Картонные звезды
Шрифт:
Все дружно хохочут. Слезы ручьями текут по нашим щекам, а мы все катаемся по брезенту и неудержимо смеемся. Над чем? Абсолютно ничего смешного! Но это я понимаю лишь сейчас, а тогда нам почему-то казалось, что удачней шутки и быть не может.
К вечеру движение по дороге усилилось. К границе пошли небольшие колонны автомашин и разрозненные пешие отряды военных и гражданских, одетых в темную, совершенно одинаковую одежду. В обратную же сторону потянулись порожние транспорты и бензозаправщики. У одного из них Воронин смог разжиться бензином. Остановив одинокую машину, он долго о чем-то «беседовал» с сопровождающим ее солдатиком, поминутно заглядывая в русско-вьетнамский разговорник. Торговля, видимо, была жаркой, поскольку они раза три или четыре расходились в самых
Закончилось это «толковище» тем, что мы лишились полного комплекта новых котелков, чайника и, что самое обидное, — пулемета. Зато баки наших машин были залиты бензином по самое горлышко.
— Что за народ! — негодовал Воронин, с размаху усаживаясь на сиденье машины. — А еще утверждают, что строят социализм! С такими торгашескими настроениями ничего путного им точно построить не удастся!
— Еще как удастся, — ворчит в ответ на его тираду Щербаков, крайне обиженный тем, что у него отобрали его любимую игрушку. — Вот он, — мотнул он головой в сторону удаляющегося во тьму бензовоза, — завтра пойдет на рынок и наменяет на наше имущество себе риса на полгода! Обеспечит свою семью харчами… за наш счет, и будет у него полный социализм.
В ответ на его слова Михаил Андреевич только болезненно морщится.
— Ты, Толик, помолчал бы насчет еды. У меня и так желудок от голода слипся, а тут еще ты со своими дурацкими репликами.
Мы опять безостановочно едем почти всю ночь. Стоило только удивляться, как нам удалось преодолеть почти триста километров и при этом не свалиться в кювет или очередную воронку. На голодный желудок и с напрочь издерганными нервами, мы доехали, наверное, только потому, что у нас просто не было иного выхода. Несколько раз нас останавливали дорожные патрули и что-то втолковывали нам про светомаскировку. Мы с готовностью кивали, обещали непременно сделать так, как положено, и вновь двигались вперед, опасаясь только одного — внезапного отключения кого-то из наших водителей. Но все обошлось, и утро застало нас в предместьях какого-то городка.
— Это Ха Геанг? — обратился Воронин к какому-то горожанину, в одиночку тащившему на плече увесистое бревно.
— Ха Джанг, — с готовностью подтвердил тот, с видимым облегчением опуская свою ношу на землю.
— Где центр вашего населенного пункта, — смешно прочирикал Воронин, стараясь говорить по-вьетнамски.
— Полтора километра вперед, потом налево. Как увидите католический собор, это и есть центр города, — ответил тот на довольно сносном английском.
— Приятно иметь дело с образованными людьми, — философски замечает наш капитан, одновременно с этим бесцеремонно толкая в бок мгновенно уснувшего на руле Ивана. — Что встал, браток, поехали дальше.
Площадь с памятником, двухэтажное здание городского совета, пустые еще ряды овощных палаток — все указывало на то, что мы добрались до конечной цели нашего путешествия. На негнущихся от усталости ногах все наше измученное воинство выбралось из машин на землю. Да-а-а, мы были не просто хороши, мы были чудо как хороши! Покрытые плотной коркой грязи лица, изношенная до дыр форма, кондовая щетина на щеках и подбородках. Картину дополняло разнокалиберное вооружение, живописно висящее на наших плечах, шеях и торчащее из-за голенищ потерявших свой первоначальный цвет сапог. Не знаю, слышали ли вьетнамцы про батьку Махно или нет, но, увидев нас, они могли сразу и навсегда составить свое мнение насчет того, как эти самые махновцы выглядели. Выгрузившись, мы все словно по команде уставились на капитана, который, опустив голову, возился с расстегнувшейся планшеткой.
— Что, опять налет? — испуганно вскинул он голову.
— Делать-то что теперь будем? — поинтересовался за всех Федор.
— А-а, — отмахнулся он, — пока будем ждать. Сейчас сюда должен приехать наш незабвенный Григорий Ильич. Он нас и накормит, и напоит, и оденет. Ждать, — строго повторил он и первым направился в сторону многоствольного, громадного и безумно раскидистого дерева.
Прошло около часа. За временем я не следил, поскольку поминутно проваливался в спасительное забытье, и так же быстро просыпался, разбуженный каким-нибудь городским звуком, от которых мы все, разумеется, отвыкли, пока прятались в джунглях. Городок, кстати, постепенно оживал. На улицах появились первые жители, первые велосипеды и даже первые машины. Торговцы неспешно раскладывают на прилавках свой зеленый товар. Стайками побежали в школу черноволосые детишки. Снова раздается редкий в этих местах звук автомобильного мотора. Из боковой улочки, уверенно и явно никуда не торопясь, плавно выехал новенький УАЗ-469 в тропическом исполнении. За рулем его гордо восседал загорелый и откормленный прапорщик Башутин, сжимающий в зубах, видимо, только что зажженную сигарету. Его рассеянный взгляд медленно скользит но нам, по стоящим рядом с деревом машинам, после чего все так же медленно уплывает в направлении рынка. С совершенно не изменившимся выражением лица он выключает двигатель, остановив УАЗ буквально в сорока метрах от нас. «Не узнал, — понимаю я, исподтишка наблюдая за его ленивыми действиями. — Ну, еще бы, всего полтора месяца назад он отправлял совсем другой отряд на совершенно другом транспорте».
— Товарищ капитан, — тихонько толкаю я сладко похрапывающего Воронина, — вставайте скорее.
— А… что… где мы? — после третьего толчка открывает он мутные от усталости глаза.
— Прапор наш приехал, — негромко сообщаю я, показывая незаметным движением головы в сторону мирно покуривающего Башутина.
— И что, неужели он нас не признал? — озорно улыбается капитан.
— Даже не ворохнулся, — подтверждаю я.
— Пойдем, напугаем его, — заговорщически мигает Михаил Андреевич, — пусть бдительность не теряет.
Мы подхватываем с травы трофейные винтовки и направляемся к нашему снабженцу. Он замечает нас только тогда, когда мы подходим практически вплотную.
— Hands up! (руки вверх), — хриплым голосом командует капитан, тыча стволом в заметно округлившееся с последней нашей встречи брюшко Башутина.
Окурок отклеивается от нижней губы прапорщика, и он тихо проседает на разом ослабших конечностях. И только в последний момент он понимает, кто с ним так неумно шутит.
— Михаил… Андреич, — шумно сглатывает он слюну. — Господи, да вы ли это?
— А то! — хохочет тот, шумно хлопая прапорщика по плечу. — Как мы тебя с Сашком напугали! Да ты, я смотрю, аж побледнел, бедняга.
Башутин переводит взгляд на меня и озадаченно качает головой:
— Ва-ах, где же это вас всех так угораздило? В каких же таких помойках вы все возились?
— Все у тебя готово? — перебивает его Воронин, беря под руку и подтягивая к нашему просыпающемуся сообществу. — Как я и заказывал?
— Конечно, конечно, — рассеяно отвечает Григорий Ильич, только теперь полностью оценивая состояние и нас и наших грузовиков. — И вы на этих рыдванах добрались сюда от самой границы? — восклицает он. — Да это же не машины, это же просто какие-то решета на колесах! Да вы все ли уцелели-то в этакой-то круговерти?
По разом побледневшему лицу прапорщика, прямо из-под околышка неизменной фуражки шустро поползли струйки пота.
— Главное, что все ребята уцелели, — перебивает его капитан, — отделались, считай, малой кровью. А машины… машины мы новые выпросим. Всем подъем! — бодро скомандовал он, когда все мы вплотную приблизились к дружно посапывающей команде. — Спасение прибыло!
Почти весь тот день мы пребывали в полном блаженстве. Сразу после столь позднего пробуждения Башутин повез нас в некое заведение, которое очень смахивало на нашу российскую баню. Шайки там, правда, были деревянные и полностью отсутствовала парилка, но в остальном всю было очень даже похоже. Отскоблив многодневную грязь и выбрившись единственным на всех лезвием, мы дружно прошли через крохотную, всего лишь двухкресельную парикмахерскую, где освободились от чересчур отросших за время нашего путешествия волос. В завершение процесса преображения Башутин торжественно выдал нам несколько комплектов невиданного нами ранее камуфляжного обмундирования.