Катя. 1941. Начало
Шрифт:
– Катя, постой! – крикнул ей в спину Симон, догоняя. – Да постой же!
Он снова схватил её за руку и развернул к себе.
– Что случилось? Почему ты ушла?
– Ты всё испортил! – не выдержала девушка, решив сорвать злость на друге детства. – Он уже хотел пригласить меня на танец, а тут ты появился! Лучше бы я под землю провалилась, когда ты подошёл.
– О ком ты говоришь? Кто тебя хотел пригласить? – Симон не понимал, в чём его вина.
– Высокий мужчина в бежевой рубашке.
– Ты про того, что всё это время возле тебя ошивался?
– Именно.
– Катя,
– Он смотрел на меня с интересом.
– Нет, он тебя оценивал и подошёл к тебе только с одним намерением.
– Это с каким?
Симон промолчал, а его уши покраснели.
– Опять то же самое, – ещё больше разозлилась Катя. – Уж лучше быть с тем мужчиной с его хоть какими-то намерениями, чем с тобой вообще без намерений.
Она резко дёрнулась, чтобы уйти, но Симон не отпускал.
– Катя, разве тебе нужно только это? Разве ты не хочешь семью и детей?
Катя посмотрела на Симона как на сумасшедшего. Она мечтает о первой любви, объятиях, поцелуях под луной, страстных словах на ушко, ведь ей только семнадцать! А он о семье и детях рассказывает.
– Симон, с кем угодно, только не с тобой, – презрительно бросила она ему в лицо.
Еврей побледнел и едва не заплакал. Катя этого и добивалась. Она хотела как можно больнее задеть его за живое, чтобы он навсегда от неё отстал.
– Ты ничтожество, Симон, ты никому не интересен. Никто не пойдёт за тебя замуж, тем более я. Посмотри на меня, – одной рукой она немного приподняла подол своего пышного платья, – посмотри на мои красивые ноги, посмотри на мою узкую талию, – рука стала подниматься выше, – на мою грудь, на мои губы, глаза. Я слишком хороша для тебя.
Сказав это, Катя в упор взглянула на парня. Может, теперь он наконец-то оставит её в покое.
Но Симон всё ещё держал её за руку. Побледнев, он мучительно размышлял, пока наконец не решился.
– Ты слишком красива для меня, но и для них тоже, – он махнул рукой в сторону танцплощадки. – Ты слишком хороша для них!
Симон не выдержал и закричал:
– Они думают только об одном! О том, как с тобой поразвлечься! – уши еврея снова вспыхнули. – Я же хочу другого.
– И чего хочешь ты? Хочешь сказать, ты не мужчина и тебе этого не нужно? – Катя стала медленно надвигаться на него, словно гора на камень. Симон невольно отпрянул.
– Или ты не хочешь этого? – и она рывком схватила его руки и положила себе на талию.
Симон дёрнулся, словно утюгом ошпаренный, и отскочил от девушки, да так неловко, что повалился на землю.
Катя громко рассмеялась.
– Да ты ни на что не способен! – закричала она ухажеру в лицо. – Ты не мужчина, а размазня. Я лучше буду с кем угодно, только не с тобой. Ты мне противен. Никогда больше ко мне не подходи, тряпка!
Резко развернувшись, она пошла прочь, оставив Симона лежать на земле. Молодой еврей смотрел в пустоту. Он видел силуэт Кати, но всё было как в тумане.
«Тряпка! Я буду лучше с кем угодно, только не с тобой!» – звенели в его голове издевательские слова девушки. На лбу появилась испарина. Никто и никогда его так не унижал. А самым обидным было, что всё это он получил ни за что. Он хотел помочь, он пришёл с чистыми намерениями и открытым сердцем. Симон всего лишь хотел разоблачить тех ублюдков, которым было нужно от Кати только одно. А она? Как поступила она?! Высмеяла его, унизила, отвергла его чистые чувства ради тех подонков. Нет, не такую жену он себе хотел. Он надеялся, что Катя другая, разумная, чистая, а она оказалась злыдней с ангельским личиком. С сегодняшнего дня он забудет о ней. Пусть живёт, как хочет. Пусть танцует с теми подонками, что никогда не позовут её замуж, лишь возьмут своё. Он найдёт себе другую, достойную девушку. И пусть у неё не будет этих красивых ног, что, как две белоснежные изящные мраморные колонны, сверкнули перед ним сегодня лишь на миг. Да, пусть она не будет так красива, как Катя, но она будет его любить и уважать, и с радостью растить его детей. А Катя пусть катится ко всем чертям!
Обидчица тем временем вприпрыжку шла домой. Настроение её явно улучшилось. Выместив всю злость на ни в чём не повинном Симоне, она почувствовала себя легче. Она даже не задумывалась, какую обиду нанесла своему другу-еврею, с которым проучилась в одном классе десять лет. Ей было всего семнадцать, она жила лишь одним мигом, одним дыханием. И сейчас её заботила только одна мысль: чем занимается Христина? Наверняка уже целуется под луной с новым ухажером. «Ничего, у меня тоже скоро всё будет, – подумала Катя. – Вот вырастет грудь через год, как у Христины, и тогда все парни мои». Катя искренне считала, что все её беды заключаются в размере груди. Как русская красавица, она имела тонкую фигуру, напоминавшую осинку, и скромные формы, не в пример Христине с пышными, аппетитными округлостями в её девятнадцать лет. Но Катя искренне верила, что скоро и у неё всё будет в порядке, просто нужно ещё чуть-чуть подрасти, один лишь годик.
***
Наступило утро. Катя, проснувшись в своей постели, в пижаме выскочила на лестничную площадку и затарабанила в соседскую дверь.
– А, Катюша, это ты, – сонно пробормотала мать Христины, открывая.
Никто бы не удивился появлению соседки в пижаме воскресным ранним утром. Катя с Христиной с детства росли вместе, и матери обеих девушек относились к ним как к собственным дочерям.
Катя немедленно прошмыгнула в открытую дверь и, небрежно поздоровавшись, помчалась в спальню подруги.
– Ну как? – кинулась она на кровать рядом с Христиной.
– Что как? – зевнула подруга, еле продирая заспанные глаза.
– Как всё прошло? – любопытство так и распирало Катю.
– Как прошло? – загадочно повторила Христина и таинственно улыбнулась. – Даже не знаю, стоит ли рассказывать. Тебе ещё нет восемнадцати.
– Рассказывай, рассказывай! – заверещала Катя, игриво тормоша Христину за плечо. – Вы целовались?
– Ага, – согласилась Христина, поджав свои алые пухлые губки.