Кавказская слава
Шрифт:
Сергей форменным образом развернулся через левое плечо, едва удержавшись, чтобы не откозырять перед этим…
Вечером того же дня Новицкий отправился в уже хорошо знакомый ему дом, где надеялся сообщить об успехе своего дела. Он появился поздно, гостиная уже была полна, пришедшие разбились на небольшие группки, и разговоры жужжали громче, чем мухи на летней кухне у Марфы.
Прежде всего Сергей направился к хозяйке. Елизавета Николаевна сидела у самовара, разливала собственноручно чай, в который добавляла сливки, которые можно было, казалось, резать ножом. Каждую чашку
— Вы сегодня припозднились, Сергей Александрович.
— Неудачно сложились обстоятельства. — Он еще раз оглядел обширную залу. — А…
— Будет еще позже. Ей неожиданно пришлось дежурить не в очередь, заболела другая фрейлина. Ее же величеству было угодно отправиться в Петергоф.
— Не близкий путь.
— Наша Софи привыкла к путешествиям. Утром она прислала записочку, сообщить, что, если останется жива, непременно приедет. Вы же, тем временем, присоединитесь к какому-нибудь кружку. Не для одной же Софьи Александровны вы посещаете мой салон.
Сергей понимал, что должен отпустить комплимент дежурный, но обязательный, однако почувствовал с ужасом, что у него язык будто бы примерз к нёбу. Елизавета Николаевна была добра, приветлива, в меру легкомысленна, в меру начитанна, но ее приплюснутый нос и черный пушок на верхней губе превозмогали все остальные качества, Новицкий пробормотал несколько невнятных самому слов и отошел.
У стены поминали остров Святой Елены, у окна обсуждали орден иезуитов. В креслах посередине залы толковали о Библии.
— Они намерены одни управлять религиозными чувствами, — горячился человек лет сорока, бычась и утыкая подбородок в широкий галстух. — Папа запрещает полякам читать Книгу на родном языке! Не поворачивает ли время вспять, господа!
— Священники всегда занимали место между человеком и Богом! — заметил ему сосед, офицер в Преображенском мундире.
— Потому-то у людей и возникали определенного рода сомнения, — с улыбкой вставил свое замечание третий; несмотря на молодость он был, очевидно, подслеповат: круглые стекла в тонкой оправе уютно восседали на его переносице. — За мантиями епископов и кардиналов они уже не могли различить Высшего существа.
— Я беседовала недавно с мистером Гендерсоном, — несколько наклонившись вперед и стиснув руки, быстро заговорила миловидная женщина лет тридцати. — Он уверен, он положительно убежден, что свободное распространение Библии незамедлительно смягчит нравы, воздействует лучшим образом на умы и сердца.
Первый истово закивал головой, преувеличенным образом выказывая свое согласие. Второй поднял брови:
— Мистер Гендерсон, вы говорите, Мари? Не тот ли британец, что собирается печатать Писание в России и нести его во все уголки нашей обширной империи?
— Именно! Именно тот! — почти закричала Мари. — Британское Библейское общество намерено поддерживать российских своих собратьев. Оказывать всяческую помощь в организации дела, сборе пожертвований и распространении будущего издания.
— Хорошее дело, — согласился со своей визави и второй. — Издавать Библию без примечаний и пояснений. Книга для чтения, для семейного, может быть, чтения. Но как же будут читать ее люди совершенно безграмотные?
— О, не беспокойтесь, Катенин, — повернулся к нему третий мужчина; он, показалось Новицкому, только и ждал повода очередной раз съязвить. — Если прикажут, будут читать все, даже грамоты и не знающие. Забавную историю рассказывал при мне граф Виктор Павлович. Как только стало известно, что император открыто поддержал новое направление умов, командир одной пехотной дивизии заставил всех своих подчиненных — офицеров и нижних чинов, подписаться сообразно доходам. Все вошли в Библейское общество. Направились в Царствие Небесное, так сказать, строем. Все! До единого человека!
Сергей не мог удержаться и рассмеялся в голос. На него оглянулись. Он извинился и отошел.
Ждать ему пришлось достаточно долго. Он бродил по зале, останавливался у одной группы, подсаживался к другой, далеко обходил третью. На него обращали внимание. Одинокий человек в салоне был приметен как полковое знамя в сражении. Высокая, миловидная дочь хозяйки, девушка лет восемнадцати, подошла к Новицкому и попыталась занять разговором:
— Говорят, что вы скоро покидаете нас.
Сергей почтительно поклонился.
— Не успели приехать в столицу и тут же стремитесь ее оставить. Вам не нравится город?
— Я служил здесь несколько лет, в начале царствования государя. Тогда мне, после наших равнин, казалось, что здесь тесновато и душно. Но сейчас возникло ощущение свежести. В вашем доме оно проявляется особенным образом.
Екатерина Осиповна мучительно покраснела. Сергей смотрел в ее черные, живые глаза и совершенно искренне говорил, как ему нравится приезжать в их дом на Мойке, рассказывал об удовольствии, с которым он наблюдает за гостями, об уважении, которое испытывает к хозяевам. О воздухе, свежем воздухе, которым, кажется, наполнена длинная анфилада комнат, ведущая к этой зале.
— Вы шутите, Сергей Александрович. Сейчас здесь душно и шумно.
— Я говорил в переносном смысле. — Новицкий вдруг почувствовал, что устал, распустил мускулы и сделался совершенно серьезен. — Общение с умными, образованными людьми освежает ум, но требует определенных усилий.
— А душа? Душа разве не может отдохнуть… — начала было Екатерина Осиповна, но вдруг оборвалась. — Но вот потянуло и сквознячком. Вы тоже почувствовали?
Сергей понимал, что поступает невежливо, но не мог справиться со своими глазами. Они упорно уходили от собеседницы, скользили по ее прямому пробору, тянулись к входу к залу, откуда к столу, к самовару, к хозяйке шла высокая женщина в темном платье.
— Вы замолчали? Вам тоже зябко? — Девушка пыталась быть остроумной, но губы ее дрожали от едва скрытой обиды. — Или же вы ищете свежести, долетевшей из горних сфер? Не отвечайте, не делайте чрезмерных усилий. Я просто вас отпускаю.
— Спасибо, — ответил он коротко, будто выдохнул.
Вокруг новой гостьи уже собрался большой кружок, составленный из одних мужчин. Кто-то тянулся и расправлял плечи, кто-то, напротив, пробовал изогнуться приятнейшим образом, вертлявый невысокий юноша с темным некрасивым лицом отпускал шутки не умолкая. Софья Александровна пила чай, откусывала намазанный маслом хлеб, слушала и улыбалась одними глазами. Новицкий стал за офицером-преображенцем, тем, что недавно рассуждал о Библейском обществе, и притаился, выглядывая из-за плеча с эполетом. Но его быстро заметили.