Катя. 1941. Начало
Шрифт:
– Мамочка, мамочка! – простонала Катя, закрыв лицо руками. Её мать всегда знала, что делать, всегда была решительной в самые трудные моменты. Как же хочется к мамочке, укрыться под её защитным крылом, отдаться на её волю.
– Мама, я была так не права, – простонала Катя, плача. Слишком поздно к ней пришло это понимание. А ведь мать говорила, предупреждала, просила уехать. Послушалась бы её тогда Катя, и ничего бы этого не было.
– Мама, прости меня, миленькая, я хочу к тебе, я хочу домой! – как ребёнок, разрыдалась девушка, стоя одиноко посреди разбомбленной чёрной земли.
Но именно в этот момент пришло то самое решение, которое придало ей сил. Домой! Да, она пойдёт домой. Родные стены её защитят. Её дом остался нетронутым после бомбёжки! Катя впервые за эти ужасные мгновения оторвала руки от заплаканного лица. Домой! Там её ждут родные стены, родная кровать. Там она сможет укрыться, притаиться и залечить раны.
И Катя, словно окрылённая новым дыханием, словно родившись заново, уверенно пошла прочь от ужасного места, где не было ничего, кроме смерти. Она шла прочь отсюда, она шла домой!
***
Кишинёв ещё раз бомбили, но не разрушенные здания и взорванные дороги пугали Катю больше всего, а абсолютная тишина. Она уже успела возненавидеть эту тишину. Ничего хорошего она не предвещала, лишь смерть. Но трупов и раненых не было. Кто мог, давно уехал в последнюю эвакуацию, кто не смог, видимо, был заживо похоронен под руинами зданий. Но были и другие, кто остался в городе и сейчас наводил порядок на своей территории. Катя широко раскрытыми глазами смотрела на тех, что выходили ей навстречу, молча на неё смотрели, отворачивались и продолжали заниматься своими делами, словно не замечая окровавленное лицо Кати и её плечо, нуждающееся в помощи. Почему-то люди относились к ней враждебно, словно её раны их оскорбляли. Кате тогда было невдомёк, что это вовсе не раны отпугивают от неё людей, а её советская военная одежда. На рубахе виднелась хотя и грязная, но маленькая красная звёздочка, именно от неё отворачивались люди. Чуть позже Катя поймёт, что в городе осталось лишь одно профашистски настроенное население. Но сейчас она могла думать лишь об одном – она хотела домой.
И вот наконец она увидела свой дом. Очередная бомбёжка изрядно его потрепала, полностью обрушился ещё один подъезд, но там, где была её квартира, подъезд стоял целёхонький и невредимый! Лишь пара кварталов, если так можно было назвать изрытую бульварную плитку, отделяла её здания. Не помня себя от счастья, Катя сломя голову бросилась в сторону дома и не заметила, как дорогу ей перерезал какой-то мужчина.
– Ага, какая встреча! – послышался до боли знакомый металлический голос. – Попалась, предательница!
Катя с ужасом взглянула в лицо схватившего её за руку бородатого мужлана в поношенных тряпках, похожего на работника колхоза. Катя никогда в жизни бы его не узнала, если бы не огромный рост, железные мускулы, которые ощущались в его хватке, и холодные, как лёд, серые, острые, как бритва, глаза.
Всё внутри Кати перевернулось. Её насильник и здесь её нашёл, возле собственного дома.
– Если не отпустишь, я закричу, что ты красноармеец и партизан, – бросила она ему в лицо.
– Не посмеешь, сука, – выругался он.
– Ещё как, – мгновенно отреагировала девушка.
Они на улице, вокруг – враждебно настроенные люди. Рядом нет лесной чащи и его верных псов, которые даже не пикнут, пока командир партизан насилует невинную девушку. Здесь он её не тронет. И Катя не ошиблась: железные мускулы медленно расслабились, и мёртвая хватка ослабла.
– Я найду тебя, сука, и убью, – процедил сквозь зубы бритоголовый, – а перед этим развлекусь с тобой как следует, предательница.
И он, отпустив её окончательно, прошёл мимо.
Катя, почувствовав под ногами землю, еле перевела дыхание и, не оборачиваясь, стремглав помчалась домой. Только там, за защитными стенами, она сможет скрыться от него, запереться на все замки и сидеть, как мышка, не высовываясь, столько, сколько потребуется. Быстро поднявшись на каменную лестничную площадку, она, не замечая ничего вокруг, кроме родной защитной двери, устремилась внутрь квартиры. Дом, родимый дом!
Захлопнув крепко за собой дверь и закрывшись на все замки, Катя впервые за эти дни почувствовала себя в безопасности. Она, рыдая, сползла по внутренней стороне двери. И эта дверь показалась ей такой тонкой, такой хрупкой преградой, что даже стало больно оттого, что она пытается за нею спрятаться. Ведь верзила-командир одним ударом ноги вышибет эту дверь и сделает с ней всё, что захочет, а затем убьёт прямо здесь, в родном жилище. Она чувствовала, как командир сверлил ей спину своим ледяным взглядом, когда она бежала домой. Да, он знает, где она, он её найдёт. Катя в этом не сомневалась. Вполне возможно, он уже рядом.
Но ведь это были её родные стены, в них так хорошо, так спокойно. Остаться здесь хоть ненадолго. Время, остановись хоть на мгновение! Дай побыть дома, где тепло матери и память отца, где прошло её беззаботное детство. Потрогать родные стены, их тепло! И Катя быстро поднялась с пола, приблизившись к стенам. Прикоснувшись к ним ладонями, она глубоко-глубоко вдохнула воздух, словно пыталась надышаться родным запахом. Мебель, вещи, сервант с посудой – всё было на месте. Девушка быстро открыла аптечку. Необходимые лекарства лежали внутри. Сорвав с себя грязную окровавленную одежду, она прижгла спиртом раны, залила их зелёнкой, а затем крепко перевязала марлевой повязкой. Как минимум от заражения крови она уже не погибнет. Подбежав к небольшой кладовке, девушка вывернула на пол всю еду, что смогла найти. Ей так хотелось есть. Мама всегда заботилась о её питании, тушила вкусное мясо, делала самые вкусные на свете пирожки с картошкой.
Конец ознакомительного фрагмента.