Кавалькада
Шрифт:
— А его нет.
— Вы говорили, к ужину он всегда возвращается.
— Да, если только он в городе. Но, видите ли, он уехал по делам. Часа два назад.
— А куда, не знаете?
— В Мюнхен поехал.
— Он сам вам так сказал?
— Нет… — Она запнулась и покраснела. — Я слышала, как он по телефону вызывал такси. — Стало быть, иной раз она все же подслушивала телефонные разговоры своих постояльцев. — Он сказал, что должен быть на вокзале к пяти, чтобы успеть на мюнхенский поезд.
— Вы знали, что он сегодня собирался уезжать?
— Нет. Я даже удивилась. Обычно, отправляясь куда-то по делам, он предупреждает
— Госпожа Шрёдер, — осведомился я, — вы говорили ему, что я о нем спрашивал? И обещал зайти вечером, когда он вернется?
— Да, конечно. Как раз перед тем, как он сказал, что собирается уезжать.
Гостиница «Адлон»
Берлин
Среда, вечер
16 мая
Дорогая Ева!
Всего несколько слов. Здесь произошло нечто ужасное. Нет, не со мной и не с господином Бомоном. А с мисс Грин, у которой мы много чего надеялись узнать. Рано утром мы уезжаем в Мюнхен. Мне надо собрать вещи. Подробности напишу в поезде.
С любовью, Джейн
P. S. Эрик рассказал мне сегодня вечером совершенно невероятную историю.
Интерлюдия: Байрейт
Глава восемнадцатая
Поезд был дневной — он отправлялся из Берлина в девять утра, и спальных вагонов в нем не было. Мы с мисс Тернер разместились в маленьком купе первого класса — в небольшом квадратном отсеке с шестью креслами в два ряда по три в каждом, напротив друг друга. Пуци озирался на попутчиков с той же подозрительностью, что и на таксистов, поэтому он купил билеты в одно купе на все места сразу. Между мной и Пуци оказалось одно свободное место. И еще два — слева от мисс Тернер, разместившейся у окна напротив меня.
В Хофе, недалеко от Лейпцига, нам предстояло пересесть в другой поезд и направиться в Байрейт.
Перед отъездом из гостиницы я справился у портье. От господина Купера так и не было никаких вестей. И я послал ему извещение, что мы отправляемся в Мюнхен.
Потом я позвонил сержанту Биберкопфу и сообщил, что господин Норрис отправился в Мюнхен и что мы следуем туда же. Он пообещал присмотреть за господином Норрисом, а кроме того, дал мне адрес и телефон полицейского в Мюнхене, которому, по его словам, вполне можно доверять. Я спросил, почему он в этом так уверен. На что он сказал — это его двоюродный брат. Я осведомился, говорит ли его кузен по-английски. Биберкопф сказал, что говорит, правда, хуже, чем он сам.
К югу от Берлина местность под широким синим небом, по которому неспешно плыли пышные облака, была равнинная и пустынная — и чем-то напоминала Канзас. В основном это были поля, местами засеянные совсем недавно, с длинными рядами бледно-зеленых всходов, слегка колыхавшимися на слабом ветру. А близ Железной дороги их прижимало к земле воздушным потоком от проходящего мимо поезда, и они больше походили на пряди облепленных грязью и сажей зеленых волос. Некоторые поля еще не были засеяны, и иссохшее прошлогоднее жнивье выглядело как-то сиротливо и мрачно под нежарким майским солнцем. Кое-где мелькали густые леса, черные и жуткие, как в сказках братьев Гримм. Там, наверное, таились ведьмы,
Рядом со мной тихонько посапывал Пуци, откинув голову на спинку кресла и сложив огромные ручищи поверх темного пиджака в белую полоску.
Я взглянул на сидевшую напротив мисс Тернер. Сегодня она была в белой шелковой блузке с оборками спереди, в черной шерстяной спортивной куртке, черной хлопчатобумажной юбке и в черных кожаных туфлях на высоком каблуке. Она сидела, скрестив в коленях ноги, и ноги у нее были все такие же красивые.
Она была занята тем, что писала очередную главу своей эпопеи. Ее ручка бегала по бумаге, лежавшей на журнале, который она пристроила на коленях. Волосы упали вперед, прикрыв щеки, лицо выглядело напряженным от мыслительных усилий, уголок губы закушен, как у маленькой девочки. Вчера, когда я встретился с ней в баре «Адлона», лицо у нее было спокойное, тронутое легким румянцем. Наверное, от вина, а может, от возбуждения. Или от того и другого вместе.
Я сидел за одним из мраморных столиков уже где-то с полчаса, потягивая бурбон со льдом.
Для буднего дня народу в баре было предостаточно. Проститутки в сапогах, мальчики в матросских костюмах, лоснящиеся от жира дельцы и ослепительные молодые парочки в новомодной дорогой одежде. Вокруг стоял гомон, то стихавший, то возраставший с новой силой, временами заглушавшийся взрывами внезапного смеха.
Было уже больше половины одиннадцатого. Наконец появилась мисс Тернер.
Она опустилась на обтянутый кожей стул, поставила на колени сумочку и громко вздохнула.
— Простите, что опоздала. Пробки на дорогах.
Под пальто я разглядел платье, которое она купила во Франкфурте, — черный шелк, завышенная талия, жакет в тон. Если бы я обращал внимание на такие вещи, то мог бы сказать, что ее наряд выглядел куда менее деловым, чем днем.
— Ничего, — сказал я. — Хотите что-нибудь выпить? Бокал вина?
— Господи, нет. Может, кофе?
Я махнул официанту.
— Где ужинали? — спросил я.
— В «Кемпински», на Лейпцигштрассе. Огромное заведение, просто замечательное. — Она наклонилась вперед, положив руки на сумочку и глядя на меня поверх очков. — Расскажите же. Что там с Нэнси Грин?
Тут подошел официант.
После того как он принял заказ и отправился его выполнять, я рассказал ей, что случилось с Нэнси Грин.
— Мертвая? — спросила она. Отодвинулась и стала какой-то маленькой в своем черном шелковом платье.
— Ее убили, — сказал я. — Задушили.
— Но за что? И кто?
— Не знаю.
— Где это произошло?
— В ее комнате в пансионе. Куда мы с вами заходили утром. Я обнаружил ее днем.
Мисс Тернер пристально посмотрела на меня.
— Когда же это случилось?
— В ночь с понедельника или утром во вторник.
Она открыла было рот — и закрыла.
— Значит, она была там, в своей комнате, когда мы стояли у парадного?
— Да.
— Пролежала там два дня? И никто о ней не спрашивал?
— Хозяйка решила, ее нет дома.
Мисс Тернер медленно покачала головой.
— Как это ужасно и печально.
— Да.
Она посмотрела на меня.
— Она, наверно, что-то знала. Может, поэтому ее и убили?
— Может быть. В Берлине только она да Грета Нордструм были так или иначе связаны с теми, кто знал о встрече Гитлера в Тиргартене.