Картонные звезды
Шрифт:
— Я все продумал, — еще тише зашипел Басюра. — Когда Воронин уезжал, он тебе ведь целую пачку донгов оставил. Да, да, я видел, не отпирайся. Я в щелку смотрел! Вот такую толстенную пачищу тебе вручили. Давайте возьмем оттуда немного денег и купим себе хоть рубашки, штаны, майки и тапочки. Пусть все здесь и барахляное, но сколько-то эта одежда нам прослужит. Я так полагаю, что мы здесь надолго застряли. Пока Стулов с Башутиным новое оборудование привезут, пока они там машины оформят, пока перегонят их… Две недели прокантуемся. И вы же понимаете, что все опять придется монтировать в грузовики, а это волынка еще на три дня. Неужели мы так и будем здесь киснуть? Давайте, мужики, решайтесь. Все местные девки нашими будут!
Последний аргумент подействовал на
— Вот сколько мне капитан на жизнь отсыпал, — выудил Федор из кармана толстую пачку разноцветных бумажек. — Не знаю, мало это или много, но нулей на купюрах напечатано изрядно.
Воодушевленные таким благоприятным началом дня мы, позабыв про все якобы неотложные дела, просто рысью побежали в самый большой местный магазин, который, в отличие от московских, торговал абсолютно всем, от ниток до живых поросят. Вот тут-то нас и ждало самое большое разочарование. Если относительно невысокий Федор после нескольких попыток смог подобрать себе цивильные брюки радикально черного цвета, то мы с Иваном остались не у дел. Вьетнамская швейная промышленность никак не рассчитывала на столь рослых покупателей. К счастью, местная продавщица, в отличие от ее российских сестер по ремеслу, быстро смекнула, что следует делать в таком случае. Понаблюдав некоторое время за нашими мучениями, она решительно сняла с полки небольшой отрез красивой кремовой материи и поднесла его мне, что-то при этом весьма убедительно втолковывая. Я взял отрез, взвесил его на руке и недоуменно пожал плечами.
— Брюки, — выразительно оттянул я пальцами свой камуфляж, — не есть очень хорошо. Хочу другие. Вот такие, как эти, — показал я на крутящегося перед зеркалом Преснухина.
Продавщица, поняв, что договориться с нами на словах невозможно, вынула листок бумаги и изобразила на нем отрез ткани. Потом нарисовала что-то похожее на выкройку, затем катушку ниток и иглу. Тут до меня дошло, что она хочет мне растолковать, и я радостно подтянул ткань к себе.
— Где живет ваш портной? — показал я с помощью спички некое подобие стежковых движений.
Продавщица что-то громко выкрикнула, и на зов ее с заднего двора прибежал чумазый мальчишка лет пяти. Продавщица присела рядом с ним на корточки, обняла за плечи и стала что-то быстро говорить, показывая пальцем то на нас, то на отрез. Мальчишка радостно подпрыгнул на месте и, доверчиво ухватив Ивана за указательный палец, потянул к двери. Поиски портного с таким шустрым провожатым продолжались недолго. Через десять минут мы приветливо раскланивались с пожилым мужчиной в круглых очках, который сидел, поджав под себя ноги, на широком подобии портняжного стола. Машинка «Зингер», разбросанные повсюду кусочки мела и свисающий с его плеча сантиметр безошибочно указывали на его профессию. Мальчишка что-то прочирикал, получил леденец за труды и очень довольный точно исполненным заданием выскочил наружу. Портной неспешно слез со своей лавки, ласково пощупал принесенную нами материю, одобрительно покачал головой и уставился на нас, видимо ожидая дальнейших комментариев.
— Иди сюда, — подтащил я упирающегося Федора поближе. — Нам вот из этого, — зашевелил я пальцами и бровями, — сделать надо примерно вот это.
Произнеся столь пространную речь, я потрепал Преснухина за брючину, после чего показал на свои ноги.
— И мне тоже, — добавил Иван, стукнув себя в грудь кулаком для пущей убедительности.
Старик мелко закивал и быстро написал мелом на грифельной дощечке сумму заказа. Федор без промедления отсчитал деньги. Портной изумился и стал было отнекиваться, но купюр у нас было слишком много, и в наших глазах стоимость их была не дороже той бумаги, на которой они были напечатаны. Когда с нас сняли мерки, я постучал пальцем по часам, давая понять, что хочу узнать, сколько времени будет исполняться наш заказ. Портной задумчиво посмотрел на потолок и, быстро подсчитав свои трудозатраты, показал четыре пальца.
— Четыре дня! — недовольно фыркнул Басюра. — Что-то
Я еще раз постучал по часам. Портной подошел ко мне ближе, деликатно взял мою руку и ногтем мизинца показал на два часа дня.
— Ура, — воскликнул я, — оказывается, уже после обеда будет готово!
— Ты спроси его заодно, как нам быть с ботинками, — всполошился Федор. — Может, у них есть и умелец, который сандалии тачает?
Пришлось далее объясняться на пальцах. Старикан утвердительно закивал и довольно бесцеремонно потащил меня к входной двери.
— Дзу-сан-лин, — защебетал он, указывая на домик, расположенный несколько наискосок через дорогу.
Где-то в районе трех часов мы уже оживленно примеряли на себя сверкающие новизной обновки.
— Да-а, — завистливо протянул Преснухин, пристально оглядывая наши щегольские брючата, — у вас гораздо симпатичнее получилось.
— Зато у тебя менее маркое, — утешали мы его в ответ.
Появился измученный Камо, все утро проработавший с командованием нашего полка, и с подозрением уставился на нас.
— Куда это вы настроились, генацвале? — поинтересовался он, протягивая испачканные чернилами руки к нашим сверкающим чистотой одеждам. — А штаны такие цивильные, откуда взяли?
— Спецзадание, — подмигнул я ему, отскакивая от него подальше. — Требуется завербовать на службу несколько человек из местного населения.
— Женского пола, — дружно хрюкнули Преснухин с Басюрой.
— А тебе, Камо, все равно на вечернюю вахту, — добавил Федор, — тебе в казарме так и так сидеть.
— Опять смеетесь, — ощерился тот, — но я спрошу у капитана, что это за задание. Я точно спрошу, как вернется.
Вашингтон планирует расширение агрессии
…Призыв пятнадцати тысяч резервистов усилил предположение, что президент Джонсон в скором времени мобилизует резервные пехотные части…
Сразу после того, как мы подготовились к гражданской жизни, мы принялись налаживать жизнь военную. Установив растяжки на найденные в саду деревянные шесты, я на пару с Анатолием изготовил первую самодельную антенну, после чего все вместе запустили в работу один временный пост. К этому времени Камо с Преснухиным расшифровали часть поступивших с Камчатки радиограмм, и мы принялись по мере сил удовлетворять неуемные запросы командования. Поскольку, как вы понимаете, после понесенных потерь наши возможности были минимальны, пришлось полностью отменить прием голосовых посланий и всецело сосредоточиться только на телеграфных сообщениях. Поскольку телетайп на ходу всего один, мы поочередно подключали его то к одному, то к другому радионаправлению. Я сидел на приеме, Преснухин просматривал и разбирал полученный материал, а остальные выносили из комнаты обломки аппаратуры. Но того куража и удовольствия от работы, как в полевых условиях, мы почему-то не испытывали. Так, некое подобие боевой деятельности, не более того. То есть мы вроде как и исполняли свои прямые обязанности, но как-то чисто формально, без должного настроения. Мысли наши были уже на свободе.
Вечер перед нашим первым выходом в «свет» наступал очень уж медленно, что вполне могло быть объяснено снедавшим нас нетерпением. Наконец, вынужденно промаявшись до восьми часов, мы навели елико возможную в наших спартанских условиях красоту, и, провожаемые недовольным брюзжанием остающегося в одиночестве Камкова, вышли на улицу.
Погода в тот день стояла просто изумительная. Мягкий красивый закат сопровождался довольно сильным западным ветром, приносившим желанную прохладу. Войдя в знакомую харчевню, мы от удивления так и застыли на пороге. Все центральное пространство было расчищено от столиков, а от разноцветных девичьих своеобразных платьев и кофточек просто рябило в глазах. Наше появление тоже не осталось незамеченным, поскольку по всему залу пробежал еле слышный вздох, и по рядам собравшейся молодежи прошло что-то вроде легкой волны. Играл выставленный на одном из столов проигрыватель, таинственно горели фонарики, а в центре зала уже танцевало несколько пар.