Каштаны на память
Шрифт:
Андрей горько усмехнулся. Наверно, каждой девушке хочется, чтобы ее друг был «не рядовым». А почему же Лесе все равно!
«Еще приезжал на два дня с Балтийского флота Павло Оберемок. Умерла бабушка, и его отпустили. Павел говорил, что переписывается с тобой и что будет поступать в Высшее военно-морское училище. Девчата даже руками всплеснули, увидев Павла-моряка. Когда он был дома, то казался незаметным, обычным. А сейчас встретился с курсантами, они первыми отдавали ему честь…»
Андрей вздохнул.
«Мне
— Смотрите! На мост вывели Сокольникова.
Пограничники приподнялись в окопах, выбрались из блокгауза.
Сокольников в разорванной гимнастерке, со связанными руками подошел к берегу в сопровождении офицера и двух солдат. Один из них держал рупор.
— А сказали, что он убит!
— Тихо! — крикнул политрук Майборский. — Не пришел Сокольников, а привели его сюда.
— Посмотрите на его одежду! — не удержался Стоколос. — Его, видно, били.
Тулин вытер рукавом пот, а Майборский наклонил голову, подперев ее обеими руками.
— Заткнем им глотку! — обратился к начальству старшина Колотуха. — Или предложим обменять на немецкого лейтенанта.
— Замолчите, старшина!
— А чего же они!
На том берегу переводчик выкрикнул в рупор:
— Пограничники и красноармейцы! От имени вашего солдата заявляем, что ваше сопротивление бессмысленно. Ваша война уже проиграна. Доблестные немецкие войска и их союзники сегодня нанесли такой удар по Красной Армии, после которого она уже не опомнится. Немецкие войска почти что по всему фронту продвинулись на вашу территорию на десятки километров…
— А вы на сколько продвинулись? — выкрикнул Колотуха громче рупора.
— От имени вашего товарища предлагаем вам прекратить сопротивление. Сложить оружие. Дарим жизнь. Обещаем хорошее питание…
— Сейчас я из снайперской пальну ему в глотку! — сказал кто-то из пограничников.
— Не смей! — предупредил капитан Тулин.
Офицер и те, кто сопровождал пленного, начали переговариваться, все время обращаясь к Сокольникову. Тот кивнул и вдруг крикнул:
— Брешут фашисты! Сокольников никогда не изменит своим!.. Так и напишите в Москву моей маме!..
Сокольников рванулся в сторону, ударил головой в живот одного конвоира и кинулся к реке. Но второй солдат сразу дал очередь из автомата, и боец упал возле воды. А потом произошло непостижимо ужасное, чего не видели раньше пограничники. На берегу вдруг вспыхнула лужа из бензина, к тяжело раненному Сокольникову подбежали несколько фашистских солдат, схватили его и кинули в огонь.
Да, такова была беспощадная месть врага, месть человеку, который не изменил Родине, своим товарищам. Огонь бушевал, поднимались длинные языки пламени, из-за которых доносились последние, предсмертные выкрики Сокольникова. Но их заглушили пулеметные очереди с двух сторон…
В этот первый день войны бойцы, казалось, видели уже все: и смерть, и тяжелые раны, а вот такую жестокую казнь не мог представить никто. Столько ужаса,
Все были потрясены увиденным.
В добрые сердца красноармейцев входила ненависть, они думали, как отомстить за сожженного Сокольникова, за погибших товарищей.
10
Вечером пограничники приготовили зажигательную смесь, облили керосином тряпье и отнесли все на берег. Там груз тихо взяла пятерка солдат и поползла к мосту. Преодолели первый десяток шагов. С того берега взметнулась ракета, осветив реку. Пятерка замерла, распластавшись на мосту.
— Еще проползем! — тихо сказал политрук Майборский.
На середине моста бойцы замерли. В напряженном ожидании прошли минуты. Наконец Майборскому передали конец бикфордова шнура.
— Зажигаю!
Шнур загорелся. Теперь надо как можно быстрее бежать в камыши. За спиной Майборского вспыхнуло пламя. Огненный смерч охватил мост на всю ширину. С вражеского берега ударили из пулеметов. Мост полыхал, но сырые доски не загорались. Тогда бойцы подкатили пушку и несколько раз выстрелили. Казалось, мост развалится и рухнет в реку, но он устоял.
Короткая ночь прошла в тревоге. То в одном месте, то в другом враг поднимал стрельбу и переправлялся на советский берег. На этот раз пограничники встречали его не таким уж плотным огнем, каким он был сутки назад.
На рассвете, вскоре после артиллерийской стрельбы, на западном берегу появились легкие танки. Теперь уже все пограничники и красноармейцы поняли, какую опасность представлял невзорванный мост. Да кого обвинять? Старшину Колотуху, который поверил, что мост загорится? Капитана Тулина, который думал, что нельзя обойтись без взрыва, но почему-то промолчал? Или помначштаба комендатуры старшего лейтенанта Постикова, которому сам бог велел знать, упадет ли в воду мост, если поджечь его?
Ясно было, что виновны все, потому что не приходилось им в жизни сжигать и уничтожать мосты. Да и меньше всего об этом думали, штудируя инструкции и не собираясь сражаться с врагом на своей земле.
Три танка с ходу ворвались на мост, стреляя из пулеметов. Выскочили на левый берег и помчались по шоссе. Внезапно под одним разорвалась «мина» лейтенанта Рябчикова. Второй танк притормозил. Третий старался обойти только что образовавшуюся пробку, повернул в сторону, но танкисты заметили ров и остановили машины. Этого промедления было достаточно, чтобы кто-то из красноармейцев подполз ближе и швырнул связку гранат. Танк вздрогнул и заглох с порванной гусеницей. Машина, которая была возле поврежденного миной танка, подалась назад, на насыпь. Теперь механик-водитель боялся и мин и гранат. Наверно, слишком волновался. На насыпи машина повалилась на бок. Два танкиста торопливо выскочили из нее, боязливо оглядываясь, побежали. Спасения им не было.