Карты Любви : Священник
Шрифт:
Я перекрестилась.
– Простите меня, Отец, ибо я согрешила, - шепчу я.
– Прошло два дня с моей последней исповеди.
– Я выслушаю твое признание.
Этот глубокий мелодичный голос обволакивает меня изнутри, как успокаивающий бальзам, и я выдыхаю с облегчением, даже не подозревая, что задерживала дыхание. Я почти забыла, почему пришла, словно моей целью было услышать его голос.
– Я приходила сюда прошлой ночью, и... Вы помогли мне, - выдыхаю я.
– Вы, вероятно, не помните меня, - заикаюсь я.
– Я помню
– Я приходила сюда вчера исповедоваться, но Вас не было, так что...
– я замолкаю от смущения.
– Я ушла.
– Я рад, что смог помочь.
– Мне не нравится то, что я не вижу его и не могу оценить его реакцию.
– Да, это так.
Минута молчания, а затем раздается его тихий смех.
– Ты собираешься исповедоваться?
– Я могу исповедоваться в одном грехе дважды?
– Если ты не чувствуешь, что действительно раскаялись или прощена, тогда, да, ты можешь исповедоваться столько раз, сколько пожелаешь.
– Хорошо. Я сделала нечто ужасное и не могу простить себя.
– Бог все прощает, Делайла.
Я киваю сама себе, и слезы наворачиваются на глаза.
– Даже тех, кто не верит в него?
– Он верит в тебя.
– И в этих словах, я слышу, что он верит в меня - таинственный священник с обезоруживающей улыбкой и странным успокаивающим воздействием на меня. По какой-то причине его вера обладает огромной ценностью.
– Спасибо, Отец.
Я встаю и открываю занавеску, прежде чем уйти из церкви. Я хочу развернуться и вернуться. Мне хочется, чтобы священник заверил меня, что все будет хорошо, потому что прямо сейчас он кажется единственным человеком, который способен заставить меня почувствовать, что все именно так и будет. Можете называть это защитным механизмом, излечением, лейкопластырем, но это единственное, что есть у меня. И я знаю, что действительно теряю это, потому что я обращаюсь к человеку, незнакомцу, пусть и представителю духовенства.
Глава 7
Джудас
– Простите меня, Отец, ибо я согрешила. С последней моей исповеди прошло два дня.
Я улыбаюсь, мгновенно узнавая ее голос, мягкий и с хорошо поставленной речью, несомненно женский.
– Я выслушаю твое признание, - повторяю слова, которые я произнес сотни, а может быть, и тысячи раз. Эти мирские слова подразумевают служение Господу, но они кажутся ей неправильными. Лишенными смысла. Я подаюсь вперед, слегка наклоняя голову к перегородке, потому что не хочу упустить ни слова.
– Я сделала нечто ужасное и не могу простить себя.
Пять дней. Она приходит сюда как по расписанию. Я даже не должен был быть здесь сегодня, но я пришел. Ради этого. Ради нее. Потому что за столь короткое время она стала своего рода одержимостью. В прошлый раз, когда она приходила, исповедь проводил Отец Дениелс, но она не открылась ему. Только мне. И это не дает мне покоя. Прошло пять дней, и она всегда говорит одно и то же. "Я сделала нечто ужасное, и не могу простить себя". И каждый день я даю ей один и тот же чертов совет - я в ожидании. Терпеливо жду момента, когда она поведает мне свои темные тайны.
До тех пор мы претворяемся, исправно играя свои роли. Возможно, это то, в чем она нуждается прямо сейчас - быть потерянным ягненком, ищущим своего пастыря. Что бы ни терзало ее день за днем, она никогда не признается в этом, но пытается. Однажды она сделает это. И я жду этого момента.
Каждый раз, когда она приходит, я на грани, отчаянно пытаюсь услышать, как правда слетает с ее губ. Мне хочется знать, что она сделала. Хочется верить, что эта девушка - милая девчонка с печальными глазами - на самом деле испорчена. Так же испорчена, как и я? Эти мысли не должны быть такими волнующими.
Я прижимаюсь спиной к деревянной стене, заставляя себя оставаться на месте и не наклоняться вперед, чтобы мельком увидеть ее лицо.
– Господь прощает тех, кто искренне раскаивается, Делайла, - повторяю я, словно заевшая пластинка. После этого она обычно уходит, но не сегодня.
– Я раскаиваюсь.
Нет, это не так. И именно этот момент настолько интригует в ней.
– Тогда почему ты приходишь сюда каждый день?
– Потому что я не хочу чувствовать это.
– Тогда просто перестань.
– Я не могу.
Я улыбаюсь.
– Зачем, думаешь, люди исповедуются, Делайла?
– Чтобы почувствовать себя лучше?
– Нет, потому что, если я скажу им, что они прощены, это позволяет их совести оставаться чистой.
– А что, если я заслуживаю это чувство вины?
– Нет ничего прекраснее того, как какая-то заблудшая душа занимается самобичеванием.
– Если ты будешь продолжать так думать, то будешь и дальше нести на себе бремя этого креста.
– Я не знаю, как избавиться от этой тяжести, - шепчет она.
– Просто отойди от столба для бичевания, Делайла.
После короткой паузы ее рука прижимается к перегородке, и замысловатая решетка впивается в молочную кожу ее ладони. Меня накрывает желание прикоснуться к ней, нашептывая на ухо о том, насколько прекрасна эта маленькая грешница, наполненная печалью.
– Спасибо, Отец, - ее рука соскальзывает, и она покидает кабинку.
***
– Я ухожу. – Мой взгляд отрывается от бумаг на столе. Отец Дениэлс задерживается в дверях, на его лице дружелюбная улыбка. Подозреваю, что он слишком налегает на вино. Его седые волосы коротко стрижены, а воротничок впивается в пухлую шею.
– Ты справишься с этим?
– кивает он в сторону бумаг.