Кастинг для покойников
Шрифт:
«Нужно сделать вид, что я ничего не знаю. Неважно, написала она новую песню или нет, – успокаивал я себя. – Главное – заставить жюри пустить слезу».
Кусыль придумала танец к песне. Мне стало понятно, почему она платно выучилась на танцовщицу, но стала риелтором. Он был заурядным, с такими выступали малыши из начальной школы на утренниках. Нужно было высоко поднять руки и крутить кистями. За время исполнения одной песни пришлось выполнить это движение не менее десятка раз. А еще нужно было упереть руки в бока и кланяться влево-вправо, как неваляшка. Потом мы с ней брались за руки и кружились на месте. Каждое движение в этом танце было невыносимо примитивным.
– Так вот оно какое, это ваше образование, – ядовито подколол
– Как мы назовем команду? – Кусыль сделала вид, что не заметила сарказма.
– Я тоже подумал о том, что нашей команде нужно дать название. Наверное, телепатия. Как насчет «Два брата и две сестры»?
– «Два брата и две сестры»? Мы же не родственники. – Название команды, предложенное Мёнсиком, не очень-то понравилось танцовщице.
– Вроде бы неплохое, – примирительно сказала Дохи.
Тут Кусыль неожиданно легко согласилась.
– А ты что скажешь? – обратился ко мне Мёнсик.
– Мне все равно.
– Что значит «все равно»? Нравится или не нравится? У тебя что, совсем нет своего мнения? – Мёнсик опять распсиховался. – Эх, что с тебя взять, ты же такой бесхребетный, что даже умер по ошибке.
Моя смерть не имеет никакого отношения к бесхребетности!
– Так, значит, вы верите, что моя смерть – ошибка? – Невольно обрадовался я, позабыв обо всем остальном.
– Верю я тебе или нет – не имеет никакого значения. Важно, что не верит тебе Мачон, или как его там. Ну ладно, будем считать, что название выбрали. «Два брата и две сестры»! Какое славное название! Вам не кажется, что оно связывает нас прочными узами? Такими, которые сближают в самых трудных и безвыходных ситуациях. Давайте простим друг друга, если обидели чем или задели необдуманным словом, и сохраним нашу дружбу на том свете, – произнес Мёнсик со значением.
Череда неудач
В шестом туре участвовали все, кроме Чжиндо. Все прослушивания были серьезны и убедительны. Тем не менее после окончания каждого выступления Мачон сообщал о провале.
– Приглашаем команду «Два брата и две сестры».
Бам-бам-бам! Под звуки барабана Дохи начала читать рэп.
Когда-нибудь придется нам встать на этот путь. Ухабистый и трудный, ну что же, ну и пусть. Не подавая виду, мы стерпим все невзгоды, Ведь мы профессионалы от природы. Когда-нибудь придется нам встать на этот путь. Друзья могут смениться, ну что же, ну и пусть. Не подавая виду, мы примем перемены, Ведь мы профессионалы, которые бесценны.И снова рэп в исполнении Дохи звучал так, словно мы легко и непринужденно переходим горный перевал. Не было ни встающих на пути скал, ни цепляющейся за ноги травы.
Мы профессионалы, профессионалы…Я добросовестно дергался под рэп моей подружки, пританцовывая и наслаждаясь словами песни. И как я раньше не понимал, что в ней такие обалденные слова. Все закончилось под звуки барабана. Бам-бам-бам!
–
– Чего вы от нас хотите? Ну скажите, что нам нужно сделать, чтобы пройти отбор? – настойчиво допытывался у него Мёнсик. Но вскоре, осознав свое бессилие, вернулся на место.
– Что-то ваша коллективная стратегия не сработала, – позлорадствовал Сучжон.
– Давайте откажемся от этой затеи. Я уверен, он просто мстит нам за то, что мы не дожили до конца отпущенного нам времени. Не стоит больше плясать под его дудку. Представляю, как он радуется в душе, наблюдая за нами, – раздался чей-то сердитый голос.
– Я тоже так думаю. Все бесполезно. Мачон – дьявол под личиной ангела, якобы желающего нам помочь, – со вздохом разочарования отозвался кто-то.
Атмосфера стала гнетущей, и, словно желая соответствовать ей, начал медленно сгущаться черный туман. Путники, заметив его, содрогнулись от ужаса и непроизвольно съежились.
Новое наступление холода было несравнимо с предыдущими. Каждый волосок встал дыбом и заледенел. А тело промерзло до такой степени, что казалось, расколется на мелкие кусочки от легкого щелчка. Одновременно оно стало таким чувствительным, что ощущалась каждая отдельная его клеточка, в которую пробирался колючий мороз.
– Боже, как я хочу сдохнуть, – простонала Дохи.
– Это невозможно. Ты уже умерла, – напомнил я ей.
– Думаешь, я не знаю? Ты что, даже утешить не можешь? Так лучше бы молчал.
Я хотел возразить, что всего лишь назвал вещи своими именами, не надо принимать меняза тряпку и нечего на мне срывать зло, но решил не тратить силы. Они пригодятся нам в противостоянии с этой леденящей стужей.
Из завесы черного тумана раздался надрывный плач. Я подумал, что тоже должен плакать вместе со всеми, но не смог. Почему же у меня не получается? Мне хотелось глубоко вздохнуть и тихо заплакать. Голос, поднявшись из груди, прерывался, едва дойдя до горла. Я никак не мог понять причину такого феномена.
Мне вспомнился фильм «Печальный дух, плачущий в горном домике». Это фильм о неприкаянных обиженных душах. Я смотрел его жаркой летней ночью под одеялом, но за все время, что он шел, так и не смог им посочувствовать. Не было возможности вникнуть в их ситуации. Ведь едва мой страх затихал, как они начинали, словно издеваясь, чрезмерно рыдать и жаловаться. После просмотра у меня не осталось никаких особых впечатлений, я помнил только их назойливый плач. Впоследствии мне попалась на глаза статья какого-то кинокритика, который заострял внимание на историях несчастных душ и сочувствовал им. Но в целом, если довериться его мнению, фильм был провальным. Но про-стите, ведь кино снимают для зрителей, а не для критиков. Если фильм задуман, чтобы вызвать сочувствие к обиженным героям, то нужно было сократить время звучания плача, который мешал сосредоточиться на сюжете. И только сейчас я понял, что проблема была не в озвучке. В то время у меня не было желания или необходимости вникнуть в жизненные истории несправедливо обиженных душ, вот почему я не находил в себе сочувствия к ним. Так, может быть, сейчас я не могу выдавить из себя слезы, потому что чем-то отличаюсь от моих товарищей по несчастью? В противном случае почему я не могу выжать и слезинку, когда все вокруг ревут?
– Ы-ы-ы… – простонала Дохи в завершение сдавленных глухих рыданий.
Ее ничем не защищенные голые ноги покраснели от холода. Вскоре они покроются синими пятнами. Я не мог спокойно смотреть на это.
– Эх, мать твою…
У меня самого нещадно мерзли ноги, и было до смерти обидно одалживать ей свои носки. Но я ненавидел сам себя за то, что не могу преодолеть жалость к ней, именно поэтому машинально выругался.
Дохи равнодушно смотрела на протянутые мною носки. Не берет, потому что брезгует? Опасается запаха? Не хочешь – не надо, подумал я и уже собирался надеть носки обратно, но она выхватила их у меня из рук.