Кавказская слава

Соболь Владимир

Разговаривать было запрещено, но Валериан видел в темноте немногим хуже, чем днем. Он отыскал Романова, пожал полковнику руку и, взяв левее того участка, где спускали орудие, побежал вниз по склону, крепко упираясь пятками в каменистую землю и цепляясь ладонями за ползучие ветви кустарника. Наверху застыли неподвижно и ждали, когда дадут сигнал снизу.

Только склон выположился, две тени поднялись от прибрежных камней, но, узнав генерала, опустили штыки. Река неслась рядом, саженях в пяти-семи, и шумела так, что, понизив голоса вполовину, разговаривать можно было свободно. Егерский капитан — Валериан не запомнил его фамилию невысокий, крепко сбитый, сильный и ловкий офицер, объяснил, что отправил первый взвод на тот берег, очистить его от лазутчиков и обнести веревками переправу.

Ждать пришлось вовсе недолго. Одна из веревок натянулась, и спустя короткое время, темная фигура выбралась к валуну, торчавшему у уреза воды. Егерь вымок по пояс, но, кажется, совсем не ощущал холода, захваченный сильным переживанием.

— Двое было. Но повезло. Камешек катнулся, и мы успели залечь. Берег не стерегут, только посылают навроде патрульных. Только они отвернулись, мы и прянули из воды.

— Их хватятся, — твердо сказал Мадатов. — У нас с вами, капитан, даже получаса не будет.

Но смышленый офицер уже без генеральского вмешательства размахивал руками, отдавая жестами приказы быстрые и толковые. Еще два взвода, выстроившись цепочками, двинулись через Манас, придерживаясь за веревки, что занес с собой первый десант. Мадатов с капитаном вошли в воду последними. Четвертый взвод остался стеречь эту сторону переправы, поджидать орудия и батальоны.

Ледяная струя тащила в сторону, сбивала дыхание. Но Валериан упорно сопротивлялся потоку и думал радостно, что еще может показать солдатам пример, даже тем, кто моложе него в полтора раза. Он приблизился вплотную к унтеру, замыкавшему взвод, и одновременно с ним выскочил на галечную отмель.

Разведчики первого взвода доложили, что наверху два костра. Вокруг них десятка, может быть, три. Но службу нести не умеют, спят крепко, укрывшись бурками от мороза. Те же, что поддерживают огонь, тоже клюют носами. Капитан собрал вокруг себя роту. Показал генералу — может, лучше, ваше сиятельство, останетесь здесь, внизу. Но Валериан покачал головой. Он знал, что у егерей сейчас на счету каждая пара рук, каждый штык, каждый кинжал. Он только показал знаками, притронувшись поочередно к пистолету, к губам, что никаких криков, никаких выстрелов быть не должно, и первый двинулся вверх по склону.

Карауливших было трое. Мадатов наметил себе ближнего, в черной косматой бурке. Подумал, что такую одежду вряд ли разрубит шашка и надо бросаться, далеко прыгать, колоть кинжалом в шею, чтобы заглушить далее стон. Но тут намеченная жертва вдруг сбросила бурку. Оставшись в одной черкеске, человек нагнулся к костру, поворошить горевшие дрова и подбросить новые сучья. Валериан осторожно переложил оружие в левую руку, а правой потянул нож, прикрепленный к ножнам. «Ну, Фома, как ты меня наставлял…» — подумал он и махнул, словно тряхнул, кистью. Караульный, молча, не разгибаясь, рухнул головой в пламя. И тотчас же справа, слева от Мадатова кинулись егеря. Он тоже метнулся со всеми, но успел только упасть сверху на выгнувшегося в предсмертном томлении горца, даже не успевшего понять, что жизнь его кончилась. Заглушил возможный вопль, и сразу еще два штыка с хрустом вошли в уже обмякшее тело.

— Хорошо получилось, ваше сиятельство! Никто не ушел, не пикнул. — Капитан уже стоял рядом, держа в опущенной руке егерское ружье.

— Костры не гасить, — приказал тихо Мадатов. — И обманем, и сами погреемся. Один взвод караулит, один внизу у воды, один под бурками у огня. А вы посмотрите, чтобы не забывали меняться. Я на ту сторону, к пушкам. Одни штыки здесь бесполезны. Видите, капитан, сколько костров на горе, — только картечь и гранаты…

IV

Мальчик прискакал из аула, когда луна уже стала над дальним хребтом. Он торопился, колотил пятками в бока старой лошади, опасаясь не падения, а того, что кто-то, смекалистей и смелее, опередит его и первым передаст новость. Добравшись до первых окопов, он спешился и повел кобылу за повод, расспрашивая всех: у какого костра ему найти мужа сестры своей матери?

— Шагабутдин! — крикнули сверху. — Шагабутдин! Говорят, тебе прислали хорошую весть!

— Уо! — откликнулись снизу. — Что — шайтан вымел русских прочь из долины?

— Нет! — продолжал тот же голос. — Он покривился и оставил эту неприятную обязанность нам! Но тебе стоит выслушать мальчика из твоего дома.

— Пусть спустится!

Цепляясь за камни, мальчик быстро слез по крутому склону и остановился, высматривая нужного ему человека. От второго слева костра поднялась высокая фигура:

— Я жду тебя, мальчик!

Паренек подбежал и полушепотом, быстро проговорил несколько слов. Шагабутдин выслушал, на мгновение замер, потом поднял ружье и выпалил в воздух. Выхватил из-за пояса пистолет и тоже разрядил его в звезды. Сидевшие и лежавшие рядом вскочили на ноги.

— Кто и зачем стрелял?! Что случилось, Шагабутдин? Ярмул-паша повернул своих людей к морю?!.

— Слушайте, люди! — крикнул получатель хорошей вести. — Слушайте все! В доме Шагабутдина сегодня родился мальчик!

— О-ей! — закричали услышавшие, и еще десяток зарядов улетел в небо. — Славен будет твой дом, Шагабутдин! Богат он будет баранами и быками!

— Он будет славен своими мужчинами! — прокричал счастливый отец. — Я хочу провести эту ночь в своем доме! Ильяс — я приглашаю тебя!

— Уо! — ответил сверху голос, сообщивший о прибытии мальчика. — Я слышу тебя, Шагабутдин! Я разделю с тобой эту радость!

— Абдул-бек!.. Абдул-бек! Ты слышишь меня?!

Над черной линией каменной баррикады показалась голова. Человек неслышно прошел вдоль окопа и мягко спрыгнул к костру.

— Я слышал, Шагабутдин! Радость твоего дома радует и меня.

— Мальчик поскачет впереди нас и предупредит, что я приду вместе с друзьями. Пусть зарежут барана, пусть режут двух. Аллах услышал меня и наконец решил наградить меня сыном.