Картохин двор

Джованнетти Элена

– Смотри: снова банки с орехами, – обратила внимание Нина, рассматривая хлам в сараях. – Как странно… Их так много, наверно, кто-то их обожал, оттого и делал колоссальные заготовки на зиму.

Она стоит в нескольких метрах от меня, на залитой солнцем лужайке с молодой травой, маргаритками и бабочками, вьющимися над цветами. Земля изрыта кабанами, которые приходят из соседнего леса по ночам. Вот перед ней центральный вход, семь ступеней, крыльцо. Поднимись…. Нина переводит взгляд на второе, справа, крыльцо. Однажды меня поделили на две части – для двух семей, и с тех пор

жизнь моя полетела в забвение.

Адриан устроился на низкой каменной лавочке у стены и с удовольствием смотрит на Нину. Красивая. И это её звенящее воодушевление, даже детский восторг. Адриан слушал её и смотрел на мои разваливающиеся стены иначе – её глазами. Мне кажется, он начал различать неясную пока перспективу.

Нина стоит прямо перед входом, напротив крыльца с где-то истёртыми тысячами шагов, где-то разрушенными временем ступенями. Около него выросла огромная ель, её ветви раскинулись на добрых четыре метра в диаметре, и теперь по ступеням можно пробраться с трудом, только если совсем согнуться. Когда её здесь посадили, то рассчитывали постригать вовремя. И она моя ровесница, её верхушка уже давно переросла и стены, и черепичную крышу.

– Смотри, – Нина заинтересованно смотрит прямо на меня, – над входной дверью выдолблены какие-то буквы и цифры. «IHS, QG и AD 1842…». Что это может означать, не знаешь?

– Скорее всего, что этот дом построен церковью – и год основания.

– Кто же здесь жил?

– Может, приходской священник с семьёй… Не знаю, надо у местных спросить. Я недавно здесь живу.

– И номер дома – «45», —помолчав, заметила Нина. Заглянула за угол. – А у второго крыльца – «47». Здесь было два хозяина?

Адриан пожал плечами и ничего не сказал. Нина постояла на крыльце, оглядываясь вокруг. Когда меня любили и ухаживали за фруктовыми садами и оливковыми рощами вокруг. Тут и там лопаты, грабли, полуистлевшие корзины, глиняные горшки и огромные вазоны для цветов и благородных кустарников – напоминания о прошлой жизни.

– Как же здесь было красиво, наверно!.. – Нина повернулась к Адриану и без перехода спросила, – Ты чувствуешь себя в Италии дома?

Он сразу понял, о чём вопрос. Эмиграция – это как умереть и родиться заново. В чужой стране у эмигранта не остаётся ничего из прежней жизни – кроме себя самого.

– Ты знаешь, да. Я живу в Италии пятнадцать лет, приехал ещё совсем молодым – на заработки на стройке. Я всегда хотел быть строителем…. И меня вдохновляет итальянская архитектура.

– Так что можно сказать… ты здесь на своём месте?

– Думаю, да…

– А я – нет. И я теперь уже не знаю, где мой дом. То, чем я занималась в России, не получилось здесь. Моё российское образование, мой предыдущий опыт работы оказались никому не нужны в Италии. И это как очнуться в бурю на деревянной доске посреди моря – почвы под ногами нет, не видишь ни берегов, ни горизонта. – Нина перевела дух, помолчала. – Мне долго было жаль прошлой жизни…Теперь начала привыкать к новой. Стараюсь забыть про ностальгический флёр.

– А с Костанте у вас как? – спросил вдруг Адриан. Он подпёр голову рукой, приложив указательный палец к виску, и пристально смотрел на Нину. Во время ремонта он проводил с ними много времени и давно заметил, что не так уж всё гладко в этой семье. Им было сложно договориться по многим вопросам, они ссорились даже из-за направления паркетных досок. И Адриан знал, что если не ладится в любви, в семье, то и весь антураж – будь то новый дом, машина, работа – не принесёт радости. Радость должна быть внутри. И решил задать прямой вопрос. Нина коротко взглянула на него и снова уставилась на меня, прищурив глаза:

– Ты проницателен… – и поспешила перейти на другую тему. – Знаешь, мне кажется, я здесь уже бывала. Я чувствую себя здесь, как у дедушки дома…. Странно, да?

– Ну…. Если учесть, что живёшь ты за поворотом дороги…. Нет, не очень. Ты просто не обращала на это внимания, но, проезжая мимо, наверняка видела и дом, и двор и всё, что в нём. Забора-то нет.

– Может и так, может и так, – пробормотала Нина.

Адриан спокоен и расслаблен. Ему нравится наблюдать за Ниной. Она принялась бегать по двору, как любопытная девчонка. У неё поминутно меняется выражение лица: то она беззвучно шевелит губами, то улыбается своим мыслям. То вдруг остановилась перед домом и задрала голову вверх, чтобы разглядеть, что там, за выбитым ветром окном. В сумраке спящих окон виден только потолок с рыжими кирпичами и коричневыми балками да люстра.

– То ли хрустальная, то ли стеклянная – в пыли не понятно, – сообщила она Адриану.

– Ты слегка чокнутая, да? – рассмеялся тот, поднимаясь, обошёл меня слева и остановился у входа в подвал.

Нина перевела взгляд на лестницу и взбежала по ступеням. На двери висит ржавый замок и по отметинам на дереве понятно, что в дом пытались забраться. Ручки нет, и вместо замочной скважины зияет дыра, но массивный висячий замок пока ещё надёжно держит оборону. Его не смогли сорвать. Сама дверь основательная, дубовая, но уже настолько прогнила, что вот-вот слетит с петель от следующего порыва ветра.

– Ужасно хочется зайти внутрь! – крикнула Нина. – Как ты считаешь…? – Нина не закончила фразу, но Адриан понял её мысль.

– Даже не думай, – остановил он её, выглядывая из-за угла. – Доломать хлипкую дверь – это уже вандализм. Здесь явно давно никто не живёт, но это не значит, что дом никому не принадлежит.

– Ты прав, конечно, ты прав… Просто… Я будто приехала домой, а меня не пускают. Почему тут повсюду орехи?..

– Странная ты сегодня, Нина, – сообщил Адриан. – Ну, куда ещё?

Нина сошла с крыльца и повернула к подвалу за углом. Там обнаружился длинный, вдоль всей стены дома, навес из плексигласа и сгнившей соломы. Какие-то ржавые железки по стенам, бесконечные орехи на полках в закрытых наглухо банках, полуистлевшая одежда… Хозяин однажды повесил рабочую куртку на гвоздь и ушёл. И не вернулся. В центре стоит длинный, всё ещё достаточно крепкий для посиделок стол. «Очистить бы его, сколотить лавки, повесить гирлянды лампочек под крышу и вдоль стен, друзей пригласить, скатерть белая с кружевами…» – пронеслось в голове. С ели прямо под ноги Нине упала большая шишка.