Каспийская книга. Приглашение к путешествию
Шрифт:
– Забросили парк Кирова, – по-своему истолковал мое молчание Азер. – А раньше сколько было народу! Сколько раз мы сидели в этом ресторане!
Рядом со смотровой было разбитое здание без окон и дверей, с облупившейся со стен штукатуркой.
– В этом ресторане?
– Ну да. Никак не вспомню, как он назывался… Не могу вспомнить, представляешь… Всегда в нем сидели…
– Послушай, – сказал я. – А почему ночью так мало людей в городе? Такие дома вдоль всего проспекта – и никого…
– А ты посмотри вечером на эти дома.
– Что?
– Просто: посмотри вечером на эти дома…
Мы тронулись с площадки, обходя обнесенные невысокими парковыми оградками участки, на которых, видимо, до того, как парк был заброшен, выращивалась рассада или саженцы деревьев. Здесь и сейчас было тихо, уютно, как будто мы попали в какой-то сельский
19
«В память о погибших здесь на службе своей Отчизны…» (англ.).
20
Позднее имя капитана Тиг-Джонса как-то связалось с расстрелом 26 бакинских комиссаров в Туркестане. Шпиону не нужна была такая слава. Он сменил имя. Рональд Синклер: имя никому ничего не говорило. И лишь в 1990-м, с предисловием Питера Хопкинса, появилась книга «The Spy Who Disappeared», в которой Рейджинальд Тиг-Джонс (к тому времени уже два года как покойный) пролил, наконец, свет на подробности своего исчезновения.
Вновь это повторилось спустя семьдесят лет. Помните митинги, демонстрации, «народные фронты», все эти речи, в которых неясно, что – идеализм высокой пробы, а что – провокация? Горбачёв испугался: он не знал, что делать с неуправляемыми процессами истории. Кто-то, оставшийся в тени, имел свой взгляд на неуправляемые исторические процессы. Кто-то, глядящий вперед, взял их в свои руки. Явилась неумолимая воля. Возможно, последняя резня армян в Азербайджане имеет и такой подтекст: «Армяне не должны иметь касательства к нашим нефтяным запасам». Не должно повториться ошибки начала века. А лучше вообще снять эту застарелую проблему… Раз и навсегда.
Заточки делали прямо в цехах заводов. Потом грузовики доставляли по нужным адресам молодчиков и выпивку, чтоб «завести» толпу… В таких делах всегда все неясно, все передернуто, концы в воду, в страшных персонажах с уголовным прошлым угадываются фигуры провокаторов…
Армянам не забыть Сумгаит (1988). Азербайджанцы клянутся хранить вечную память о Ходжалы (1992). Всего несколько лет – и все! Не было злодейства, которое не было бы совершено одними людьми против других людей только потому, что у них другой язык, другая кровь и другая вера. Страдания невинных жертв и с той, и с другой стороны столь чудовищны, что их нельзя ни описать, ни искупить. Просто читая об этом, чувствуешь себя больным, будто вдруг сталкиваешься с настоящим злом. Злом, как оно есть.
В столкновении вихрей этого зла не может быть ни правых, ни виноватых. Не может быть правды как таковой…
Если бы на аллее шахидов вдруг встретились Христос и Мухаммад – о чем бы они говорили? Нет, они не были сентиментальными пацифистами, эти двое. И что такое мир людей, знали они слишком хорошо и судили о нем сурово. Но пафос… Они бы отринули его, как ложь… Они не задержались бы здесь…
Я бы тоже ушел отсюда, но что мне сказать о непреходящем чувстве сиротства на аллее, где погребены братья мои по человеческой доле? Сиротство зябкое, военное, с пулей в животе, с чувством, что пред лицом братьев моих я сам умираю…
Братья, не верьте.
Не верьте тем, кто говорит, что ваша смерть была угодна Богу. Не смерть угодна Богу, а милость. У Господа хватит любви на всех, но если ты, брат, погиб в одной из самых страшных войн, какие бывают в истории – а именно в войне этнической – это не то же самое, что кончина святого. Кто-то, может, и был тут святой; кто-то, может, спасал население мирной деревушки во время налета чужих бородатых боевиков. А кто-то сам участвовал в этнической «зачистке» и сам был бородатым и чужим. Прости меня, брат. Ведь ты хотел, чтобы я сказал правду? Я скажу: «…Если бы пожелал твой Господь, то Он сделал бы людей народом единым. А они не перестают разногласить, кроме тех, кого помиловал твой Господь» 21 .
21
Коран. Пер. И. Ю. Крачковского, сура «Худ», 120.
Тебя, брат, Он, выходит, не помиловал. Он предназначил тебя не себе, а истории. Она призвала вас, она вложила в ваши сердца ослепляющий огнь и ярость, заставив взять в руки оружие, вы послужили идеальной смазкой, когда история захотела чуть-чуть шевельнуть своими старыми суставами… Кровь для старушки-истории! Что ж, ваши жизни не пропали даром: история принесла свои плоды… Может быть, они оказались горькими. Или мелкими. Может быть, вы вообще мечтали о чем-то другом. Но не о пуле же? Вы не ошиблись, вы просто сделали свой выбор, он оказался человеческим, слишком человеческим. Я убежден, где-то по ту сторону фронта, с той стороны зеркала, есть такое же кладбище, переполненное такими же красивыми парнями, связанными и, можно сказать, породненными с вами узами кровной ненависти, за которую они тоже заплатили жизнью. Выиграл ли кто-нибудь в результате? Сомневаюсь… Проиграл?
В каком-то смысле проиграли все.
На аллее шахидов было так пусто, что на миг показалось, что это кладбище забвения, что аллея никому не нужна, кроме безутешных вдов и матерей. Разумеется, здесь все не так по большим национальным праздникам, когда под сенью национального флага…
Капля дождя снова попала в лицо, и я опять размазал ее по щеке.
– Как ты? – спросил Азер, впервые внимательно заглянув мне в лицо.
– Ничего, – сказал я. – Только я не был готов к этой встрече… с ними…
– Может быть, хочешь пообедать? – предложил он.
Внизу старые краны нефтяного порта, который в недалеком будущем подлежал сносу, заскрипели так, будто приоткрывались адские ворота.
– Пора ехать отсюда.
Мы сели в машину.
– А война… – спросил я, стыдясь своей неосведомленности. – Она кончилась?
– Нет, покуда армяне занимают Карабах 22 …
– Но военные действия… Они больше не ведутся?
– Слава богу, не ведутся. Я вообще не понимаю, как это все произошло. С нашими армянами мы жили душа в душу! – неожиданно эмоционально отреагировал Азер. – Из-за этой проклятой войны половина Азербайджана спустилась в Баку. Беженцы! Прошло уже двадцать лет, а они все еще беженцы! У них льготы на жилье, на работу, у них – пособия. Баку больше нет с тех пор, как здесь каждый второй – беженец. Ни работу найти, ничего… Деревня…
22
Карабах – обширная нагорная область, населенная до Карабахской войны смешанным армянским и азербайджанским населением. Во времена СССР считалась автономной областью Азербайджана.
Азер произнес свою тираду о беженцах с накопившимся чувством раздражения. В Москве такие интонации можно услышать, когда говорят о «понаехавших».
Мы ехали по грязной улице вдоль железной дороги. Тут клубилась толпа народу, будто рядом была барахолка.
– Здесь рынок?
– Да.
– Давай остановимся, я пить хочу.
– Вино пить хочешь?
– Нет, лучше гранатовый сок…
Прямо у входа в грязный, тесный, со всех сторон обнесенный бетонными заборами рынок два парня металлическим прессом величиной в полведра вручную давили гранаты. Я залпом выпил один стакан, потом второй. Будто красный сок граната сродни был крови, которой я почти истек там, на аллее шахидов. Силы вернулись ко мне.