Кассандра
Шрифт:
— Все в этом мире изменчиво: со временем знакомые переходят в статус подружек и наоборот. А девчонку, если понадобится, разыщем, — подытожил следователь, поправляя под пиджаком кобуру пистолета.
Леонид вспомнил, как в детстве дружил во дворе с Генкой, у которого отец был милиционером. Часто спрашивал, замирая от страха, видел ли Генка у бати настоящий пистолет, а тот, дурачась, говорил, что отец носит в кобуре колбасу. Ленька не верил и обижался, и как-то раз Генка остановил отца и попросил показать, что находится в кобуре. Там в самом деле оказалось полукольцо «краковской». Лучше бы Генка так не шутил: с того времени его прозвали «колбасный мент», хотя он всех уверял, что это они с отцом подстроили,
Когда Леонид вышел на улицу, труповозка уже уехала, и ему стало очень грустно, словно многое зависело от того, увидит он умершего приятеля или нет.
Заиграла мелодия мобильного — это оказалась Эльвира. Она ядовито поинтересовалась: помог ли он своему приятелю в решении проблемы?
Тон вдовушки не понравился Леониду: «Я что, должен перед ней отчитываться или она уже считает меня своей собственностью?» Но он сдержался и кратко сообщил, что не смог помочь и тот ночью умер. Эльвира замолчала, затянула паузу, и Леонид ее нарушил, сказав, что у него полно дел, вечером он не придет, а когда станет посвободнее, то позвонит и они договорятся о встрече.
15
Вскрытие трупа сделали в тот же день, и на следующее утро, позвонив следователю, Леонид узнал, что ни у него, ни у судмедэксперта не осталось никаких сомнений: это был несчастный случай — на чайнике, ручках газовой плиты имелись только отпечатки покойного, причина смерти — отравление газом.
— А почему Стас оказался в гостевой постели? — высказал сомнение Леонид, но следователь сказал, что спешит, у него дел по горло, ответит на все его вопросы позже. Перед тем как положить трубку, сразил контрвопросом:
— Вы всегда ночуете в собственной постели?
Смерть Стаса очень повлияла на Леонида, ему все не верилось, что это был несчастный случай. Он никогда не придавал большого значения взаимоотношениям с бородатым громкоголосым художником, считая их чисто утилитарными, коммерческими. А теперь, лишившись приятеля, понял, что между ними было нечто большее, чем просто деловые отношения: Стас заполнял некую ячейку его жизни, и когда она опустела, почувствовал себя глубоко несчастным. Леонид связался с бывшей супругой Стаса, Элеонорой- Норой, на плечи которой легли заботы о похоронах, так как других близких у Стаса не оказалось. Леонид добровольно взял на себя часть ее хлопот и расходов.
Он узнал от Норы, что следователь ему сказал только часть правды, так как не исключалась версия самоубийства — Стас оставил записку, которую, если поднапрячь воображение, можно было счесть посмертной. На листе бумаги прыгающим почерком было сформулировано кратко: «Пошли вы все на х…!» Этот вопль души мог быть в равной мере и следствием приступа депрессии из-за алкогольной интоксикации, и прощальным пожеланием оставшимся на этом свете. Графологическая экспертиза подтвердила, что это было написано рукой Стаса, хотя и очень пьяного. Заключение, что художник погиб в результате несчастного случая, казалось вполне приемлемым и устраивало всех. Леонид не мог представить, чтобы Стас, очень ценивший радости жизни, а больше всего водку и женщин, мог все это променять на сырую могилу, и осторожно поделился сомнениями с Норой.
— У него в голове всегда был бардак, но никакой сырой могилы! Кремирование и только кремирование — подхороним к его родителям, им втроем будет хорошо. Это проще, дешевле и практичнее, — безапелляционным тоном заявила она и наотрез отказалась менять свои планы, даже с учетом материальной помощи от Леонида.
«А может, она права и так будет лучше?» — подумал Леонид и поехал в крематорий, чтобы договориться о ритуале прощания с другом.
Растущий современный город нуждается и в новостройках, и в новых кладбищах, куда рано или поздно попадут жильцы даже новых квартир. А кладбища — это огромные земельные
Серое здание крематория, к которому подъехал Леонид, оказалось совсем новым, в стиле неомодернизма, что должно было, очевидно, поразить воображение отправляющихся отсюда в мир иной, облегчить их уход из этого мира. Перед входом на площадке стояли в очереди несколько микроавтобусов, вокруг, не зная, куда себя деть и как убить время ожидания, слонялись люди обоих полов, слышались обрывки разговоров — похоже, в этот день конвейер смерти не оперативно справлялся с объемом работы.
Леонид заглянул в открытые двери ритуального зала: немногочисленные скорбящие столпились возле гроба с покойным, установленного на черном блестящем подиуме. Они терпеливо ожидали, когда закончит говорить маленькая полная женщина с властным выражением лица, чем-то похожая на директора школы, в которой учился Леонид. На стенах был цветной коллаж, в авангардистской манере изображающий суетность и тленность бытия человека. Леонид предположил, что вход в служебные помещения находится с другой стороны, и начал поиски. Через десяток шагов он увидел неприметные двери в стене, потянул за ручку — они открылись. Он увидел ступеньки, спускающиеся глубоко вниз. Недолго думая, он пошел по ним и вскоре оказался в длинном, не особенно широком коридоре. Продолжая поиски, он шел по коридору вперед и вскоре услышал глухие голоса и шум работающих механизмов. Коридор сделал поворот, за которым оказалась большая проходная комната с новеньким тельфером, платформа которого с гробом плавно опускалась вниз, к уже поджидавшим с тележкой двоим мужчинам в спецовках.
Современные Хароны внешне и по возрасту резко отличались друг от друга, напоминая Пата и Паташонка. Мужчина постарше, лет за пятьдесят, был сверкающе лыс, бородат, высок ростом, крупного телосложения, с большими кольцами в ушах, второй — брюнет лет двадцати пяти, очень маленького роста, неимоверно худой, с мелкими, хищными чертами лица — напоминал хорька.
— Что вы здесь делаете? Сюда вход посторонним запрещен! — заорал лысый, зло сверля взглядом незваного гостя.
Леониду показалось, что эта личность ему знакома, особенно кольца. Присмотревшись, узнал его — это был мужчина с труповозки с чудовищно растянутыми мочками ушей. Тем временем платформа дошла до конца и остановилась.
— Вы же на труповозке работаете? Я вас видел… — Леонид не спешил уходить.
Рабочие тем временем поставили закрытый гроб на тележку.
— Вы что — глухой?! Немедленно уходите! — угрожающе произнес лысый, при этом затряслись борода и кольца в ушах, а хорек засмеялся противным смехом, добавив:
— Братан, может, ты замерз? Так мы тебя сейчас отогреем в печи вместе с этим жмуриком!
Леониду стало жутко: в подвале они были одни, и этой странной парочке ничто не мешало воплотить свои угрозы в жизнь. У него похолодела спина, но, к своему ужасу, он так и не смог тронуться с места, как будто его пригвоздили. Вместо этого он снова невнятно пробормотал:
— Я вас видел на труповозке… Вчера вы друга моего отвозили в морг с Подола — он газом отравился.
Лысый, еще мгновение назад готовый метать молнии из глаз, вдруг изобразил на лице улыбку:
— Растущая дороговизна жизни заставляет разрываться на части, чтобы заработать на кусок хлеба насущного с маслом…
— И с икрой, — добавил хорек.
— Цыть, — осклабился лысый. — Любой труд благороден…
— Если за него платят «хеви метал», — вновь вставил хорек. — И не цыкай на меня, Баха!