нашей деревне хорошего платья не купишь, разве что свадебное, вот этого добра навалом, не меньше, чем парикмахерских. Можно подумать, что траянцы только и делают, что стригутся и женятся.
– Добрый вечер, сестра, – окликнули меня из уличного кафе, и я обернулась.
Это был пожилой незнакомец странного вида, лицо его висело прямо над краем стола, как будто в стуле была дыра и он в нее провалился.
– Вы ведь сестра из гостиницы? – Он кивнул на мое голубое платье. – Вы меня не знаете, я новый постоялец, приехал два часа назад. Полони, к вашим услугам.
Я подошла поближе и увидела, что он сидит не на стуле, а в инвалидном кресле, и ноги его укрыты гостиничным пледом. Волосы незнакомца были белыми, а глаза голубыми, как будто его нарочно выкрасили в цвета «Бриатико».
– Рада знакомству, синьор Полони. Я и не знала, что у нас новый жилец. В списке процедур вашего имени пока еще нет.
– Я заказывал комнату на первое июня, но вчера вечером мне позвонил ваш управляющий и сказал, что один номер досрочно освободился. – На слове досрочно он немного запнулся, и я подумала, что он уже поговорил с нашими стариками и знает, в чем дело. – Я взял билет и приехал, чтобы не потерять свой шанс.
– Вы ведь заняли комнату с угловым балконом? – спросила я из вежливости. Ясно, что новенький получил комнату капитана, я даже огорчилась за него немного. Там еще девять дней будет жить дух покойника, и надо зажигать свечку в нише с Мадонной. У нас в каждом номере такая ниша есть, с тряпичными цветами.
– Никакого балкона у меня нет. – Он пожал плечами. – Это же первый этаж с патио!
И верно, с какой стати они будут селить наверху человека в коляске, подумала я, прощаясь с ним и направляясь в сторону отеля. Но откуда на первом этаже взялся свободный номер? Убили еще и синьора певца, уже полгода живущего в этой комнате с патио? Это один из моих любимцев – бывший баритон из Генуи, оставшийся без голоса в пятьдесят лет из-за обычной простуды и с тех пор совершенно помешавшийся. У себя в номере он крутил пластинки с операми, где ему доводилось петь Эскамильо или Скарпио, и часами раскрывал перед зеркалом рот, не издавая ни звука. В отеле он жил на деньги своей партнерши, которую называл моя Тебалъди, из чего мы сделали вывод, что она была колоратурное сопрано, не меньше.
Что там происходило, пока я спала в сестринской без задних ног? Когда я подходила к отелю, мимо меня пронеслись два заказных такси, свернувшие в сторону шоссе. Оба желтые, с черными пчелиными полосками на бампере. Похоже, сегодня кого-то навещали родственники, странное дело для буднего дня.
– Где тебя носит? – Фельдшер Бассо увидел меня в начале дубовой аллеи и быстро пошел навстречу. – У нас тут такое творится, а ты являешься к полудню. Четверо съехали, и это еще не конец! Ди Фабио все утро звонит своим детям и, кажется, будет пятым.
– Это из-за полиции? – Я села на скамейку, почувствовав, что ноги вдруг ослабели.
– Это из-за всего! – буркнул он, садясь рядом. – Вторая смерть в благопристойной гостинице для старых буржуа. Кому охота жить в проклятом месте?
– Третья смерть.
– Бретонец тут ни при чем. – Он покосился на меня, прикуривая сигарету. – Он человек пришлый. А вот хозяин и бедняга капитан – это наши, от них не открестишься.
– Все равно третья. – Я махнула рукой, отгоняя дым. – Вы забыли про хозяйку поместья?
– Да, верно. Думаю, ей невесело глядеть на все это с небес. Говорят, деревенская гадалка Стефании так и сказала: быть сему месту пусту! К черту в болото провалится! Так старуха ее чуть с лестницы не спустила, бедную.
– Что же теперь будет?
– Я-то найду себе работу, – он выпустил несколько кривых колечек, – а вот вы с Пулией вряд ли, не видать вам белых чулок и бесплатных бутербродов. Пойдете обратно в деревню коз пасти. И вдова вместе с вами, хватит ей тут красоваться.
Как же, знаем, подумала я, тебе эта вдова уже целый год покою не дает. Что и говорить, длинные ноги, высокая грудь, а волосы до самого копчика достают, прямо как струя оливкового масла. Говорят, что покойный хозяин два года на нее поглядывал, пока ей не стукнуло восемнадцать, а потом окончательно тронулся умом и купил ей белое платье в салоне для невест.
– Эй, Петра, – фельдшер помахал ладонью у меня перед носом, – ты что молчишь, за коз обиделась? Так ведь ты деревенская и есть, что тут такого.
– Да нет, что толку на вас обижаться. А с «Бриатико» все будет в порядке. Сегодня уже новый постоялец приехал, его управляющий уговорил.
– Да видел я, что наш тосканец носится как умалишенный, за убыток небось ему отвечать. Обзванивает всех, кто заказывал комнаты на зиму, обещает бесплатные процедуры, шампанское и скидки. Разоримся как пить дать.
– А вы чужие деньги не считайте, – сказала я сурово. – Обещает, и правильно делает. В пустом отеле вмиг поселится разруха, все номера должны быть заполнены, даже если их даром отдавать придется.
– Детка!
Обернувшись на голос Пулии, я увидела ее стоящей на заднем крыльце и делающей мне знаки. Я бросила фельдшера и побежала к ней, еще издали заметив, что лицо у старшей сестры было спокойное, как будто постояльцы отправились на прогулку по побережью, а не удрали, наспех побросав вещи в такси. Пулия – вот кто настоящая кариатида, на которой все держится, а те жилистые греки, что поддерживают навес над парадной дверью, просто гипсовая труха и позолота.