Катализатор
Шрифт:
— Почему Нэш сказал, что ты едва остался жив? И почему он спросил, преследовали ли вас на пути в лагерь? Кто мог вас преследовать?
Трей подходит ближе, и его пальцы сжимаются на моей талии, пододвигая меня ближе, пока наши тела не соприкасаются.
— Эти люди были мастерами своего дела. Это не простые воры в поисках еды, как те, что убили моего отца. Это профессионалы, которые знали наше расписание, знали наш маршрут. Они засекли нас.
Я вспоминаю, как пару недель назад Виктор угрожал, что это ещё не конец.
— Это были люди
Трей кивает.
— Нэш был обеспокоен тем, что я их выследил. Проник в их логово, чтобы вернуть грузовик, что, по его мнению, было тупо. Он хотел, чтобы я бросил грузовик там.
— Они преследовали тебя? — моё горло сжимается, и мне тяжело дышать.
— Только до окраины города. Когда мы добрались до открытой пустыни, их уже не было.
— Тебя могли убить, — шепчу я.
— Но не убили же, — его губы касаются одной моей щеки, другой, а потом целуют в лоб. — Не против, если я умоюсь?
На этих словах он отстраняется.
Только тогда я замечаю следы крови на его футболке и выше локтей.
— Это твоя кровь? — вскрикиваю я, отскакивая.
— Нет, в основном, Трипа, — он берёт со стула сменную одежду, полотенце, висящее на двери, и фонарик с кровати. — Я быстро, — говорит он, закрывая дверь. Комната тут же погружается во тьму.
Я жду, присев на край его кровати, каждой клеточкой чувствуя облегчение, как будто воздушный шар приготовился к взлёту. Теперь, когда я знаю, что с ним всё в порядке, мне следует вернуться к себе. Но буря желаний — оказаться в его объятьях, вдохнуть запах мыла, запустить пальцы в его волосы — удерживает меня на месте.
Он что-то недоговаривает мне об этой спасательной операции. Он так и не сказал, что произошло в логове Дьявола. Пришлось ли им убивать? Если да, то скольких? Был ли там Виктор?
Я встряхиваю головой, чтобы выкинуть неприятные мысли. Есть вещи, которые лучше не знать, а пока Трей возглавляет «Грань», у него есть обязанности. Я пытаюсь убедить себя, что мне достаточно знать это.
Сначала я замечаю свет, а потом Трея за ним. Фонарик освещает пол, а затем Трей оставляет его на комоде, развернув так, чтобы он освещал комнату, но выглядит это жутковато. От самого Трея пахнет мылом и шампунем, он переоделся в белую футболку и свободные шорты, как у баскетболистов. Всю кровь со своих рук он смыл. Начисто, как будто ничего и не было. Его влажные волосы слегка завиваются у шеи, и я подавляю желание пробежаться по ним пальцами. Он замечает меня и расплывается в улыбке. Уголки моих губ приподнимаются в ответ, а пульс учащается.
Так, мне пора уходить.
— Теперь я знаю, что ты в порядке, пойду-ка я к себе, — бормочу, вставая и направляясь к двери.
Трей вешает полотенце на дверь и разворачивается ко мне.
— Ты можешь остаться, — предлагает он.
Я перевожу взгляд на его кровать, большую для одного человека или в самый раз для двоих, если лечь вплотную. Надо уходить.
Трей откидывает покрывало и забирается в постель, прижимаясь к стене и оставляя достаточно места
Я ложусь рядом с ним, простынь мягкая и прохладная. Он протягивает мне руку и притягивает ближе к себе, пока моя голова не оказывается у него на груди. Мои губы всего в паре сантиметров от его шеи, и когда я вдыхаю, мой нос наполняет аромат его мыла. Сердце стучит от близости к нему, я пытаюсь успокоить его медленными глубокими вдохами и выдохами.
Подавшись какому-то смелому порыву, я забираюсь пальцами под его рубашку и провожу самыми подушечками по шраму. Его мышцы пресса напрягаются.
— Ты так и не сказал, откуда он у тебя.
Он переводит взгляд с меня на потолок.
— Попал в драку на ножах.
— В драку на ножах?
Трей вздыхает.
— Да, после того, как умер мой отец, я чувствовал себя потерянным. В смятении. Мы с Нэшем пошли в городской бар, чтобы забыться, — он прочищает горло. — Я был пьян, подкатил не к той девушке… одной из девочек Дьявола. И это мне на память оставили его люди.
Мышцы моей шеи напрягаются, когда я вспоминаю след на щеке Нэша.
— Нэш получил свой шрам тогда же?
Трей кивает.
— Так вот о чём говорил Виктор у «Мегасферы».
Он снова кивает.
— Но теперь я изменился. Я был молод. Запутался. Пока отец был жив, я разделял его веру в «Грань», потому что он возлагал на неё столько надежд. А потом мне пришлось самому разбираться, во что же я верю.
— И теперь ты знаешь? Во что веришь?
— Я верю, что люди, которых мы спасаем, заслуживают защиты. Я верю, что Харлоу Райдер — эгоистичный ублюдок, которого волнуют одни деньги, и что ему плевать, кто при этом пострадает.
— Я тоже так думаю.
Трей улыбается, его свободная ладонь скользит вверх и вниз по моей руке, от плеча к запястью, вызывая мурашки.
— Мне нравятся твои бабочки, — говорит он, его дыхание щекочет меня. Во мне поднимается трепет, и я пододвигаюсь ещё ближе. Мои губы касаются его шеи, затем челюсти, но его колючая щетина заставляет меня поморщиться.
Трей тут же подносит руку к лицу и трёт подбородок.
— Прости, мне стоило побриться.
— Всё нормально, мне нравится.
— Правда? — в его голосе звучит удивление.
Я целую его и шепчу:
— Правда.
Трей целует меня до головокружения, пока у меня не перехватывает дыхание. И я прижимаюсь к нему бёдрами, он дышит тяжелее и сглатывает, наши сердца бьются друг напротив друга. Свободную руку он запускает в мои волосы, не давая мне отстраниться. Не то чтобы я хотела. Я чувствую восторг всеми фибрами души, каждым миллиметром тела.
Трей первым разрывает поцелуй, конечно же, поражая меня своим железным самоконтролем. Я задаюсь вопросом, связано ли это как-то с тем случаем в моей комнате, когда он был пьян. Боится ли он, что всё может зайти слишком далеко?