Катешизис
Шрифт:
А, жене и сыну нравится! Я вижу, что находится за кадром, причем по моему стойкому убеждению, за кадром всегда очень плохо.
Зоопарки не привлекают меня по той же причине. Разглядывая слонов, я думаю о том, кто и как убирает за ними центнеры дерьма ежедневно. Часто ли меняют воду в бассейне с пингвинами? А Ренат в это время радостно кричит:
— Папа, папа, смотри какой у него хохолок.
— Ну, да. Хохолок, - растерянно отвечаю я, глядя на маленького, чёрно-белого как жизнь, пингвина.
А ЧАСТО ЛИ ЕМУ МЕНЯЮТ ВОДУ!?
Уикенд я запланировано не провел. Пятницу вечером, в вагоне метро, предвкушая сытный ужин и сладкий сон, я вновь увидел её.
—
Вселенское ничто сжалось до неимоверно малых размеров (до убийственно малых размеров.). Антиматерия – Великое НИЧТО, вворачиваясь в саму себя, не смогла больше совершать такое самонасилие. Хотя старалась, кряхтя и тужась, словно беременная, изнывающая от позднего токсикоза, пытается покончить со своей беременностью раз и навсегда. Тужась от вворачивания, антиматерия создала невиданное количество энергии… И всё ахнуло. Перевернулось с ног на голову, а может с головы на ноги. И теперь уже Великое ЧТО–ТО стало собираться в атомы, молекулы, звёзды, галактики, планеты. Они же, затем, начали разбегается в стороны друг от друга, как тараканы. Тараканы на кухне неряшливой хозяйки, когда та выйдет в час ночи с глубокого похмелья хлебнуть воды и включит сороковатную лампочку.
— У – у – у, - вдохнуло ЧТО-ТО душу.
— М – м – м, - немое тело почувствовало, как в каждую молекулу его проникла та самая душа, впиваясь укусами змеи.
— Это всё тебе, - послышался голос ЧТО-ТО.
— Мне? – Удивилось тело.
— Тебе, - прогудело ЧТО-ТО.
— Спасибо конечно, но мне очень больно. Ужасно больно. Задыхаюсь от боли. Скажи мне, что я и зачем мне это всё?
— Ты не что, ты кто, - вздохнуло ЧТО-ТО, - а зачем, мне самому пока не ясно. Наверное, просто, если есьм Я, значит должно быть и Тебе.
— Непонятно… Непонятно и жестоко…
ЧТО-ТО опять вздохнуло. Тяжело, горько, тоскливо вздохнуло.
— И мне непонятно, мне грустно просто.
— Я чем-то могу помочь? – превозмогая боль, спросило тело. Душа ещё не успела заполнить все его тёмные закоулки.
— В каком-то роде.
Грустное ЧТО-ТО заплакало дождём. Капли его упали прямо на лицо, плечи, на землю под ногами. Голос стал ещё тише.
— Я не знаю как. Ты это потребность моей души. Потребность создать.
— Трудно понять тебя, - тело покрылось мурашками под холодными проливными слезами ЧТО-ТО.
— Мне самому не просто. Когда-то я было точкой, у меня не было таких проблем. Но, увеличиваясь в размерах, я становлюсь шире и разреженней, во мне появляется пустота, которую заполняет потребность. Я не пойму, что это за потребность! Что это за ужасная тоска! Она мучает меня, разъедает изнутри, рвёт на части, требуя действий.
Человек молчал и слушал, растирая по телу капли дождя. Холодного дождя.
— Ты видишь, как я с тобой откровенен? – Спросило ЧТО-ТО.
— Откровенен? – переспросил человек, - Что такое «откровенен»?
— Когда душа приживётся в теле твоём поймёшь… поймёшь, наверное, - задумчиво произнесло ЧТО-ТО и замолчало. Оно понимало, что лжёт. Понимало, что душа никогда не будет откровенной. Она никогда не раскроется человеку. Понимало, что душа, как раковая опухоль. Разрастается и разрывает всё на части. Что от души всё зло.
Человеку не нравилась возникшая пауза. Он чувствовал себя тревожно и неуютно. Тревога поднималась от самых ступней, стоявших в луже слёз, и медленно ползла вверх. Задрожали колени. Сжались ягодицы. Живот, словно сковало железным панцирем. В груди что-то стало переворачиваться, мешало дышать. Жар прилил к щекам, ушам и вгрызался в затылок изнутри.
— Эй!
– закричал человек, - Не уходи! Где ты?!
Тишина.
— Где ты, закричал человек громче. Страх исказил его лицо. Хотелось кричать ещё и ещё. Но гортань одеревенела и испускала лишь отчаянные свистящие хрипы. Казалось, вечность обрушилась со всех сторон, пытаясь раздавить тело и вырвать ещё не окрепшую душу.
Планета уносилась дальше по своей орбите со скоростью шестьдесят километров в секунду. Человек стоял на ней, удерживаясь на такой бешеной скорости во вселенной, и не ведал, что с ним творится.
Я ощутил её запах, затерявшийся в бесконечных просторах памяти, где-то на отрогах вселенной моего «Я», и сейчас, с быстротой мысли, возникший перед моим обонятельным центром. Он вернулся, вскружил мне голову и втащил за собой галактику воспоминаний, в которой все звёзды мнезиса разом вспыхнули, став сверхновыми, и меня шатало от подобных катаклизмов.
Каждую ночь я купался в аромате её тела. Я заплывал далеко за буйки, и отдавался волнам, желая навсегда остаться в бездонности окружающего. Поначалу я даже во сне не расставался с Наташей. Мы были вместе всегда. Мне казалось, что я вижу её глазами, слышу её ушами, чувствую её кожей. Я растворился в ней, как сахар растворяется в горячем молоке, и сам становится горячим, сладким молоком. Впервые я не думал о будущем. До этого, все мои юношеские влюблённости влачили за собой тяжесть грёз о любви до гроба, счастливой семейной жизни, представления свадебного обряда, фантазии о безбедной сытости в окружении семьи. С Наташей, подобные ментальные галлюцинации ко мне не приходили. С Наташей я вообще не фантазировал, с Наташей я был здесь и сейчас. Чувствовал постоянное напряжение и испытывал от этого счастье.
Когда психохимизм любви бурлит в сознании, важно не выпускать огонь наружу, не расплёскивать, бурля, священную магму. Тогда, под воздействием времени произойдёт великая алхимия взрыва, которая вытолкнет нас на новый виток бытия. Я понял всё интуитивно, бессознательно, инстинктом жизни и смерти я открыл для себя формулу любви.
Часто, по выходным, утром, мы лежали в постели. Я просыпался раньше, открывал глаза и любовался её красотой, когда Наташа ещё видела сны. Она спала на животе, сложив ладошки под головой и повернув лицо на бок, глаза под её прикрытыми веками быстро двигались, губы подрагивали в едва заметной улыбке. Казалось, ничто в этом чокнутом мире не может нас разъединить. Я прекрасно понимаю, что у каждого человека, сны, пожалуй, самая личная, глубинная, единовластная составляющая. Рыться в чужих сновидениях, без ведома хозяев, если бы такое было возможно, это крах всей вселенной. Но! Больше всего на свете я хотел бы тогда видеть её сны!! Что за пределами яви в было в её головушке?
Она открывала глаза и продолжала улыбаться.
— Ты снился мне, – пела Наташа. У неё был высокий тонкий голос. Если не прислушиваться, что она говорила, можно было действительно подумать, что она поёт,
— Ты снишься мне каждую ночь, - отвечал, чувствуя приятное покалывание в спине от её слов.
Мы, молча, пили кофе с бутербродами, и всё время смотрели друг другу в глаза. Вместе выходили в шумный, пыльный город, держась за руки, и не было для нас ни шума, ни пыли.
Однажды, повинуясь какому-то порыву, я засучил рукав её белой рубашки. До сих пор не понимаю, почему я это сделал, всё произошло импульсивно, спонтанно. На бледной коже предплечья виднелись несколько белых рубцов.