Катя
Шрифт:
Я помню, как в один жаркий летний вечер по дороге на паром мы застряли в стареньком лифте нашей панельной малосемейки и опоздали на последний рейс. Мама на радостях хотела вернуться домой, чтобы провести выходные в уютной квартире, отсыпаясь после рабочих будней на удобной кровати, а не в спальном мешке на холодной земле. Но мой отец, авантюрист по натуре, не сдавался. Он нашёл какого-то подвыпившего рыбака, который за сущие копейки согласился на своей лодке перевезти нас на другой берег Волги. На самом деле путешествие это было достаточно опасным. Волга в том месте широкая, время было позднее, и над водой вдали уже зажглись огни, стемнело, и противоположный берег почти не было видно.
Я помню свои длинные русые волосы и промокшие ноги. Мне не было страшно, только холодно. Я всегда знала, что в воде со мной никогда ничего не случится.
Я была очень счастлива тогда, когда забралась в палатке поближе к маме под одеяло и мои ноги наконец-то отогрелись. Мама пахла как детское молочко и была тёплой-тёплой, нежной и маленькой, а где-то совсем рядом назойливо пели свои песни комары.
Мне не было страшно, но было очень холодно и 15 лет спустя, когда в жуткую грозу я переплывала Волжский фарватер на маленькой моторке. В тот день мы с L задержались на островах до последнего, увлёкшись рыбалкой на спиннинг. Мы вытащили достаточно крупного щурёнка и, естественно, нас охватил азарт. Опомнились мы только тогда, когда огромные капли июльской грозы хлестали голые руки и ноги. В середине дня было темно как ночью, и гигантские, совсем не речные волны на середине реки несколько раз разворачивали нас обратно к островам.
Мы были очень счастливы в тот вечер, зажарив нашего щурёнка на костре. Мы видели лисёнка по дороге домой, все замёрзшие и продрогшие, а потом пили дешёвое красное вино и смотрели на тлеющие угли. Это была романтика. Красивая жизнь беззаботных людей.
И в Самаре, где я по обыкновению проводила все свои каникулы, практически жила с рождения, мы тоже постоянно плавали на острова. Волга была моей жизнью.
А море я увидела только в сознательном возрасте. В том же возрасте, когда встретила свою первую любовь. Увидела – и полюбила его навсегда.
И сейчас, спустя 17 лет, эта первая любовь к мужчине переросла в другое, более глубокое и осознанное чувство, я смотрела на море и понимала, что любовь к морю осталась прежней. Именно той любовью, какой она была с самого начала. Сильной и зовущей. Манящей, накрывающей с головой. И я хочу, чтобы мой маленький белобрысый мальчик полюбил море так же, как и я. Всей душой, каждой клеточкой. Чтобы он слышал его песню. Его зов. Чтобы плавал как рыбка. Чтобы любил корабли и лодки, и большие паруса, и маленькие, и рыбалку, и морские закаты, и рассветы. Чтобы он никогда ничего не боялся. Потому что в воде с нами ничего плохого не случится.
– Мы почти приехали. Я так хочу есть, – Таня показала на поворот, где дорога уходила вниз к морю, прямо в узкие улочки очередного маленького городка у моря.
– Я тоже, – я почувствовала, как рот наполняется слюной в предвкушении ужина. Свежие морепродукты, особенно сасими из тунца, были моей слабостью. В Москве не во всяком месте рискнёшь есть сырую рыбу, а если и рискнёшь, то стоит она нереальных денег, да и вкус не тот, и атмосфера. Сырая морская рыба требует солёного морского воздуха. И в тот вечер мне предстояло в полной мере насладиться и тем, и другим.
Таня пригласила нашего водителя поужинать вместе с нами. Мне показалось, что он не совсем хорошо говорил по-русски, но высокий седой мужчина с мягкими руками, который понравился мне ещё при встрече в аэропорту, очень умело делал вид, что понимал весь разговор до последнего слова. Это выглядело несколько забавно. Таня ему что-то рассказывала, а он, соглашаясь, кивал. Но взгляд его был абсолютно пустым, как взгляд ребёнка, который только-только учится говорить и понимать окружающий мир.
В ресторане на улице висели лампочки, они качались на ветру. Как белые лодки качались на тёмной воде в том летнем вечере, плавно переходящем в ночь. Люди вокруг непринуждённо общались, смеялись, звенели бокалы. И пахло морем. На горизонте синели горы и огни других городов.
Каждый летний вечер по-своему наполнен магией. И справа, и слева всё было как в эпизодах старой французской комедии. Даже краски были как в кино. Хотелось взять фотоаппарат и не выпускать его из рук ни секунды. Раз момент, два момент. С тех пор, как я начала фотографировать, я не могла остановиться, если случайно наталкивалась на красивую историю. Я как будто снимала кино. Кино в картинках, выловленных моментах. Непридуманная жизнь.
Вино действительно оказалось отличным, нежным с фруктово-цветочным послевкусием. Оно медленно текло по венам, создавая иллюзию праздника, беззаботности и беспечности.
Я уже почти не думала о том, что оставила позади в тот момент, когда садилась на самолёт. Мне не было грустно. Спокойно и хорошо. Мосты были почти сожжены, где-то остались только угли, которые ещё тлели, а грязно-серый пепел сомнений, ожиданий, боли и былых обид сильный ветер гнал всё дальше в горы.
– Почему вы расстались с мужем? – бокал вина расслабил Таню, и деликатность уступила место любопытству.
– Я… я не знаю, так сложилось, – на этот вопрос я никогда не знала, что ответить. Я сама себя спрашивала. L меня спрашивал, что естественно, он не мог понять и очень сильно болел из-за этого. Я тоже болела. Болела за него и, по-моему, немного за себя. А спрашивали все. Всем было интересно. Все хотели знать ответ на этот вопрос. Почему. 16 лет – это такой срок, после которого так просто не расстаются. Тем более этот союз был совершенно особенным, не похожим ни на какие другие.
– Другой мужчина?
– Нет, вовсе нет!!! Какой мужчина может заменить L? – я болезненно улыбнулась. – Это невозможно. Он идеальный. Я бы никогда в жизни не ушла от него только ради другого мужчины.
– Может быть, другая женщина? Я имею в виду у него. Хотя в современном обществе возможно всё, – мы засмеялись.
– Нет. Я даже думаю, что после того, как мы расстались, другие женщины начали появляться в жизни L только мне назло, или чтобы вызвать ревность, или от безысходности, – моё сердце защемило. Я почувствовала эту боль в центре груди лишь секунду, потом она ушла в плечо, по руке спустилась в кисть и исчезла с кончика мизинца.
– Ты говоришь, что он идеальный.
– Идеальный. Вернее, ну не совсем, конечно, но, понимаете, его недостатки, они такие несущественные по сравнению с его достоинствами. А если сравнивать с другими мужчинами, то L действительно самый лучший.
– Ты извини меня, дорогая, – Таня с непониманием и осуждением покачала головой. – Но ты действительно сумасшедшая. И я тебя не понимаю.
Я привыкла. Мне и не нужно было, чтобы меня понимали. Я оставила идеального мужчину современности, променяв его на одиночество. Я ушла от прибыльной работы ради призрачной мечты, которая всё больше обретала форму в моих фотографиях. Меня бы никто не понял. Разве что такой же извечный мечтатель, как и я. Человек в постоянном поиске именно своей реальной жизни, а не чьей-то другой.