Катя. 1941. Начало
Шрифт:
Новички притихли. Смерть? На такое они не подписывались!
– Главный идёт, главный, – пробежал шёпот по ряду партизан.
Все бывалые выстроились в стройную шеренгу. Новички жались другу к другу поближе, словно к ним надвигалось неведомое чудище.
И правда, к ним вышел огромного роста, с нереальными, выпирающими под плотно сидящей майкой мускулами крупный мужчина лет тридцати пяти. Под его стальным взглядом даже трава бы умерла, не говоря уже о людях. Но что больше всего поразило Катю, так это выражение его лица – жестокое, холодное, какое-то садистское. Могло показаться, что этому человеку нравится мучить и убивать.
– Новенькие, – раскатистым голосом произнес командир, – вы здесь, потому что хотите убивать врага. И я вам предоставлю такую возможность. Вы будете убивать столько, сколько хотите. И чем больше вы убьёте, тем выше будет ваше положение в этом лагере.
Новенькие удивлённо переглянулись. О чём это он?
– Низшие по статусу прислуживают высшим. Таков здесь закон. Приказ высших не подлежит оспариванию или обсуждению. Сказали – делайте. Не сделали – умрите. Высший по статусу может застрелить вас в любой момент за неисполнение его приказа.
От услышанного у новичков кровь застыла в жилах, а командир продолжал, явно наслаждаясь эффектом, который производил на новоприбывших.
– Здесь закон лишь один – закон силы. Хилые и слабые умирают, сильные и отважные – выживают.
– Да! – закричали его приближённые, отъявленные головорезы, отличавшиеся от своего начальника лишь более низким ростом да мышцами поменьше.
Да откуда вообще взялся этот командир? Какая преисподняя его породила? Огромный, словно шкаф, с невероятными мускулами и наголо обритой головой, он производил сокрушительное впечатление. Вероятно, это был бы весьма привлекательный мужчина, если бы не ледяное жестокое выражение лица, которые выдавало в нём убийцу. Командир больше походил на уголовника, чем на лидера партизанского движения. Вполне возможно, Катя не так уж ошиблась в своих предположениях, потому что руки его были покрыты татуировками, которые так любят в местах заключения.
И что же делать? Оставаться в отряде под начальством этого монстра? Тогда она будет дезертиром, а как она уже усвоила, за любой проступок ждёт смерть. Остаётся только стать невидимкой и рассеяться в этой толпе партизан, словно её здесь и нет. Но с этим оказалась самая большая сложность. Командир начал обходить шеренгу новичков, рассматривая каждого. Катя стояла почти в конце как самая маленькая по росту, поэтому до неё очередь дошла бы не скоро, но уже сейчас её колени дрожали от страха.
Наконец гора мускулов приблизилась и к ней. Командир взглянул на новенькую, и его брови невольно поползли вверх. Но он быстро взял себя в руки, придав лицу привычное ожесточённое выражение, только глаза изменились. Они словно пригвоздили Катю к земле, замуровали, заставив оцепенеть. Катя даже не смела поднять глаз: она чувствовала всем своим нутром, что это жестокое чудовище взглядом раздевает её догола. Девушке почудилось, что она падает в обморок, но командир двинулся дальше, и ей полегчало.
Так закончился день знакомства. После такого вкусного ужина, что новенькие диву давались, все легли спать. Катя лежала вместе с новичками, но не могла заснуть. Она видела, как командир прохаживался по лагерю и то и дело бросал ледяной взгляд в их сторону. Девушка не могла глаз сомкнуть, ей казалось, что как только она уснёт, этот жестокий человек над ней надругается. Столь сильный ужас вызвал командир в сердце девушки, и не без причины. Уже раним утром он дал задание новеньким.
– Наши враги за ночь выстроили мост через Днестр, нам необходимо его разрушить как можно скорее, чтобы враг по нему не прошёл. Воспользуетесь этим, – и он бросил новеньким самые настоящие гранаты. Катя видела их впервые, но только по виду догадалась, что это.
– Кто не выполнит задание и не взорвёт ни одного объекта, тот на двое суток остаётся без еды.
Приказ был понятен, как и последствия его неисполнения. Но двое суток без еды казались мелочью по сравнению с поставленной задачей. Утром, при свете дня, взорвать тщательно охраняемый мост было настоящим самоубийством. Более того, до моста надо было добраться вплавь, что требовало огромных усилий. Днестр – не маленькая речушка, а широкая глубокая река.
Но делать нечего, приказ есть приказ. Уклонение от него карается смертью. Все новенькие взяли по гранате.
– Пока, детки, – съёрничал кто-то им в спину.
Опытные партизаны явно не ждали их обратно.
– Даже если кто-то из них доплывёт и выполнит задание, это уже помешает врагу перебраться. Должен же хоть кто-то доплыть, – услышала Катя за своей спиной абсолютно равнодушный голос командира. Её рука затряслась, и граната невольно выпала. Благо девушка не умела с ней обращаться и не сняла чеку. Граната покатилась в сторону, Катя – за ней, пока чья-то огромная нога в кожаном армейском сапоге не остановила её, наступив сверху.
Её сердце сжалось от страха. Катя подняла глаза. Над ней, словно скала, нависал командир.
– А ты можешь не ходить, я дам тебе другое задание, – холодно произнёс он.
Девушка и обрадовалась, и испугалась одновременно. Хорошо, что она избежит очевидной смерти возле вражеского моста на Днестре, но очень плохо, что ей явно придётся отправиться за командиром. Катя пошла за ним, всё-таки прихватив свою гранату с земли.
С каждым шагом удаляясь от центра лагеря и ловя на себе ехидные, недвусмысленные смешки партизан, Катя чувствовала, как её сердце тревожно сжималось. Наконец командир остановился возле какого-то сарая, собранного вручную из древесных стволов и веток. Он придерживал рукой дверь. В помещении было темно.
– Заходи, – приказал бритоголовый Кате, жадно обшаривая её ледяными глазами.
Катя не шелохнулась.
– За-хо-ди, – повторил приказ командир, чеканя каждый слог.
– Что я должна буду там делать? – спросила дрожащим голосом девушка.
– Ничего того, что не свойственно всем бабам.
Что он имеет в виду? Что свойственно всем бабам?
– Что именно? – спросила девушка, так и не входя в хижину.
– Я отдал тебе приказ, мои приказы не обсуждаются.
Катя невольно на него взглянула. По выражению его лица было ясно, чего именно он хочет. Катя не раз видела подобное выражение лица в Кишинёве на танцплощадке. Именно так молодые мужчины смотрели на Христину, когда та выплясывала перед ними. И Катя отчётливо поняла, что именно приказывает ей командир.