Катя. 1941. Начало
Шрифт:
– Может быть, ты и права, но лучше от греха подальше уехать.
– Я никуда не поеду, – твёрдо сказала Катя. – Мне нравится Кишинёв, не хочу в твою холодную Москву к родне, которую ни разу в жизни не видела. Не хочу оставлять Христину.
– А мы Христину с собой возьмём, – ухватилась мама за единственный шанс. – Моя родня всех приютит.
Катя призадумалась. Раз Христина тоже поедет, это меняет дело. Стоит обсудить это с подругой. Она вышла из кухни, не говоря матери ни слова.
Привычно выскочив на лестничную площадку и очутившись в квартире Христины, она вся в слезах бросилась к подруге в объятия.
– Христина, мама хочет увезти меня отсюда, а я без тебя не поеду, не поеду! – Катя надула губки, как ребёнок. – Только если ты с нами поедешь, только тогда.
– Да успокойся, о чём ты? – оторвала Христина свою младшую подругу от груди.
– Да о немцах! Мама говорит, они напасть на нас собираются.
– А, я это тоже от своих слышала. Наши разведчики донесли, что армия на границе собирается.
– Так это правда? – Катя удивилась, словно её мама ей ничего такого только что не говорила.
– Может быть, и правда, – Христина тяжело села на кровать.
– И что ты думаешь делать? – Катя уселась рядом, внимательно ловя каждое слово подруги.
– Что делать? Если придут, воевать с ними пойду, – бойко топнула ногой Христина, а её чёрные глаза загорелись праведным огнём.
Катя с восхищением посмотрела на подругу. Какая она смелая, решительная, как она её любит!
– А моя мама хочет уехать в Москву к родне и тебя с нами зовёт. Может, поедем?
– Нет, Катя, я никуда не уеду, – убеждённо ответила Христина. – Я родилась здесь, Молдавия – моя родина, и для меня честь защищать свой дом.
Катя поразилась таким словам. Ведь для неё Молдавия тоже была родиной, пусть только для неё, не для родителей, но всё самое дорогое было здесь, в её горячо любимом Кишинёве.
– Тогда и я пойду воевать, – тихо сказала Катя. – Куда ты, туда и я.
И она преданно посмотрела на свою подругу.
– Куда ты, туда и я, – Христина протянула ей мизинец.
– Куда ты, туда и я, – Катя протянула ей навстречу свой.
И девичья клятва была скреплена сплетением мизинцев. Но для двух девушек это было больше, чем детский ритуал, это было соединение двух сердец в едином решении всегда быть вместе, чтобы ни случилось.
Когда родители Христины узнали о решении их дочери остаться в Кишинёве, то задали ей такую взбучку, что даже Катя умоляла подругу уехать всем вместе. Но Христина была непреклонна. Она была дочерью своего народа, гордая, горячая кровь кипела в ней. И в своей решимости девушка шла до конца. Родители сдались и продолжали жить обычной жизнью в Кишинёве. Матери Кати, Веронике Николаевне, тоже пришлось заново раскладывать свой скарб. Катя наотрез отказалась уезжать без Христины. И её матери ничего не оставалось, как тихо сидеть у себя в уголочке и плакать.
– Ты не знаешь, что такое война, не знаешь, и Христина не знает, – качала она головой, пытаясь уговорить дочку уехать.
Катя смотрела на неё, и её сердце сжималось от жалости к маме. Она была готова согласиться на отъезд, но не могла уехать без Христины. Подруга была для неё всем: сестрой, старшей наставницей, путеводной звездой. Катя не могла её оставить, особенно после клятвы следовать друг за другом.
А мать плакала да причитала:
– Ты у меня одна, убьют же маленькую, не пощадят!
Слова матери больно терзали душу. После потери мужа её мама действительно осталась одна. В Кишинёве у неё не было родни, всей её жизнью был отец Кати. И когда тот ушёл в мир иной, одна только Катя и поддерживала жизнь в Веронике Николаевне. Катя знала об этом, поэтому вместе с матерью страдала всем сердцем. Но как оставить Христину, ведь именно старшая подруга поддержала Катю, когда отец умер. Подруга днём и ночью была рядом, заботилась, согревала в своих объятиях по ночам, когда Кате снились кошмары. Ближе Христины у неё никого тогда не было. Мама – Христина – Катя, замкнутый треугольник. Что же делать? Кате предстоял трудный выбор: или оставить мать, или Христину.
Христина твердила, что пойдёт воевать с немцами, что много их уничтожит, пусть только сунутся к ней домой, а Катя невольно упрекала себя за трусость. Именно так она воспринимала свою неуверенность и желание сопровождать маму в Москву. Глядя на задор Христины, Катя невольно заражалась патриотическими настроениями. И сердилась на себя за одолевающие сердце сомнения.
***
А лето тем временем набирало свои обороты. Июнь уже перевалил за половину. Деньки стояли жаркие. Молодёжь беззаботно купалась в реке, стрекотали цикады на деревьях. Ночи стояли тёплые, лунные, было даже видно Млечный Путь. По выходным во всех скверах всё так же работали танцплощадки, и все отплясывали джаз пуще прежнего, словно не верили, не желали верить, что где-то там, за рекой, собирается грозовая туча.
22 июня 1941 года глубокой ночью Христина и Катя лежали в своих постелях. Было воскресенье. Вчера они славно наплясались на танцплощадке в сквере и теперь спали крепким сном, «без задних ног», как говорят в народе. Ночь выдалась жаркая, все окна были распахнуты. На улице стояла мёртвая тишина, не стрекотали цикады, не пели птицы, словно притаились в ожидании чего-то неведомого. Вдруг раздался оглушительный гул, грохот, вся земля словно содрогнулась. Все проснулись.
– Что это? – ошеломлённая Катя подскочила на кровати.
– Война, война! – закричала Вероника Николаевна, вбегая в спальню дочери.
Словно безумная, она схватила дочь за руку и потащила за собой из постели. Катя не сопротивлялась, она бежала за матерью, как в полусне. Где-то что-то постоянно громыхало и свистело, бабахало. Стёкла в окнах постоянно угрожающе дребезжали. А мать всё время тащила Катю за руку. Вот они уже бегут по лестничной площадке. Все соседи повыскакивали из квартир, в чём спали, кто-то выбежал вообще нагишом. И вся эта масса соседей слилась в один неистовый людской поток, кричащий, орущий, стонущий, зовущий своих родных. Все устремились вниз по одной-единственной лестничной площадке. Катю сдавили со всех сторон. Вероника Николаевна крепко, как могла, держала дочь за руку, но толпа бегущих соседей всё-таки их разлучила. И тут раздался оглушительный взрыв. Людской поток швырнуло к перилам, а стёкла с дребезгом вылетели из окон, осыпав пригнувшихся мелкой острой крошкой. Люди завизжали, закричали. Катя закрыла уши, оглушённая внезапным взрывом. Всё происходило словно во сне. Людской поток потащил её вниз по лестнице. Она даже не шевелила ногами, а что-то несло её вниз. И снова оглушительный взрыв, снова крики. Катя тоже закричала, ей было безумно страшно. Мама, где её мама?