Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи
Шрифт:
То, что город расширился за счёт «скопированных» зданий не было новостью. Я и сам догадывался о чём-то подобном. Лес, в котором я застал звуковой удар, исчез. Здания вокруг знакомые, но находятся совсем не там, где должны, этажи и квартиры в многоэтажках перепутаны местами.
Все, кто не успел свалить, пропали или мертвы? Тоже ничего удивительного, я своими глазами видел, как труп милиционера, так и чудовище, в которое он потом превратился.
Отдельного внимания заслуживали финны. Почему армия так быстро попросила о помощи у другого государства, почему не справилась своими силами? Что здесь может
Собственно, интересно-то интересно, но не настолько, чтобы надоедать военным расспросами. Самое главное – передо мной появился реальный шанс выбраться отсюда, да ещё и в сопровождении опытных бойцов спецназа. Их уверенность и спокойствие невольно заразили меня, так что ближайшее будущее больше не казалось огромной чёрной ямой, с доносящимся со дна голодным рычанием.
Следуя совету военного, я более или менее удобно устроился на узком диване и закрыл глаза. Армия научила меня невероятной способности засыпать в любое время и в любой позе. Не прошло и минуты, как я провалился в сон…
До самого горизонта протянулась пропасть, опоясанная рваными клочками земли. Бесконечная бездна, шахта лифта, ведущая прямиком в преисподнюю. Смертельная рана, оставленная на теле Земли. Кусочки асфальта, отваливаясь от разорванного дорожного покрытия, уносятся куда-то во тьму, и, даже если прислушиваться к пропасти весь день, то не услышишь эха их падения.
Он стоял у самой кромки бездны. Раскачивающийся от ударов ветра, сутулящийся под гнётом пройденных испытаний, но, тем не менее, бесстрашно смотрящий в чёрное ничто, распростёршееся под ногами.
Кому, как ни мне знать, кто он. Ведь это я отнял у него жизнь.
– Пусть всё будет не напрасно, пусть всё будет, пусть всё будет… – существо молчит, я готов поклясться в этом, но шипящие кислотой слова раз за разом вспыхивают в сознании, вызывая головную боль и дрожь в руках.
– Чего ты ждёшь? – произношу я, но слова тонут в яростных порывах ветра.
Тварь на краю обрыва не обращает на меня внимания. Развевающийся плащ превращает её фигуру в нечто бесформенное, нематериальное, словно ускользающее воспоминание.
Одолеваемый странным желанием коснуться плеча незнакомца, я делаю несколько шагов вперёд, но замираю, услышав позади автомобильный клаксон. Медленно оборачиваюсь, с удивлением обнаруживая экскурсионный ярко-оранжевый автобус. Водитель машет рукой, призывая занять своё место среди терпеливо ожидающих пассажиров: Иванова, Штыкова, Артёмова, улыбающейся Юлии Новак, офицеров Козлова и Протасова, неизвестно как оказавшихся здесь пилотов Анатолия и Александра, – живые и невредимые, приветливые. Все они терпеливо смотрят на меня, словно говоря – пора продолжить путь дальше.
– Не смотри, – шипит до боли знакомый голос, заползая в щели коры мозга. – Смотри на меня…
На секунду я отвожу взгляд, с ужасом отмечая, что край пропасти приблизился ко мне. Приблизился и замерший на её краю неизвестный. Хочется убежать, заскочить в автобус и крикнуть водителю, чтобы он вжал газ в пол и увёл машину подальше от обрыва, но ноги приросли к земле.
Транспорт превращается в искорёженный кусок металла, переломленный пополам. Бронированные листы обшивки разорваны, словно куски картона, стёкла полопались, а сидящие на обгоревших сиденьях люди оборачиваются искалеченными скелетами. Раздробленные кости со стуком осыпаются на пол, проломленные черепа скалятся крошащимися зубами, тлеющая одежда покрыта чёрными пятнами ожогов и всё ещё дымится.
– Простите! – кричу я покойникам. Слёзы стекают по лицу, падая на свинцовый нагрудник и смешиваясь с пятнами крови. – Простите меня!
Но никто не отвечает…
– Просыпайся, – доносится слабый голос. – Беги и не оборачивайся… Просыпайся!..
– Просыпайся, – кто-то легонько потряс меня за плечо.
Я резко вскочил на ноги, ожидая увидеть перед собой мертвецов из сна, но это был всего лишь Грач. Облегчённо выдохнув, я провёл ладонями по лицу. Чёртов сон… Слишком реалистичный для обычного, но чересчур невозможный – для вещего.
– Уходим, – коротко бросил мне снайпер, исчезая на кухне.
Спустя несколько секунд раздалось шипение и приглушённый хлопок. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, я увидел дымящуюся Р-159, лежащую на столе. Судя по всему, остальные члены подразделения так и не пришли. Придётся выбираться своими силами.
Закончив с устранением громоздкой радиостанции, Грач прошёлся по всей квартире, собирая в пакет разную мелочёвку: сигаретные бычки, пустые консервные банки и прочее, – сложив всё вместе, он исчез на кухне, откуда вновь донеслось шипение. Я же, не зная, что от меня требуется, встал у окна и осторожно выглянул на улицу.
Сумерки потихоньку отступали, вновь заполняя улицу темнотой полярной ночи. Такова специфика здешних мест: в это время года светлеет поздно, а темнеет – рано. Неторопливо продолжал сыпать снег, всеми силами старающийся похоронить город по самые крыши. Ни финнов, ни чудовищ нигде видно не было.
Вернулся Грач. Снайперская винтовка висела у него за спиной, правая рука сжимала опущенный к полу пистолет Макарова. Тяжёлый взгляд спеца встретился с моим, растерянным и обескураженным…
Приплыли… Видимо, пришла пора устранить самую главную из улик, которая куда тяжелее радиостанции, и красноречивей недокуренных сигарет…
В груди всё сжалось. Спешно прокручивая в голове возможности к бегству, я, тем не менее, не сходил с места. Одно дело спасаться от чудовищных порождений Города, а совсем другое – видеть предательство себе подобных, ещё час назад общавшихся с тобой на равных и говоривших что-то про эвакуацию. С такими вещами тяжело смириться, а ещё тяжелее – противостоять им.
Военный сделал два шага навстречу, приподнимая оружие…
Можно попробовать высадить окно и, петляя, добежать до соседних зданий. Шансы малы, учитывая навыки стрельбы спецназа, но они есть…