Катафалк дальнего следования
Шрифт:
– Петр Николаевич, доброе утро!
– Рад слышать, Лева. Тебе тоже доброе утро. У тебя есть хорошие новости?
– Отнюдь, но рад, что вы позвонили. Мне нужна ваша помощь.
– Ты чего так тихо говоришь, Лев? Случилось что-то?
– Уши лишние за мной ходят, зачем-то приставили наблюдателя. Сначала один, теперь вот второй…
– Так, пока ничего не понятно, кроме того, что ты попал в переплет. Говори, чем тебе помочь.
– Можете узнать, в ночь перед взрывом на станции перед Туманным не было сообщения о найденной женщине, мертвой или живой? По территории станции, названия ее точного не помню, состав проходил около
– Хорошо, через пару часов добуду тебе информацию. Еще есть просьбы?
– Ускорить экспертизу по трупу в поезде. Сейчас долго рассказывать, но там произошла какая-то путаница с персоналом. Мне нужно точно знать, кто погиб при взрыве.
– Лева, ты только скажи, и я тебя из этого расследования и этого поселка вытащу. Отдохнешь на больничном, в себя придешь. Есть хорошие ребята, кого можно туда послать.
– Петр Иванович, спасибо. У меня все хорошо. Вы же знаете, в провинции все процессы медленнее идут, чем в столице, надо просто немного поднажать. Жду звонка, как что-то станет известно о потеряшках на соседней станции.
После звонка начальника и друга у него на душе стало легче, будто воздуха свежего вдохнул. Очень на него давила эта атмосфера, тяжелая и гнетущая, где все замалчивали свои тайны и давали уклончивые ответы. Лишь доктор оказался откровенен, но и от того так и исходило уныние.
Гуров решил наведаться в церковь, не только для того, чтобы застигнуть своего ночного преследователя врасплох. Он хотел собственными глазами взглянуть на внутренности церкви и ее главного служителя, который взял такую власть над поселком и его жителями.
Золотистые купола сияли даже в пасмурном свете зимнего неба. Зеленый высокий забор отгораживал само здание от шоссе и пешеходного перехода. Широкая калитка была гостеприимно распахнута, и Гуров смело шагнул в нее. С крыльца уже спешила женщина с блеклым лицом, по самые брови закутанная в темный платок, широкое платье скрывало фигуру.
– Водички хотели купить святой?
От этого предложения у Льва внутри поднялась тошнота. Он с трудом покрутил головой, стараясь не поддаваться слабости:
– Чуть позже. Сейчас я бы хотел увидеть отца Тихона.
– Он не принимает пока, обеденный перерыв, – сурово отказала женщина.
– Я подожду, осмотрюсь пока.
– Некрещеным нельзя под церковную крышу. – Смотрительница насупленно наблюдала за оперативником, ожидая, когда он сдастся и уйдет.
Его соглядатай застыл у забора, равнодушно наблюдая за их перепалкой.
Но опер демонстративно шагнул на ступеньки.
– Если бог будет против моего присутствия, то остановит меня. Прошу, отойдите в сторону, я войду внутрь и подожду священника.
– Нет! – почти взвизгнула женщина. – Стойте здесь, я спрошу, чтобы отец Тихон принял вас сейчас.
Она исчезла за массивной дверью, а Гуров двинулся вдоль высокого забора, который отгораживал церковный дворик от еще одной территории.
Внезапным прыжком он оказался на церковном крыльце, нырнул за массивную дверь, закрутился на месте, обводя взглядом просторную церковь, и скользнул за золотистую створку, усыпанную иконами. В щель ему было видно, как следом в полутемное помещение забежал следивший за ним мужчина, заметался из стороны в сторону и бросился в приоткрытую дверь, которая уводила в длинный коридор. Стоило широкоплечему мужчине исчезнуть в темноте, как Лев Иванович бесшумно устремился наружу на высокое крыльцо церкви.
Спустившись по ступеням, он дернул калитку на вторую половину церковной территории, но она была плотно закрыта, за забором была видна лишь зеленая кровельная крыша строения. Ни секунды не раздумывая, опер ухватился руками за край деревянного ограждения и перемахнул внутрь. Да, нарушение закона, проникновение на частную территорию, но всегда можно сказать о том, что калитка была открыта. Когда работаешь с преступниками, невольно приходится идти на небольшие хитрости. Чтобы ложь невозможно было опровергнуть, он аккуратным движением сдвинул щеколду на массивной двери с внутренней стороны, а потом осторожными шагами двинулся в глубину двора. Где-то размеренно тюкал о поленья топор, проникновение Гурова осталось незамеченным. Посередине земельного участка стоял небольшой аккуратный дом в пару окон, именно его зеленая крыша виднелась над забором. Рядом вытянулись пара подсобных строений – черная, присыпанная углем тропинка вела в сарай, где, видимо, хранилось топливо для печи, а рядом возвышалась поленница. Дальше к дому примыкала крепким боком баня, в темном оконце которой Лев заметил кое-что интересное. Он прижался лицом к стеклу, но в помещении с полками не горела лампочка, человек внутри двигался на ощупь. Льву удалось лишь рассмотреть, как невысокий мужчина в рясе, с окладистой длинной бородой, неуверенно отсыпает из обычного целлофанового пакетика в лохань порошок красного цвета.
Понять Лев Иванович ничего не успел, тело само отреагировало на движение еще до того, как в голове окончательно оформилась мысль – не слышно ударов топора!
Справа просвистело лезвие топора, больно обожгло ухо и высекло в бревенчатой стене щепки, застряв заточенным углом. Опер развернулся навстречу нападающему со стороны спины и во время поворота рукой ловко обхватил тонкую шею. Под пальцами скользнули те же мягкие короткие волосы, что и вчера ночью. Это был ночной преследователь, шапка которого лежит у Гурова в кармане. Подросток лет четырнадцати-пятнадцати, худой, с непокрытой головой, в большой не по размеру куртке извивался в захвате тяжелой руки опера, пытаясь вырваться.
– Отпусти, я тебе устрою! Зарублю насмерть! Я не дам тебе папку в тюрьму засадить! – Парнишка неловко крутился от боли, хриплый голос срывался на визгливые нотки.
В предбаннике зашуршала ткань длинного одеяния священника, показался невысокий человек собранными в хвост полуседыми волосами. При виде него Гуров вздрогнул и чуть не выпустил мальчишку из локтевого захвата. По осунувшемуся изможденному лицу в глубоких рытвинах морщин тянулись из глаз кровавые дорожки. Между веками застыли бельма – два слепых пятна в алых прожилках. Кровавое зрелище пугало и одновременно завораживало своей уродливостью. Пальцы у отца Тихона были измазаны в чем-то густо-красном, и эти сгустки падали с рук на снег.
«Все вокруг в крови!» – мелькнуло в голове у Гурова, и тут же струйка алой крови растеклась по снегу у него под ногами, падая со стороны порезанного топором уха. Он понял, что мальчишка не промахнулся и все-таки задел его своим смертельным оружием – рассек правое ухо.
– Миша, это ты? Ты с кем? Ты почему кричишь? – Слепой священник чутко поводил носом, пытаясь по звукам и запахам понять, что происходит во дворе его дома.
– Папка, он тебя в тюрьму засадит хочет. Он подсматривал за тобой, как ты в бане!.. Как ты!..