Катя
Шрифт:
Платья, сарафаны, шёлк, струящийся по рукам, и мягкий хлопок. Мои итальянские вечера, мой вьетнамский пляж, мой тайский Новый год, моя кубинская сигара, мой мексиканский закат – всё это было там, в моём большом розовом чемодане.
Ветер усиливался и завывал за окном, позвякивали створки жалюзи.
Я накормила мелкого овсянкой, которая осталась у меня в пакетике из самолёта.
Платья висели по вешалкам, всё было разложено по полочкам, мои бесчисленные баночки и пузырьки с кремами, лосьонами, духами и прочей ерундой нашли свои места в ванной, гостиной, даже на подоконнике в спальне. Кругом были разложены, расставлены, разбросаны игрушки сына. «Лего» – на полу, любимый медведь – на кровати, машинки, человечки, карандаши, книжки и раскраски. В белой квартире теперь везде была наша жизнь. Моя и мелкого. Это был наш временный дом, где всё дышало нами.
Я вышла на балкон, на улице совсем уже стемнело, и было достаточно пустынно, лишь ветер гнул деревья и гулял по крышам. Видимо, прохладная погода, вызванная сильными ветрами, налетевшими с моря внезапно и стремительно, распугала всех отдыхающих, и они прятались по съёмным апартаментам, отелям и кафе.
Я любила такую погоду. Я вообще люблю странную погоду. На море странная погода, ветры, грозы, чувствуются по-особенному. Как предвестники чего-то нового, неожиданного. На душе тревожно и радостно одновременно. Холодок в груди щекочет нервы. Вот и в тот вечер на балконе я стояла именно с таким настроением.
В нашем доме был полный порядок.
Я вернулась в гостиную, неожиданно подхватила мелкого на руки, закружила его, такого большого уже и сильного. Мне было совсем не тяжело. Двадцатикилограммовая пушинка моя.
Отнесла его в душ. Мелкий звонко визжал и смеялся под серебристыми каплями тёплой воды. В этот вечер мы, мы двое, наедине были тихо счастливы, пока я кутала его в мягкое белое полотенце, сушила золотые волосы, пуговица за пуговицей застегивала пижаму.
– Мамочка, а ветер до нас не доберётся?
– Нет, сладкий, у нас крепкие стены, и окна, и двери.
– Это хорошо, потому что мне кажется, что он совсем близко.
– Он близко, но мы в безопасности. К тому же хоть ветер и очень сильный, он совсем не злой, – я улыбнулась и поцеловала мелкого в макушку. – И хочет нам только добра.
– Как это? – мелкий недоверчиво выглянул на меня из-под одеяла.
– А вот так вот. Он несёт с собой хорошие и добрые перемены. Нас ждёт новая жизнь и светлое будущее, как в сказке. А ещё много солнца, море и развесёлое лето. Спи.
Повторять мне не пришлось. Мелкий уже мирно сопел в обнимку с медведем.
Я тихо сползла с кровати, укуталась в кофту крупной вязки, налила себе бокал вина, взяла тарелку с черешней и пошла на балкон.
Я сидела и думала о L. О нашей жизни. И много о чём ещё. Вино было нежным, с привкусом цветов, черешня добавляла ему сладости. Мне было не холодно. Спокойно и хорошо. Хотелось ещё вина. И я налила ещё. Ветер дул, и мои мысли уносились вместе с ним вдаль, вдоль черепичных крыш и по кронам деревьев, туда, в горы, где они потерялись, забылись и стали лишь приятными воспоминаниями.
3
Первое утро на море. Любого отпуска, любого отдыха, любого приезда в страну на море. Любого нового побега. Эти ни с чем не сравнимые ощущения. Здесь и нетерпение, и лёгкое возбуждение, и желание побыстрее опустить ноги в прохладную прозрачную солёную воду, выпить свой первый кофе в кафе на пляже, пройтись вдоль ещё закрытых магазинов на набережной. Когда почти все лежаки ещё свободны, нет суеты, поют птицы и в воздухе так сладко пахнет летом.
Хочется бежать, лететь, плыть, смеяться. Смеяться звонко и заразительно, чтобы весь мир слышал, как вы рады и счастливы. Какой вы большой и счастливый ребёнок.
Я проснулась рано. Предчувствие особенного дня не давало спать и скользило по моей коже тоненькими лучиками света. Мелкий ещё спал.
Я не удержалась и вышла на балкон, где тут же ощутила свежесть летнего утра, и, не долго думая, проглотила её целиком.
Эту огромную мятную свежесть, прохладную, но очень нежную, словно шарик лимонного сорбета. Послевкусие осталось во рту, на кончике языка, а сама свежесть, медленно прокатившись по моему горлу, затрагивая все-все-все миллиарды триллионов рецепторов, провалилась в пустой желудок и счастьем разлилась по венам. О да, я была довольна своим решением сбежать сюда и счастлива и уже любила это место всеми гранями своего так громко стучащего сердца.
Сынуля мирно спал. Я не хотела его тревожить, хоть мне и не терпелось показать ему, как красиво в этом солнечном летнем утре. На моих глазах медленно просыпалась улица. Кошки лениво распластались на траве и асфальте, радуясь новому, такому привычному для их жизни дню.
Я заварила ромашковый чай и села с книгой на белую лавочку на балконе. Я хотела слушать и слышать тот день.
Мелкий пришлёпал босыми ногами с растрёпанными волосами и уткнулся своим сонным носом мне в плечо.
– Доброе утро, – лениво и ласково сказал он.
– Доброе утро, сладкий. Как спал?
– Хорошо, только ветер очень сильно завывал.
– Разве ты просыпался? Мне кажется, нет, – я улыбнулась. Мой сын, как и я, большой любитель преувеличивать, из страшного делать ещё страшнее, из весёлого – ещё смешнее. Проще говоря, добавлять всё больше красок во все события своей жизни.
– Нет, я не просыпался, но точно знал, – уверенно ответил он.
– Ну, раз точно знал, то, значит, скорее всего, так и было.
– Что значит «скорее всего»? Мамочка, так и было.
– Хорошо. Так и было, – я не стала спорить. – Хочешь черешни или чай с печеньем?
– Да, я очень хочу кушать.
– Тогда бегом умываться и чистить зубы. Я пока налью тебе чай.
Мелкий сам ещё плохо умывался и чистил зубы. Но с присущим ему неукротимым упорством выдавливал зубную пасту, чтобы выглядеть достаточно взрослым для звания рыцаря, супергероя и просто защитника своей непростой мамы.
А потом мы сидели и пили чай. И мелкий макал в него печенье. И говорил что-то о том, как он будет побеждать подводных монстров на море. Ему всё время нужно было с кем-то сражаться, словно именно так и только так возможно было доказать этому миру свою силу, отвагу и мужество.