Каурай. От заката до рассвета. Часть 2
Шрифт:
Десятки, а то и сотни всадников, вооруженных до зубов. Хуже того — всадники двигались в ту же сторону, куда направлялись и Игриш с Малуньей.
Спутники прибавили шагу, рассчитывая выйти к избе Хель до темноты.
В сумерках они увидели зарево.
* * *
Дым был повсюду, поволока проглотила лес насколько хватало глаз. Страшно хотелось кашлять, глаза ужасно чесались и лезли из орбит.
Игриш пытался увести Малунью, но та упрямо шагала вперед, игнорируя его увещевания. Он хватал ее за руки и вставал на пути, но ведьмочка вырывалась и все быстрее неслась к тому месту, откуда валил дым.
Огонь
Сквозь зияющую дыру было видно все: от обуглившихся стен избы, утыканных стрелами, до пары темных силуэтов, раскиданных по земле, которые могли быть только бездыханными телами. У Игриша екнуло сердце, когда он приближался к вонючему, обуглившегося трупу. У мертвеца еще сохранились остатки кольчуги, вплавленной в почерневшую плоть. Еще один труп лежал ближе к крыльцу — нечто продырявило в его груди дыру размером с кулак. От амбара и конюшни осталось куда больше, чем от избы, но и они дымили вовсю, угрожая разгореться вновь. Внутри живых точно не было.
Малунья застыла посреди двора, быстро моргая мокрыми раскрасневшимися глазами. Ее до крови искусанные губы что-то неслышно шептали.
Игриш в очередной раз схватил ведьмочку за локоть, на что тут же получил сильный толчок в грудь. Малунья очнулась от оцепенения и молчаливым дрожащим столбиком двинулась к еще целым дверям догорающей избы, в окошках и меж поленьев которой ревело пламя.
Еще шаг и ведьмочка бы дернула за кольцо, раскаленное добела, но Игриш обхватил ее за талию и потащил прочь. Малунья взревела не своим голосом, ударила мальчика локтем в лоб, взбрыкнула — и они оба повалились на землю, подняв пепел до крыши. Схватка с ведьмочкой заняла считанные удары сердца, когда крыша погибающей избы рухнула внутрь, заставив обоих оставить бессмысленную борьбу. Тогда Малунья всхлипнула и сама схватила мальчика за руку.
Из окон вырывались языки пламени, засыпая обоих углями, обволакивая жаром и дождем из пепла.
Завороженная Малунья не могла оторваться от огнедышащих глаз, полыхающим им вслед, когда две пары рук, чуждые всякой жалости, схватили Игриша с Малуньей и потащили в лес. Они не сопротивлялись.
Глава 11
Свечей и вправду натаскали немало. Большая их часть занимала пол вокруг гроба; по две, а то и по три воткнули чуть ли ни при каждом образе иконостаса. Однако светлей от них не стало ничуть: темнота только плотнее сгустилась под потолком и по углам притвора, а старинные, потрескавшиеся лики святых и смелых нахмурились еще сильней. Пока одноглазый приближался к аналою, где застыл с книгой отец Кондрат, их суровые глаза не отставали от него ни на шаг, а пальцы, сложенные Пламенным знаком, казалось, скребли щербатые доски, словно пытаясь вырваться наружу. Каурай поежился — и в эдакой компании ему предстояло дожидаться, пока петухи не решат продрать глотку.
— Ты что храм спалить решил, бес? — поднял на него заплывшие глаза Кондрат, прервав молитву. — На что столько свечей?
— Нечистого отпугивать, отче.
— Единственный нечистый в моем храме — это ты да это ведьмино отродье!
Пропустив ворчание отца Кондрата мимо ушей, Каурай подошел к гробу и поглядел на недвижимое тело, которое ему предстояло хранить как зеницу ока. Поборов внезапное желание приподнять саван, он присел на корточки и спустил с плеч саблю, что не укрылось от бдительного глаза отца Кондрата:
— Ты что ополоумел? Кто тебе позволил заходить в храм Спасителя вооруженным до зубов?!
— Читайте, отче, читайте, — отмахнулся одноглазый и нащупал в кармане баночку Эсселума, которую ему дали сердобольные ведуньи. — Вас сюда пан воевода отрядил как раз для этого. Меня для другого. Сейчас мы немного подмогнем всем святым и смелым…
С этими словами он вытащил пробку.
— Это что? Бесовской отвар?! — округлил поп глаза, когда Каурай опустился на корточки и принялся помечать полы вокруг гроба белесым порошком, слегка сверкающим в дрожащем свете свечей.
— Святое слово и умелые руки намного лучше, чем просто святое слово, — вспомнил одноглазый слова одного святого отца, которого когда-то знал. — Давайте за первое будете отвечать вы, а вторым озабочусь я.
Порошка он не жалел, сыпал от души. В ином случае одноглазый не стал бы расходовать порошочек почем зря, но этой ночью барьер мог решить вообще все, и с ним не стоило жадничать. Успеет он еще пожалеть драгоценный состав, если эта ночь пройдет благополучно.
— Как ты смеешь осквернять храм этой мерзостью? — не отступал отец Кондрат.
— Всего лишь мера предосторожности, — разогнулся одноглазый и сунул пробку обратно.
Круг получился слегка кривоват. Но сейчас ему было не до изящества.
— От чего? — поднял бровь Кондрат. — Серго убит горем и не ведает, что творит. Мало того, что нарушил все правила и заставил меня брать грех на душу — отпевать ту, которую в ином случае стоило бы спалить, а пепел развеять по ветру, так еще и нанял тебя, грязного опричника!
— Поверьте, отче, к утру вы сами возблагодарите Спасителя, что рядом с вами оказался грязный опричник. Советую взять ваш требник и переместиться в пределы круга. Целее будете.
— Ты что думаешь, что в храм и впрямь полезут бесы, чтобы забрать ее душу в Яму? Ха, это приют Спасителя!
— Хотел бы я, чтобы самым страшным испытанием этой ночи оставался ваш скверный характер, отче.
— Да ты…
Тяжелый колокольный удар разбил их перебранку в прах.
— Что такое?.. — пробормотал Кондрат, запрокинув голову.
Колокол немедля ответил ему — тягучим, жутким голосом. Следом недовольно заскрипели стены, словно церковь пробудилась от долгого сна. Огоньки свечей разом вздрогнули, затрепетали на призрачном ветру, и начали гаснуть — одна за другой.
— На колокольне кто-то есть? — спросил Каурай неуверенно. Почему-то показалось, что звон доносился из-под полов.
— Наверное ветер…
Но бесноватый колокол не унимался — с третьим тяжелым ударом затухла уже половина свечей, а тьма все ближе подбиралась к аналою, где застыл ошарашенный отец Кондрат. Запахло гарью, запахло мертвым, и одноглазый выругался.
— Отче, заходите в круг живо! — приказал Каурай, отступая к гробу, который тоже отчего-то начал слегка подрагивать. Два других сбросило на землю — тела женщин вывалились на пол и задергались, словно их била падучая.