Каштановый прииют
Шрифт:
— Оу, кто-то нас угощает, — Ликка, в углу у зеркала поправлявшая косынку на волосах, тут же подскочила к нему и выцепила леденец. — Спасибо большое.
— Не за что, — Вильям пожал руки вошедшим двум санитарам и плюхнулся на кресло. — Ну что, я так понимаю, пока сидим?
— Да, осмотр в девять, потом каждый час.
— Я пока плохо себе представляю, как это будет происходить…
Вильям подпёр голову рукой и оттянул шнурок, на котором висела ключ-карта. При открытии дверей замки реагировали сначала тоновым сигналом, негромким, но всё же. А потом щелчком отключался магнит. Звуки резкие, открывать палаты ночью точно нельзя, всех разбудит. Придётся бдить под дверьми и слушать. И полагаться на то, что звуки из палаты не расходятся с реальностью. Он привык к палатам, в которых двери не закрывались, и можно было спокойно осмотреть всех пациентов, даже потрогать.
К девяти часам в приюте наступила полная тишина, было слышно, как тихонько свистит ветер в ветках, слышно лёгкий шелест воды в трубах отопления, тиканье часов. Санитары играли в домино, Ликка разгадывала судоку, а Вильям решил почитать журналы. Вечер тянулся медленно, Вильяму оставалось только посматривать на часы, чтобы не проспать обход. Глаза отчаянно слипались. Привыкший к определённому режиму организм отказывался снова возвращаться к этой тягомотине с посменной работой. Вильям подпёр голову рукой, чтобы не начать клевать носом. Может быть, стоит пойти в столовую и навести чая?
Вздохнув и отложив журналы, он вышел в коридор и огляделся. Закрытые двери, неяркие бра, только чтобы смена глаза не ломала, если куда-то выйдет с поста. В отделении царило ужасное спокойствие, какое-то даже нереальное. Такое ощущение, что он не в бредовом отделении, пациенты мирно спят, не буянят. Это к лучшему, чем спокойнее бредовые больные, тем легче с ними работать. Буйные всегда были сложной темой, работать с ними мог мало кто, да и работать с накачанными по самые уши транквилизаторами больными Вильям не любил, они были неестественно заторможены, и увидеть в них реальную симптоматику было нереально. Открыв замок в столовую, он зажёг там светильник у окна раздачи и, зайдя на кухню, поставил чайник на плиту. Теперь нужно найти чай, хоть какой-нибудь. Вильям быстро осматривал шкафчик за шкафчиком. В том, что такие штуки, как чай, сахар, крупы и прочее хранятся именно здесь, он не сомневался. Тихонько открывая дверцы и шурша коробками и пакетами, он двигался по кухне.
— Так, где же чай?
Вильям упёр руки в бока и, нахмурившись, окинул взглядом широкий стол. Куда его могли поставить? За спиной что-то звякнуло. Что ещё? От неожиданного звука он нервно вздрогнул и обернулся через плечо. На противоположной стене шеренгой висели половники, лопатки, ножики, несколько из них качались, звякая друг о друга. А в шкафчике прямо над ними, на открытой полке, было видно жестяную банку чая. Вильям улыбнулся неожиданному знаку судьбы. Отлично, чёрный чай не бодрит так, как зелёный, но он не в том положении, чтобы крутить носом. Он насыпал себе заварки в чашку, залил кипятком, бросил сахар и пошёл на пост.
— Чайник закипел? — ему навстречу шли санитары с термосом
— Да, он почти полный.
— Отлично, спасибо.
Усевшись на своё кресло, он обнял пальцами кружку и бросил взгляд в окно. За ним чёрные на фоне яркой луны тучи беспокойно неслись по небу. Вильям не боялся темноты, отвык, темнота, наоборот, была его домом, его крепостью. А сегодняшнее небо было каким-то особенным, была в нём какая-то тревожная мрачная красота. Горячий сладкий чай приятно грел, Вильям улыбнулся и прикрыл глаза, прислушиваясь к больнице. Со стороны кухни было слышно возню, видимо, ребята решили заварить чай прямо в термосе. Что-то эмалированное громко грохнуло о кафель, покатилось по полу, послышалась ругань. Ликка громко цокнула языком и поправила журнал с судоку.
— Как хорошо, что столовая на другом конце коридора, уже всех бы разбудили, — Вильям отпил побольше из чашки и блаженно улыбнулся.
— Сейчас согреюсь, и меня немного развезёт, придётся будить.
— Мы периодически так и делаем, кто-то спит, а кто-то бдит, потом меняемся. Тем более, новичок, надо нежнее. Хорошо, что тебя в вечернюю поставили, на утренней без привычки особенно тяжело. Особенно после пяти утра, там так адски развозит, ты себе не представляешь.
— Да уж представляю. А в Лондоне я жил так, что мне ещё приходилось на такси ездить, почти двадцать минут, не считая сборов.
— Кошмар вообще. Тут хоть график составляют по-божески, когда я работала в Бристоле, там был ужасный людоедский режим… — она провела рукой по лицу и заправила несколько выпавших волосин под косынку. На пороге поста с громким пыхтением появились парни с термосом и кружками. — Ну, и чем вы шумели?
— Крышку от банки уронил, — Мэтт, мужчина средних лет, приятный и излишне учтивый с пациентами, плюхнулся на стул и взял конфетку. — О, моя любимая.
— У меня ещё такие есть, вроде я принёс.
— Вижу.
Чаепитие проходило в тишине. Говорить не то чтобы было не о чем, скорее нечего, да и лень. Не хотелось нарушать живую тишину отделения.
Медленно, но верно дежурство двигалось к концу, часы показывали ноль сорок семь ночи. Все дружно начали прогонять сон, кто как умел. Вильям понемногу пил чай и разглядывал пейзаж за окном, Мэтт с напарником то и дело выходили побродить по коридору, проветриться. Ликка держалась стойко, даже не меняя положения, всё так же разгадывала судоку. Пациенты мирно спали в палатах, если на первых обходах было слышно возню и бормотание, то после десяти заснули все, даже ужасно беспокойный Дитмар, который долго и истерично что-то шептал. Покачивая в воздухе ногой, Вильям от скуки рассматривал висящие на противоположной стене плакаты. Как важно соблюдать гигиену, что такое охрана труда, как распознать деменцию, как распознать эпилептический припадок… Вильям знал это всё наизусть, и от перечитывания и так заученных постулатов его начало неудержимо клонить в сон. Мотнув головой, чтобы убрать неприятное ощущение ваты в голове, он кинул взгляд на часы. А вот и время обхода пришло.
— Ладно, пойду умоюсь, чтобы полегче было. И в туалет зайду, многовато чая выхлебал, — Вильям встал и опрокинул в себя остатки чая.
— Ничего, Вили, я долго привыкала к сбитому напрочь режиму, — Ликка отсалютовала ему чаем. — Как раз пройдёшься по коридору, послушаешь пациентов.
— Ну я ж специально подгадал. Ещё час — и пойдём спать.
Он медленно пошёл в сторону закрытого коридора. Умывальники и туалеты были только там, и заходить туда по нужде никто не запрещал. Всё равно замок фиксировал, кто его открыл и во сколько. Вильям приложил карточку к двери и, дождавшись тихого щелчка, прошёл в коридор. Закрыл за собой и огляделся. В коридоре горели приглушённые бра, едва освещая его. Из окон по одной стороне коридора лился холодный свет луны. Справив нужду и вернувшись в коридор, он вздохнул, потянулся и шагнул в умывальню. Ряд умывальников с зеркалом, светлый бежевый кафель, слегка капает вода из одного крана. Он быстро ополоснул кружку, умылся, с силой потерев глаза, вытерся бумажным полотенцем и вышел в коридор. Пройтись, послушать, нет ли подозрительных шумов. Если кто-то не спит, в чём были сомнения, вколоть успокоительного. На дверях палат красовались номера, как в гостинце какой-то. Тишина, мирное сопение, храп, бормотание во сне. Всё тихо как будто. И тут его как будто что-то дёрнуло. По спине пробежал мороз. Он сам не понял, что произошло, как будто в невидимую стену врезался. Вильям тряхнул головой и замер. За дверью, рядом с которой он остановился, был слышен разговор. Четвёртая палата. Мистер Прендергаст. Вильям сглотнул и приложил ухо к двери.
— Я не могу, он делает мне больно, я один, совсем… Тш-ш, слышишь, он там, — шуршание, тяжёлое сорванное дыхание. — Слышишь? Он здесь… Не надо, не сегодня… Я не заслужил… Я не делал зла. Это он зло, — Дитмар явно ходил по палате и разговаривал сам с собой тихонько, едва слышно, половины слов Вильям совсем не разбирал. — Он придёт, он скоро опять придёт. Ненавижу… Он убьёт нас… Пожалуйста, умоляю, не сегодня, нет… Господи, не сегодня…
Вильям отстранился от двери и нахмурился. Стоит ли ставить ему укол, если он вроде как напуган, но не агрессивен, на стены не кидается? Вильям не был уверен, что сможет его успокоить сам, а если насильно ставить укол — он точно будет кричать, перебудит всех. В экстренном отделении таких вопросов не возникало, потому что не было никаких индивидуальных палат. Не спишь — мешаешь соседям, третьего не дано. Ещё немного постояв у двери, Вильям тяжело выдохнул и пошёл на пост. Нет, не нужен ем укол. Если вдруг что-то случится, тогда и сделает. Он уже дошёл до дверей в общий коридор, как за спиной раздался очень характерный звук, словно открылась дверь с магнитным замком, тихий тоновый сигнал и щелчок. Вильям резко обернулся и судорожно сглотнул. Все двери закрыты, горят зелёные диоды. Впервые за всё время здесь ему стало настолько неуютно. Как будто в пустом коридоре кто-то есть, и он смотрит прямо на него. Дитмар судорожно всхлипнул, и Вильям, отмахнувшись от неприятного ощущения, быстро подошёл к его палате. Внутри шуршание постельного белья, тихое дыхание. Может, сделать укол? Он затаился или решил лечь спать? Ещё немного постояв у дверей, и не дождавшись ни бормотания, ни истерики, Вильям выдохнул и быстро направился в общий коридор. Если даже Дитмар успокоился, ему точно не о чем беспокоиться. Закрыв дверь, он зашёл на пост и тяжело опустился на диван рядом с санитаром.