Катрены. Сонеты
Шрифт:
Сомкнуть уста настала мне пора.
В безмолвии с трудом она спросила,
Зачем отверг их общность я вчера.
На то пришлось ответствовать окольно,
Что путаному чужд я бытию,
Где с Ольгой вторя Ленскому невольно,
Онегиным её сестре пою.
53
Умел он обретаться беспечально,
Подалее скрываясь от неё.
Со службой обстояло всё нормально,
Почти не беспокоило ворьё.
При ней же, поглощающей микстуры,
Жестоко
Ничтожество сухой своей натуры,
Глубокое страдание стыда.
Казалось, ум исследует юродство,
Всё терпит искажение своё,
Где есть её святое благородство,
Зияющая бездна глаз её.
54
Вздыхается душе несовершенной,
Но помнится повсюду не вполне
То лучшее, что зримо во вселенной,
Что зримо зачастую только мне.
Во всех обнаружениях юдоли
Живу, боготворя твои черты,
Смотря подчас иначе, не по роли,
Смотря ясносияюще, как ты.
Красе твоей вседневно, без предела
Чудесная даётся новизна.
Как ты, знать, улыбалась и глядела
Впервые сотворённая весна!
55
Воспринятую роль она, возможно,
Считала жизнью подлинной своей,
Поэтому так верно, так неложно
Развёртывать игру случалось ей.
В актёрстве жизнь её была богаче,
Чем эта, всем открытая среда.
Жалеть ей пало дышащих иначе,
Влачащихся в убожестве всегда.
При ней же, вдохновляющей на книги,
Рискнули бы дождаться молний вы,
Признав её воспитанницей Риги,
Не дочерью внушительной Москвы.
56
Напевное прельщает изощренье,
Прельщает иногда сильней всего,
Но слаще вслед орлиное паренье,
Высокая раскованность его.
Что пение, что горло птицы ранней,
Где крылья беспримерно хороши?
Крылатое безмолвие желанней
Звучания посредственной души.
Давая клясть орла родной цевнице,
Невольную любовь ему дарю:
По нраву быть – угодно певчей птице,
Не хочется – пернатому царю.
57
Напомнив о себе соседке встречной,
Полезным обнаружился сполна.
На выводах о жизни бессердечной
Смеялась, а не гневалась она.
Любезничая вроде театрала,
Не раз он оборачивался к ней.
С улыбкой на него она взирала —
Чудак и призадумался поздней.
Что люб он ей, мерещилось и прежде,
Но к ней не подбирался никогда
Вовсю сопротивлявшийся надежде,
Терявшийся пред яркостью труда.
58
Не с ней деля соседство, как обычно,
Но к ней дыша по-прежнему теплом,
О чём-то говорил он ей привычно,
Поблизости сидящей за столом.
Обидно отвечала дорогая,
Таила выражения лица,
Нимало с ним общаться не желая,
Словам его переча без конца.
Когда же, вопреки раздорам устным,
Устроились они наедине,
Его она кормила чем-то вкусным,
Улыбчиво воркуя в тишине.
59
Речам её нисколько не мешала
Какая-то скупая хрипотца,
А вежливость их очень украшала,
Врезая впечатление в сердца.
Подчас упорно в сторону смотрели
Те светлые глаза с их остротой,
В присутствии простого пустомели
Холодной обладая красотой.
Волшебниц искони повсюду много,
В общении чуждающихся льда,
А та, в которой всё мерцало строго,
Казалась исключительной всегда.
60
Коль скоро чувство нежности лукавой
Нескромным означается чудно,
Безвкусием и действенной отравой
Становится безудержно оно.
Не высшей целью, ценностью подводной
Себя, любовь, осмысленно таи,
Счастливой мысля быть и благородной
Во мнениях, искусстве, бытии.
На зрелищные свойства не надейся,
Подвластных еле ведомо пронзай,
Вдали подобно призраку виднейся,
Поблизости туманом исчезай.
61
В речах она сойти благоволила
На бред, ошеломляющий с лихвой.
О дикости спокойно говорила,
Как будто о реальности живой.
Помыслил он уйти без канители,
Но шагом удивил её таким.
Уныло поднялась она с постели
И в общий коридор ушла за ним.
Удержанный серьёзно опасался,
Что голой так и в мир уйдёт она.
А женщина, прося, чтоб он остался,
Неволила посулами вина.
62
Безмолвие дышало непреложно
Порой не только первому письму —
На третьей почте было невозможно
Характер обнаруживать ему.
Писал ещё немного строк ей милых,
Ища расстаться волею Творца
Со странной жизнью призраков унылых,
Обид и трений полной без конца.
Пером обременялся принуждённо