Кавалер умученных Жизелей (сборник)
Шрифт:
– Слишком все обще. Как ты видишь ситуацию?
– Поленов приходит к Роминой просить денег. Она отказывает. В нем просыпается давняя любовь и ревность. Он насилует ее, и, от отчаянья, убивает. Потом крадет драгоценности. Отсюда деньги на лечение, возможность расплатиться с должниками. Пришел, нежданный. Ушел стремительно. И пальцы его на стекляшке. Он же наркоман. Может, и приходил под кайфом, или ломка была. А потом, когда дошло до него, что наделал, тут и вколол себе под завязку.
– Имеет право быть. Ждем экспертизу.
– Анна
– Вот и стряслось, хочешь – верь, хочешь. С Тиной вчера разговаривала, она все пытает – как у вас? Как? Я и не говорю пока. Но придется. Не простит, если Елену свою не проводит.
Тина уже год как жила в Испании. Работала в балетной труппе. А Марина стажировалась в Колумбийском университете, приехала на месяц из Нью-Йорка.
– Сначала они писали, что Ромин убил свою жену. А теперь следствие открыло, что она погибла от руки любовника наркомана. Я позвоню Максиму. Я хочу поддержать его.
– Правильно, девочка. Тут что-то не так.
– Максим совсем никуда. Он не может ни понять, ни объяснить. Только твердит, что не убивал, и про птицу Феникс что-то. И про предсказание в стихах. Да кто ж его подозревать-то может?
– Он тебе-то рад? Видеть хочет?
– Об этом не говорили. Да и в утешительницы я не пойду. Так, сострадание.
– Сострадание – хорошо. Но помочь разобраться надо. Если получится. Мы можем с тобой навестить Максима Петровича?
– Спрошу.
Даже на лестничной клетке, у закрытых дверей, чувствовалось, что в доме предстоят похороны. Тело увезли в морг, но смерть осталась в избранном жилище.
Максим помог раздеться. «Спасибо, что пришли. Проходите» – сказал он механически и, следом за Анной Андреевной и Мариной, прошел в гостиную.
– Это моя тетушка, Клавдия Ивановна, – и представил тетушке посетительниц.
Какое-то время молчали. Марина преисполнилась горести: исчез привычный господин Максим Ромин. Знакомые черты с трудом просматривались в осунувшемся и измученном хозяине дома, все действия которого производились через невмоготу. Тетушка оказалась женщиной крупной, с властным и даже вызывающим выражением глаз, затаившихся на малосимпатичном лице. «Ну, мы-то за себя постоим» – вот что выражал ее взор.
Анна Андреевна нарушила тишину. Не нарушила, а просто влила звук голоса в молчание тяжелых мыслей.
– Максим Петрович, прости, чем мы можем тебя утешить? Только помолчать с тобою скорбно. Так и сделали. Но гибель супруги твоей таинственна и насильственна. И, чтобы жить дальше, нужно сделать трагедию раскрытой. Узнать, откуда пришла. Ты веришь – я только добра тебе желаю.
– Да, да, спасибо. Но ведь ведется следствие. И они говорят, что «нащупали нити», а скоро будет полная ясность.
– Я следствий никаких производить не собираюсь. Но я хочу помочь тебе, Тине, Марине. Всем, кто знал погибшую. Ты не обессудь.
– Вы что же это, провидица какая будете? Или наша русская мисс Марпл? – включилась тетушка, и на лице ее читалось осуждение.
Анна Андреевна смотрела на Максима. И он встрепенулся.
– Да, да, конечно. Не знаю, в чем ваша помощь может выразиться, но я хочу принять ее. В любом случае, с благодарностью за участие.
И впервые посмотрел на Марину, с открытой болью и теплотой.
– Анна Андреевна поможет, – как бы ответила она.
Сначала Вербина поднялась в спальню, прибранную, но зловещую. Пробыла там некоторое время. Максим показал почту в компьютере, распечатанное стихотворение – тоже. Сохранившееся стекло. И фотографии Елены. Вербина пристально вглядывалась.
Марина, с тетушкой, молчали в гостиной.
– А где фото с художником, о котором в газете писали? – задумчиво спросила исследовательница.
– Оно в материалах у следователя.
– Вы не могли бы выяснить, когда можно подъехать к нему? Скажите – у меня есть информация, что может быть интересной.
Максим узнал моментально.
– Сегодня в четыре.
– Ты должен собраться. Не барышня, чтоб вечно горе горевать. Помнишь? – какие бы не были горести – они пройдут. Надо только не сходить с пути. А он намечен правильно. Ведь ты же боец, Максимушка.
Тетушка Клавдия Ивановна присела рядом с Роминым и проговорила речитатив ровным, внушительным голосом. Он поднял голову, встретил ее убежденный взгляд.
Настенные часы, подгоняя, отсчитывали время.
Когда Марина и Анна Андреевна вышли на свежий воздух, они, не сговариваясь, остановились, словно отдышаться.
– Вот видите – Максим совсем не свой. И атмосфера жуткая, и эта тетя.
– Да, – Анна Вербина качала головой, – Все это может вылиться в психоз. Он о каких-то кошках думает, и крышах. И, похоже, мемуары собирается писать. Во всяком случае, как память о Елене. Все время к этой мысли возвращается. «Время, – думает, – начинаю я рассказ о Лене».
– Ну, он из тех, кто справится со всем. Не исключу, что он играет горе.
– Но ему нелегко – это ясно.
Следователь Гущин и Анна Вербина встретились. И, не начиная разговора, какое-то время друг в друга вглядывались.
– Так какой же информацией вы располагаете, – спросил Гущин, слегка откинувшись в кресле и положив руки на подлокотники.
– Моя дочь была любимой ученицей Елены Ниловны, замечательного педагога. А воспитанница Марина чуть не вышла замуж за Ромина два года назад. Так что моя информация о доубийственном периоде почти полная, уважаемый Виктор Васильевич.