Катафалк дальнего следования
Шрифт:
– Ну что вы как маленький, может, подменились. Всякое бывает, приболела, вот вместо нее новенькая и вышла. Начальник может и не знать, он у нас птица важная, на все только кривится, будто лимона откусил.
Лев Иванович вслушивался в тишину за околицей и видел, что старый Трезор тоже, навострив уши, наблюдает за кем-то, скрытым темнотой.
– Ничего больше не вспомнил? Кого-то, может, видел перед тем, как вагон взорвался?
– Да нет. – Парень вздохнул. – Мы ж, считайте, с вами рядом бежали все время, пока не грохнуло. – Он вдруг радостно ткнул в желтое оконце дома на другом
– Спасибо, зайду сейчас, – обрадовался новому свидетелю опер.
Пожав парню на прощанье руку, Гуров зашагал по улице в сторону яркого желтого пятна. Аппетитный запах действительно полз по всему переулку, щекоча ноздри. Как собака по следу, он по запаху от беляшей дошел до крошечного кособокого домика, распахнул калитку и постучал в приоткрытое окно:
– Хозяйка, беляшами угостите?
Сгорбленная старенькая женщина испуганно метнулась к окну и с грохотом задвинула раму:
– Нет никаких беляшей, ничего нету! Картошечки себе решила пожарить на ночь, не запрещено законом! – выкрикнула она, разгоняя по кухне чад от шипящих на сковородке золотистых беляшей.
– Тетя Соня, не бойтесь, я штрафовать вас не буду, – зашептал Лев Иванович в оставшуюся щель. – Угостите свеженькими, я у вас еще десяток куплю.
Домашняя кулинарка остановилась, приоткрыла обратно окно и переспросила:
– Точно? Не обманешь? Вы москвичи такие, ушлые.
– Да клянусь. Так вкусно пахнет, что просто живот скрутило. Мне бы покушать, у вас магазины уже закрыты, а у меня за весь день крошки во рту не было.
– Ну заходи, открыто. – Пожилая женщина до сих пор вела себя настороженно. – Только деньги вперед давай, девять берешь, один в подарок. Ну ладно! Двумя угощаю, раз уж гостем моим стал.
– Спасибо!
Лев Иванович заторопился внутрь, навстречу манящему аромату. Там женщина ловко управлялась сразу с тремя сковородами на старой побеленной печи, скидывая готовые золотистые беляши в огромный таз и выкладывая новые порции пухлого теста. Гуров скромно пристроился на колченогом табурете, кивнул с благодарностью, когда перед ним оказалась эмалированная миска с двумя жирными, истекающими соком пухляшами. Он с удовольствием впился зубами в горячий бок беляша, а энергичная старушка, не отвлекаясь от своего конвейера, хмыкнула:
– Поди, спросить пришел, кого видала на перроне сегодня у поезда взорванного?
Рот был занят, и Гуров смог только утвердительно промычать в ответ. Женщина снова хмыкнула, довольная собственной проницательностью:
– Не за беляшами же по ночи из Москвы начальство шныряет. Ты не обижайся, что я на язык острая. Привыкла на вокзале отбривать, а то каждый из себя начальство строит. Штрафами грозят за незаконную торговлю, пассажиры тоже возмущаются, что антисанитария. А я десять лет их жарю, и все у меня кормятся. И вокзальные, и с железки. Проводники, обходчики, машинисты, все тети-Сонины беляши уважают.
– Понимаю их, тетя Соня, вкуснотища. Еще десяток с собой положите?
– Положу, положу. – Довольная комплиментом продавщица принялась с грохотом скидывать грязную посуду в старенькую жестяную раковину.
Наконец присела за стол, обтерла руки от муки и начала фасовать свои изделия в промасленные кульки, по ходу рассказывая о событиях утра:
– Я к пяти утра прихожу всегда, конкуренции меньше, а люди за ночь оголодали уже, свеженькое быстро разбирают. Считай, к обеду я отстрелялась, можно тесто заводить на новую партию. Ну и сегодня припоздала, по переходу бегу с сумкой, а поезд уже к станции подходит. И тут кто-то крикнул, я по сторонам туда-сюда. Только увидела, как кто-то в кусты сиганул прямо на ходу. С нашей стороны, где дома.
– А кто был, мужчина или женщина? Успели рассмотреть?
– Кричала женщина, это точно. Тихонько так вскрикнула, я еще подумала, что, может, девчонку кто зажал. У нас ребята на поселке простые, могут и обидеть. Я хотела шугануть хулигана, да темно, ничего не видно. Он в кусты бросился.
– Почему думаете, что это все-таки мужчина был?
– Да так тяжело он лез, аж кусты трещали. Будто медведь через кусты ломится.
– А можете место указать, где это было? Или нарисовать, как дойти? – попросил опер.
Кулинарка махнула рукой в сторону окна:
– Чего там искать? Вот как через мост идешь в сторону вокзала по правой стороне, так сразу перед мостом он в кустах и пошумел. Увидишь, если по свету пойдешь. Там в крови снег перемазанный и ветки переломаны.
– В крови? Вы смогли рассмотреть кровь, когда на вокзал шли?
– Да нет, это уже обратно пошла через мостик, светло было, день. Глянула туда, а и присматриваться не надо, на снегу кровина тянется и кусты сикось-накось.
– То есть человек бежал со стороны вокзала через лесок в сторону домов, сюда?
– Да с какого вокзала, с поезда. Состав же шел в это время, через рельсы никак не перейти ему было, а поверху я на мосту была.
– Спасибо, тетя Соня. Помогли очень. Сколько с меня?
– Триста за все. – Женщина сложила в самодельный пакет десяток румяных пышных беляшей.
– Держите. – Гуров положил на стол пятисотенную купюру. – Сдачи не надо. Лучше завтра будете на вокзале, приберегите для меня еще партию свежачка. Уж очень вкусно готовите.
– А то. – Довольная выручкой, старушка благосклонно предложила: – Ты через улицу до переходника на вокзал не иди, тут через два дома тропинка будет между деревьев, по ней выйдешь почти к тому месту.
– Отлично, тут у вас все рядом. Удобно жить. – Лев Иванович вытер руки об ветхое полотенце и шагнул к двери из кухни.
Что-то грохнуло в коридоре за дверью, но старушка отмахнулась:
– Кот шмыгает, старый уже, а все в подполье скачет, мышей ловит. Весь в меня, мне ведь уже семьдесят, а все бегаю, торгую. Надо детям помогать…
– Крепкого вам здоровья, – напоследок пожелал Гуров, разомлевший от тепла и еды.
По дороге он шел и раздумывал, как же тяжело жителям крошечного поселка Туманный. Хватаются за любую возможность, чтобы заработать свои честные копейки. Даже пенсионеры не могут расслабиться и вынуждены поздно ложиться, вставать до рассвета. И так каждый день.