Кавалер умученных Жизелей (сборник)
Шрифт:
– Мы осенью с тобой, если захочешь, – Марго не предлагала сесть, стояла у стены, – начнем учить историю искусств. Я рада, слава Богу, что тебя интересует, что сохранится в тебе дедово начало, его благоговенье.
Она ушла от предисловья, и рассказала Алексею, что бы ей хотелось.
– Я покажу тебе картину, – она остановилась перед полотном. – Что ты на это скажешь?
На стене, в простой и черной раме, висел продолговатый холст. Посередине расплывался ярко-красный четырехугольник, почти квадрат а фон вокруг был серовато-белый. Как
Марго внимательно смотрела на него.
Мальчик выстоял так несколько минут, потом чуть повернулся к тете Маргарите.
– Как думаешь, что это? – взгляд тети Маргариты усиливал вопрос.
– Я думаю, что это катастрофа, – ответил неожиданный юнец. – И все погибли.
Марго немного растерялась, и сразу же спросила – что? И – почему? Потом она сказала:
– Что так вдруг?
Внезапно, даже для неё, искусствоведа, поклонницы «Бубнового валета», она услышала от мальчика такие рассужденья:
– Чюрленис – у него из глубины картины музыка играет. А здесь – как будто солнце перераскалилось, и из оранжевого стало огненным и красным. И не смогло тогда остаться в форме круга. Когда бы ни спасительная рамка из неземного материала, то растеклась бы эта красная безудержная лава. Вам ваш знакомый так нарисовал?
– Да, милый, очень даже мне знакомый. Его, мой дорогой племянник, лишь ленивые не знают. И звался он красиво – Казимир Малевич. И, как же ты все это ощутил? – Марго уж протянула к Алексею руку, чтоб погладить, но замерла на половине жеста, и спросила. – Ну что, тебе понравилось?
– Такое, – еле слышно прошептал племянник, – лучше не смотреть. Или же видеть каждый день. Тогда, возможно, и привыкнешь.
– Тогда тебе и это будет интересно, – Марго неспешно и негромко прочитала:
Вот стоишь ты и якобы раздвигаешь руками дым.Меркнет гордостью сокрушенное выражение лица твоего,Исчезает память твоя и желание твое – Трр.Раздался голос Вхутемаса:
– Мы, мама, тут братана ждем, а ты все лекции читаешь. Ну, Алекс, что, идешь?
Было безветренно и солнечно, тепло. Они прошли к бассейну, как спортивно величали озеро. На этот раз был вводный курс к урокам плавания – Алика учили, как должны работать ноги. Сначала – самое простое, стилем «кроль».
Ему понравилось, и он упорно попеременно бил ногами, дотягивал колени, даже стопы. Сначала Гватемал, дав Алексею плавательную доску, помогал ему с передвижением в воде. К концу урока Алекс научился это делать сам. Он подустал, решил позагорать.
Вдруг Вхутемаса посетила мысль.
– Вы знаете, – он, видимо, обдумал предложение, – нам надо, чтобы первый день занятий был торжественным.
– Что ж, это верно, – Геннадий живо ухватился за идею, – как на открытии спартакиады, олимпийских игр.
– Вот, видишь – там флагшток, – тут Вхутемас кивнул на крышу самодельного спортзала. Она была отвесна и покрыта черепицей.
– Мы будем с двух сторон тебя держать, – сказал он младшему Альцшулеру, – А ты, как знаменосец, будешь делать шествие. И водрузишь туда вот это знамя.
Тщедушный Алекс посмотрел на высоту, на не внушающий доверия чрезмерно острый угол, который, вероятно, Вхутемас назвал «коньком», и не нашелся, что ответить.
На крышу они кое-как забрались. Алекс подумывал обуться, но показалось неудобно, когда братья босиком.
Идея, может быть, была и неплоха, но знаменосец оказался абсолютно не готов. Почти что треть конька они каким-то чудом одолели. Спортивным Гватемалу с Вхутемасом, идти по скатам крыши – было парой пустяков, но их братишка, с жутко смятым знаменем, держался, сколько только можно, за пределы сил. Какой же из него канатоходец, когда он неуверенно ходил и по земле? И был чудовищный итог – неподготовленные ноги Алексея разъехались по разным скатам крыши, и он промежностью обрушился на острие конька. Его теперь никто не мучил – он потерял сознание.
У Аллы вся эта история мгновенно промелькнула в голове. Она переоделась, снимала макияж, пустила воду в ванну – за это время и припомнила события в Ильинском.
Тут в мыслях появился запоздалый разъясняющий ответ для Катерины:
«Конечно, Дима Хворостовский – самый подходящий папа. Красавец, удивительно поет, все время за границей. Но твой отец на том же конкурсе пел тоже замечательно. Был удостоен третьей премии».
Она устала, и стремилась к наслажденью расслабляющей воды, но прежде все-таки взялась за телефон.
– Как все прошло, не очень утомилась? – заботливо спросил глубокий женский голос.
– Да, ничего все, тетя Фалька, хорошо, – ей не хотелось лезть в подробности, но, слава Богу, Маргарите это было ни к чему.
Марго жила своей, уединенной жизнью. Гостей она не принимала, только Таисия да близкие друзья, которых были единицы, всё – молодые люди. Аллу с ними Маргарита не знакомила. Зачем?
В Москве Алла бывала очень редко, но всякий раз выкраивала время, чтоб встретиться с Марго. Вот и сейчас они решали, в какое время лучше завтра. Решили в три, договорились – Алочка подъедет.
– А ты не хочешь даже фотографии? Ведь Катя твоя внучка, – хоть Алла знала, что услышит, но – на всякий случай.
– Я, Алочка, с трудом образовала свой искусственный мирок. Какие внучки? Я, выходит – бабушка? Я ограничила себя, с кем я могу общаться. Кто соглашается с условием игры, и мне подходит – я тому и рада. Единственная родственница у меня, так это ты, и ты прекрасно знаешь. А остальные пусть потом меня узнают, после смерти. Один тут деятель хотел ко мне «подъехать»! Я, Слава Богу, во время остереглась. И начертила на каких-либо знакомствах жирный крест.