Кавказская слава
Шрифт:
— Когда мы испугаемся пушек и побежим в гору.
Десять орудий неспешно, одно за другим бросали ядра через реку, круша укрепления защитников. Видно было, как время от времени люди отбегали от баррикады, оттаскивая в сторону задетых осколками камней и снарядов.
— Они боятся! — крикнул сверху Эльдар, прислушиваясь к разговору старшего брата и бека. — Они не решаются схватиться с нами лицом к лицу, как мужчины. Они думают перемолоть, словно бы зерна проса, и проглотить не разжевывая.
—
Вельяминов махнул и отъехал в сторону, барабанные палочки гулко прокатились по туго натянутой коже, батальоны ровным шагом двинулись к берегу. Одновременно взорвалась залпом невидимая до сих пор батарея. Гранаты ложились по склону, разбрызгивая землю, камни, останки человеческих тел.
— Туда! — крикнул Абдул-бек. — Они решились! Они пойдут через реку!..
Вельяминов подскакал к Ермолову:
— Мы только потеряем людей. Пока спускаемся, пока форсируем реку, они будет бить нас на выбор. А потом покатятся сверху и валуны.
Слышавший это Новицкий хотел было сказать, что именно так акушинцы разгромили и войско шаха Ирана, но решил за лучшее промолчать. Он, как и все, понимал, что отступать уже невозможно. Они либо должны перейти реку и взять завалы, либо остаться здесь навсегда.
— Что же Мадатов?
— Должен быть там! — прорычал свирепо Ермолов. — Когда прибежал гонец? Мы еще были в лагере. У него было три часа форы, а он молчит.
— Пусть кабардинцы идут на мост. На этот раз уже до последнего человека…
Когда колонна выстроилась, Швецов стал впереди рядом с Гогниевым.
— Опять понарошку, — сморщился командир первой роты.
— Нет, Гогниев. На этот раз отходить уже некуда. Только вперед.
Штабс-капитан хищно осклабился, подергивая большим хрящеватым носом, и поудобней перехватил ружье, взятое у убитого.
— Так точно, ваше благородие, господин майор. Не извольте беспокоиться понапрасну. Сейчас мы их успокоим. Рота! Бог любит троицу. Два первых раза не в счет! Чуть поднатужимся, и мы уже на мосту! За мной!
Выдержав залп, кабардинцы перешли на бег и успели подбежать к баррикаде, пока защитники пытались перезарядить ружья. Швецов и Гогниев были одними из первых. Штабс-капитан прыгнул к бойнице, ударил внутрь штыком, выдернул окровавленное, ударил в соседнюю.
— Наверх! Быстро! По спинам и камням! — орал он истошно и вдруг умолк, сунулся лицом к стене и сполз книзу, обдирая ногти в напрасных попытках задержать непослушное тело.
Швецов подхватил его, повернул и опустил наземь. Две пули пробили грудь и шею. Гогниев еще пытался что-то сказать, но только кровь пузырилась, вытекая из страшных ран.
— Кабардинцы! — бешено крикнул Швецов. — Гогниев мертв! Отомстим за товарища!
С хриплыми воплями солдаты карабкались по камням, прыгали вниз, на ту сторону баррикады, кололи, убивали, сами напарывались на кинжалы и умирали…
Абдул-бек выстрелил, отложил в сторону ружье, взял новое, которое уже держал для него Эльдар. Рядом Ильяс, уперев приклад в камень, старательно пробивал по стволу заряд.
— Я тебе говорил, а ты не поверил! Эта река станет красной!
— Они хорошо держатся, — пробормотал Абдул-бек. — Сколько надо пуль, чтобы свалить одного русского?
— Если хорошо прицелишься, то хватит и одной. Разве они не такие люди, как мы с тобой. Что скажешь, Шагабутдин?
Тот обернулся, и тут же прилетевший осколок камня рассек ему лоб. Кровь хлынула, заливая глаза. Двое стоявших рядом нукеров кинулись помочь раненому. Один помог сесть, другой распахнул бешмет и оторвал кусок от рубахи, сделать повязку.
— Не повезло, — сказал, смутившись, Ильяс. — Зря я, наверно, его позвал.
— Не обернись он, камень ударил бы его в висок. Кто знает, что хорошо, что плохо в этом мире, кроме Аллаха.
— Думаешь, это он помогает мне целиться? А что же твой кровник, Абдул-бек? Где же этот храбрый Мадатов? Самое время тебе свести с ним счеты.
Абдул-бек поднялся в рост. Несколько пуль цвиркнули рядом, он обратил на них внимания не больше, чем на мелькнувших птиц. Слева на мосту кипела ожесточенная схватка, русские уже захватили первое укрепление и теперь штыками пробивали себе дорогу. Туда бежали на помощь сотни защитников. Стрелять было уже невозможно, да и сражаться могли лишь те, кто оказывался в первых рядах.
Справа батальоны, которые повел в бой Вельяминов, приблизились к самому берегу, но не решались еще спускаться, опасаясь, что окажутся в опаснейшем положении. Артиллерия била через их головы, пытаясь разбить завалы, цепи егерей залегли между камней, с ними-то и перестреливались друзья и нукеры Абдул-бека. Мадатова не было видно.
— Может быть, он остался в лагере русских?
— Мадатов? В лагере? Они обманули нас, Шагабутдин! Ярмул-паша и этот Мадатов! Они заставили нас спуститься с горы! Теперь на нее сядут русские!
Когда Абдул-бек выкрикивал последние фразы, он уже видел, как из-за утеса выбегают первые шеренги отряда Мадатова, как выкатывают пушки и ставят их параллельно горному склону…
Первый батальон броском сбил горцев, не ожидавших нападения сбоку, и кинулся им вдогонку, освобождая место для артиллерии. И вдруг Мадатов с ужасом заметил, что движение колонны расстроилось. Люди замешкались, а потом начали перепрыгивать невидимое до сих пор препятствие.
Валериан кинулся следом. Артиллерийский майор уже оглядывал глубокую и длинную рытвину, видимо русло ручья, сбегающего по весне с вершины горы к Манасу.