Кастет. Первый удар
Шрифт:
Уже несколько дней по городу среди своих людей кружили неясные грозные слухи о Больших переменах. Сегодня эти слухи начади превращаться в конкретную информацию — с самого утра звонили друзья и доброжелатели, большинство из которых втайне желали Гришке Сахнову долгой и мучительной смерти и со злорадством в голосе сообщали под большим, разумеется, секретом, что наступает Великая эпоха Господина Головы, теперь уже совершенно точно — наступает. Сроки назывались разные, но все сходились во мнении, что Господин Голова — уроженец Питера и позволит родному городу спокойно
Что будет потом, и подумать было страшно — это конец Исаеву, конец исаевской империи и конец исаевским людям. Причем это будет не конец карьеры, подобная перспектива Гришу Сахнова не пугала — небольшой счет в банке да прикупленный по случаю шато на юге Бургундии давали возможность до конца дней вести безбедную жизнь простого французского рантье, даже не промышляя виноградарством и виноделием, к чему вообще-то располагали и крестьянская натура Сахнова и бургундские плодородные земли.
Нет, конец карьеры Григория Сахнова не пугал, страшила его смерть, слишком уж высоко он поднялся по лестнице, выстроенной Исаевым, чтобы остаться в живых.
Голова разболелась еще больше, таблеток никаких, конечно, нет, надо вызывать секретаршу, Полину, блин, Федоровну, у которой целый склад медикаментов на все случаи жизни — от геморроя до насморка, но видеть Полину Федоровну с больной головой было совсем невыносимо, и Сахнов начал копаться в ящиках письменного стола.
— Разрешите, — в кабинет вошла Нелли, посвежевшая, отдохнувшая, пахнущая дорогим парфюмом и ментоловыми сигаретами.
— Садись, — махнул рукой Гриша и продолжил рыться в столе.
Наконец, в углу нижнего ящика он нашел упаковку «Экстези», фирменного, привезенного им из Амстердама, а не забодяженного доморощенными химиками в грязном питерском подвале. Не считая, высыпал в ладонь, подумал, что многовато, сказал себе — да и черт с ним — и бросил в рот.
— Гриша, если ты по делу, то давай и я пойду, у меня ж выходной сегодня, я на свидание тороплюсь…
— Свидание отменяется, у меня трех девок сегодня в больницу отвезли, одна померла, сейчас позвонили.
Сахнов с ненавистью посмотрел на телефон — в старые времена такому вестнику давно бы отрубили голову.
— Работать сейчас пойдешь!
— Гришенька, давай завтра, у меня правда свидание, я, может, замуж собираюсь…
— Некому, ты понимаешь, некому сегодня работать! Словно с ума все посходили, очередь уже стоит, я стриптизерок всех по койкам рассовал. Сегодня вместо стриптиза джаз-банд какой-то играет, а ты говоришь — свидание! Как там, кстати, эта наша новенькая, Лена, что ли?
— Ленка-то? Нормально! У них с Гоги такой роман закрутился, ты что! Прямо Даниэла Стил какая-то…
— Вот бери Лену, с ней вдвоем на сессию и пойдете…
Сессии в стиле «садо-мазо» проходили в двух специально оборудованных залах на третьем этаже.
Один представлял собой камеру пыток в подземелье средневекового замка, с горящими факелами по стенам, цепями, кандалами, веригами и прочими приспособлениями по истязанию женской плоти. Две или три участницы сессии входили в пыточную в рубищах из мешковины и черных капюшонах на голове.
Второй зал был исполнен в медицинском стиле — белоснежный кафель, сверкающие никелем инструменты, вместо оков — хромированные цепочки, участницы, соответственно, в белых врачебных халатах.
— Нет, Гриша, ей сессию не выдержать, и ты же говорил — ее беречь надо для чего-то…
— Выдержит не выдержит. Потом разберемся…
Начали свое действие таблетки, голова уже не болела, да и не было ее, головы, проблемы растворились в сладковатой розовой дымке, а грядущий приход господина Головы казался таким же далеким и нестрашным, как явление Антихриста…
И вообще — все тело, вся его кровь, сила и энергия начали стекать вниз и умещаться в члене, который вот-вот разорвет брюки.
Девушка Нелли все поняла, вздохнула, сказала:
— Работать так работать.
И начала расстегивать юбку.
Ночью, возвращаясь из ресторана, Леха с Жанной заехали в какой-то круглосуточный бутик, после долгих криков и топанья ногами выманили из подсобки продавщицу с задранной юбкой и размазанной по всему лицу помадой и купили у нее безумно дорогой будильник. Продавщица объяснила, что будильник исполняет огромное количество мелодий, достойных репертуара крупного симфонического оркестра с мировым именем, и выполнен по эскизам какого-то известного всему миру итальянца. Кастету надо было только, чтобы будильник поднял его в восемь утра.
Возможно, в восемь утра будильник исполнил весь свой классический репертуар, не исключено, что некоторые наиболее популярные композиции он исполнил на бис, но Кастет этого не слышал — он самостоятельно проснулся в половине десятого и то только потому, что ему приспичило в туалет.
Вернувшись в спальню, Леха заметил лежащее на полу и тихо напевающее что-то произведение итальянского дизайнера с фамилией, напоминающей название красного вина. Сначала он удивился тому, что кто-то ночью подбросил в его номер странное, ни на что не похожее и издающее музыкальные звуки изделие, потом он увидел стрелки и вспомнил, что это купленные ночью часы. Время, которое показывали причудливые часы, его обескуражило.
Леха мучительно подумал, что, может быть, часы показывают время в Риме или Неаполе — другие итальянские города просто не приходили в голову — и нужно с помощью какой-нибудь специальной таблицы переводить это время в московское, с учетом, конечно, декретных изменений, вводимых весной и осенью. После чего он впал в терзающие голову воспоминания о том, переводили уже этой весной стрелки часов или еще нет, а если переводили, то куда — вперед или назад.
Окончательно поняв, что самому с проблемой пространственно-временного континуума ему не справиться, он стал будить Жанну, что было немногим легче решения хронологических проблем. Однако его усилия не пропали даром, девушка Жанна наконец проснулась, открыла глаза, увидела возлюбленного Арво и с надеждой в голосе спросила: