Каштановый прииют
Шрифт:
— Тридцать…
— Где вы находитесь?
— Больница.
— Хорошо. Скажите, как давно вы в больнице? — снова загибает пальцы. Пытается, очень пытается. Как будто хочет произвести на него впечатление.
— Год. Наверное, не уверен, — казалось, что каждое слово ему приходится вспоминать, как едва научившемуся говорить ребёнку.
— Почему вы в больнице?
— Я… Потому что. Не знаю. Я болен.
— А чем?
— Не помню.
— Дитмар, расскажите, как вы сегодня завтракали? Вам нравится здешняя еда? — он снова спрятал руки в рукава и начал мяться. Поджимает ноги, шевелит губами, как будто что-то шепчет. — Что у вас было на завтрак?
— Чай.
— Вам не нравится? А что бы вы хотели?
— Кофе, — может, у него и проблемы с памятью, но это точно не касается устойчивых привычек.
— А как вы спали? — Дитмар вдруг напрягся, кинул взгляд ему за спину и выпрямился. И посмотрел прямо ему в лицо, от чего стало неуютно.
— Он не даёт спать. Он… Он смотрит, — его голос упал до шёпота, сиплого и срывающегося. Вильям слегка наклонился к нему, чтобы выразить участие. — Если я усну. Он убьёт и займёт моё место.
— Вы совсем не спите?
— Да. Он меня преследует, — Дитмар тоже наклонился к нему. — Он надо мной издевается.
— Вы не можете это контролировать? — Дитмар вдруг ощерился.
— Он сильнее меня, я не могу его ударить! — ещё секунду назад настороженный и тихий, он взорвался, сорвался на крик и вдруг резко рванул к нему, навис над ним. — Вы не понимаете, вы все не понимаете меня! Я не могу, я в опасности! Вы не защищаете меня!
Дверь резко открылась, и на пороге показались санитары. Дитмар с задушенным хрипением сполз на пол, пытаясь забиться под стол. Вильям не сразу понял, что произошло, но успел встать и повелительным жестом остановить санитаров. Он прекрасно понимал, почему они прибежали, но если Дитмара уведут, то вся его дальнейшая работа будет под угрозой срыва. Он должен показать, что в этом кабинете он король и бог. И что здесь он может защитить Дитмара от чего угодно. Да, у него самого какая-то слабость в коленях и нервная дрожь от этого крика, но на то он и психотерапевт, чтобы успевать брать всё под контроль.
— Я бы хотел закончить наш разговор, — мужчины переглянулись. — Я вас позову, когда мы закончим.
— Мы слышали крик.
— Ничего страшного, мы ещё не закончили. Подождите за дверью, пожалуйста, — едва дождавшись, когда санитары выйдут, он спокойно сел на своё место. — Дитмар, присаживайтесь.
— Я не пойду туда. Я не хочу туда, — он едва ли не заполз на стул и свернулся на нём клубком, пряча лицо в ладонях. — Он меня убьёт.
— Есть места, где его нет? — Дитмар оторвал заплаканное лицо от рук и нервно огляделся.
— Нет. Нет их… — от того, как обречённо прозвучал голос Дитмара, по спине пробежал неприятный холодок. — Но я не покажу вам. Вы посмотрите туда. Я не хочу, чтобы вы на него смотрели, — а вот это интересно. Он не хочет, чтобы реальность контактировала с галлюцинацией. Дитмар осознаёт, что этого некто видит только он, и боится, что если кто-то ещё его увидит, он станет более реальным из-за этого. Может, он и не осознаёт это до конца, но отдаёт себе отчёт, что с этим монстром он практически один на один. Многие шизофреники успешно учатся игнорировать галлюцинации и отличать их от реальности. А пока монстр берёт верх в этой паре.
— Быть может, мы с вами сможем создать такое место? Для начала здесь, чтобы его не было в моём кабинете, и он не подслушивал наши разговоры. Вы можете заставлять его остаться в коридоре.
— Я… нет…
— Вы можете попробовать. Вы можете заставить его ждать в коридоре?
— Не знаю… Я… — Дитмар посмотрел на него и кисло улыбнулся. — Не знаю.
— Ничего страшного,
— Да? Вы… Вы мне поможете, доктор?
— Постараюсь помочь всем, чем смогу. Я здесь для того, чтобы помочь вам противостоять вашим страхам, вашей болезни. Чтобы вы могли, даже когда меня не будет рядом, помочь себе сами, — судя по тому, как медленно менялось лицо Дитмара, он понимал каждое слово и каждое попадало в цель. Он жил в страхе, и обещание избавления от него было самой лучшей мотивацией. — Но мне нужно, чтобы вы меня слушали. Просто слушали. И старались отвечать на вопросы.
— Да, — Дитмар вжал голову в плечи и вдруг протянул ему руку, открытую от рукава. Запястье перемотано бинтом, потянул, скорее всего. — Дитмар, — в этот раз имя прозвучало совсем по-другому. Чётко и уверенно, он понял, кто он, он полностью осознал и теперь представлялся по-настоящему, а не на автомате. Вильям мягко улыбнулся и легонько пожал ему руку.
— Вильям Салтрай. Приятно познакомиться.
— Да…
— А теперь расскажите мне о себе, чем вы занимались до приезда в больницу.
— Я… Я, я. Я рисовал.
— Вы художник?
— Нет. Я рисовал, — Вильям сделал вид что понял. В карточках не писали о сфере деятельности больного, только если он сам что-то упоминал в разговоре. Нужно будет всё внимательно перечитать.
— Вам нравилось этим заниматься?
— Да. Это так… Красиво, — Дитмар сделал пас рукой в воздухе, словно что-то вспоминая. — Я люблю смотреть, линии, цвета.
— А где вы жили, можете описать дом?
— Я жил… Не здесь. Дом большой. Э-э… Тут недалеко.
Когда вышло время сеанса, Вильям уже приготовился к тому, что нужно будет отдать Дитмара санитарам. Судя по его реакции, его ужасно пугало что-то, связанное с ними. Но на удивление, после их беседы он, хоть и заламывал руки и бормотал что-то под нос, вышел с ними спокойно. Вильям сделал вид, что ему тоже надо выходить, и проводил Дитмара до комнаты отдыха, то и дело задавая ему отвлекающие вопросы ни о чём, вроде какой любимый цвет, нравится ли вам музыка. Увидев большой светлый уютный зал с мягкой мебелью, он окончательно расслабился. Значит, пугали его не сами санитары, не само отделение, а что-то конкретное. Он подумал, что его поведут в какое-то конкретное место. Но, увидев комнату отдыха, Дитмар успокоился и сам дошёл до кресла у окна. Присев в него с ногами, он поправил подушку и откинулся на спинку. Вильям пропустил санитаров с инвалидным креслом и кинул ещё один взгляд на Дитмара. Он с такой ужасной тоской смотрел в окно, ему так хочется туда, что ещё немного, и он расплачется. Ему тут плохо, это видно, для этого даже психотерапевтом быть не обязательно.
Вильям вернулся в кабинет и принялся раскладывать перед собой личное дело Дитмара. Оно было формальным, сухим. Всё, как положено, ничего особенного. Карта тонкая, всего полтора года в больнице. Перелистал последние несколько страниц, чтобы понять, что вообще мог записать предыдущий врач. Ничего необычного, вот только была одна серьёзная проблема. Все записи обрывались неожиданно. Вот писал один врач, и вот уже другой. Шестеро за полтора года, это многовато, текучка — дело обычное, но не настолько. В записях не было ни слова о том, что могло послужить причиной бегства. Много записей о том, что пациент сорвался, кричал, вёл себя угрожающе, сеанс пришлось прервать. Сложилось странное ощущение, что он был первым психотерапевтом, который провёл с Дитмаром положенные полтора часа.