Кавказский пленник XXI века

Самаров Сергей Васильевич

И только я спрыгнул на землю, как из-за поворота дороги показалась троица моих бомжей…

— Справитесь, товарищ полковник? — спросил я, объяснив Карамзину ситуацию и предложив поехать с Умаром.

— Не вижу проблем, — ответил дядя Вася, довольно усмехаясь, потому что ходить пешком уже устал. — Задачу при этом, рядовой, какую полковнику ставишь?

— Задача, товарищ полковник, простейшая. Умар покажет вам, как работать передним отвалом. Если бандиты попытаются вырваться по дороге, блокировать ее грейдером. Если на капоте передовой машины по-прежнему будет привязана девочка, быть осторожным, при бое не попасть пулей в девочку. Если девочки не будет, закрывшись отвалом от обстрела, таранить им машины. Все понятно, товарищ полковник?

— Так точно, товарищ рядовой.

— Сразу после выезда поучитесь манипулировать отвалом. Если бандиты нас в селе не дождутся и двинут по дороге, сразу звоните мне.

— Понял я, понял. Ты сам поторопись. Слышишь…

Со стороны села донеслось несколько беспорядочных автоматных очередей. Так стреляют неприцельно, желая напугать или о чем-то предупреждая. Прицельная стрельба совсем другая, очереди более короткие и злые. Но звуки шли не со стороны холмов, где до села

рукой подать, а с дороги.

— Удачи, товарищ полковник, — поднял я руку, прощаясь с дядей Васей.

— Поторопимся, — сурово сказал стоящий рядом Ананас. — Они уже в селе стреляют. Я таких козлов сам к лобовому стеклу привяжу и под грейдер пущу…

Старик Василий молился, повернувшись лицом на восток.

— О чем молишься, Василий? — спросил я.

— О спасении той девочки.

— Считай, что по твоим молитвам Господь нас послал, чтобы ее спасти. Пошли!

— Да-да, конечно, — согласился старик, и я впервые увидел, как он приготовил оружие. Вытащил пистолет, опустил предохранитель и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Умел с пистолетом обращаться, чем меня несказанно удивил. Но еще больше меня удивила готовность Василия стать воином. Видимо, его вдохновили мои слова о том, что нас Господь послал.

И сейчас никто не вспомнил о первоначальном намерении посетить село под видом тех же бандитов, чтобы ограбить магазин. Даже о водке никто, кажется, не задумался…

Глава седьмая

Мы двигались предельно быстро. Старик Василий умел ходить, это я давно заметил, и умел не уставать. Хорошее качество, которое даже в спецназе всегда культивируется. Ананас же, вдохновленный темой защиты села, рвался в бой. Его сильнее всех поразил факт, рассказанный грейдеристом. Девочка, привязанная на капоте автомобиля вместо защиты, — это что-то новое. Я раньше с таким не встречался. Как они вообще сделали это? Хотя технически, наверное, несложно. Но каково самой девочке? Что она чувствует там? Ананас переживал, кажется, острее других.

— Ананас, у тебя дети есть?

— Три дочери. Уже взрослые совсем. Давно их не видел и ничего не слышал. Старшая, может, уже и замуж вышла.

Он дышал тяжело, и я не стал больше сбивать ему дыхание разговорами. Это я мог себе позволить даже на бегу песни петь, лишь бы они были ритмичными, а у бывшего капитана ОМОНа «дыхалка» не была разработана до такой степени. Но шел он ходко на одной злости. Эмоции порой тоже сильно помогают. Вот и нам возбуждение помогало идти. Два километра, даже по холмам, которые по эту сторону дороги были уже не такими крутыми и высокими, не так уж и много. Обычно, зная расстояние, которое предстоит преодолеть, рассчитываешь и силы. Когда не знаешь, идешь, сколько можешь идти, но все равно до конца силы не расходуешь. А на достаточно короткой дистанции можно было их и не беречь. Они все равно останутся. Причем боевые марши сильно отличаются от спортивных. Я много раз наблюдал, как бегуны-легкоатлеты даже на дистанциях чуть больше спринтерских, а то и на спринтерских, едва достигнув финишной черты, падают в изнеможении. У них уже сил не хватает даже на то, чтобы идти. В боевой практике такой расход сил невозможен, потому что там после марша часто приходится сразу вступать в бой. Так примерно мы и шли, с сознанием того, что с каждым шагом приближаем себя к условиям боя.

Но шли быстро, потому что в бой все стремились. И уже никто не заикался о том, что это нам всем, может быть, зачтется потом, причем зачтется на этом свете, поскольку все понимали, что расстрел полицейских просто так никому не проходит. Для меня лично было естественно выступить против бандитов, поскольку меня весь последний год и готовили, и использовали именно для этого. Но я никак не ожидал, что остальные члены моей группы меня в этом так единодушно поддержат…

Мы имели возможность выйти к селу сразу, срезав путь к первым кварталам, где начинается дорога. Но там было все спокойно, не видно было людей, не слышались выстрелы. А откуда-то издалека и выстрелы раздавались, и крики, в основном женские. Наверное, очень громкие, если слышны были с такого расстояния. Оттуда же поднимались два столба дыма, должно быть, бандиты что-то подожгли. Догадаться, что это горит сельсовет, было нетрудно, поскольку так оно обычно и бывает при нападении на любое село. Первые объекты нападения выбираются бандитами традиционно — сельсовет и участковый пункт полиции. На эти столбы дыма мы и двинулись, пересекая по диагонали последний холм. Более того, мы не просто двинулись, мы при подъеме сразу перешли на бег, и даже старик Василий, которому, возможно, молитвы помогали не отставать, побежал, обгоняя Ананаса. Сверху, с холма, открывался вид на весь поселок. Я не сразу увидел, а сначала только услышал грубый, с заметной хрипотцой голос, раздававшийся совсем рядом. Разговаривали на местном языке. А потом из-за камней поднялась спиной к нам наполовину открытая человеческая фигура, а за ней еще две. Первая фигура разговаривала по телефону и настойчиво тыкала пальцем куда-то вдаль. Видимо, это была обыкновенная жестикуляция, которой человек привык сопровождать свою указующую речь. А речь была явно указующая. В голосе человека слышались властные нотки. Хотя я и не знал языка, но не сомневался, что кто-то кому-то давал «ценные указания».

Человек с телефоном не держал в руках оружия, а два его спутника, широкобородые и широкомордые парни, стояли с автоматами в руках. Догадаться было нетрудно. Человек, который сам не захотел в селе показываться, возможно, бандитский эмир, давал указания своим бандитам, куда им следует нанести удар. А двое рядом с ним — это помощники или охранники, короче говоря, приближенная свита.

Я сделал знак рукой своим спутникам, отстававшим от меня на пару-тройку шагов. Они замерли и не шевелились. Но потом старик Василий подошел ближе, коснулся моего плеча и показал вниз, под холм. Я увидел там машины. Обыкновенные «Жигули», а на капоте сидела, раскинув по стеклу связанные руки, детская фигура. Без сознания была девочка или молчала просто потому, что сил кричать у нее уже не было, но она не шевелилась. Я обернулся и сделал знак Ананасу, больше на его физическую силу надеясь, чем на старика Василия. Но Василий уже держал перед

собой пистолет с опущенным предохранителем, причем держал его умело, двумя руками в классической стрелковой стойке бойца. Нет, старик Василий определенно знал, как с оружием обращаться, он даже локти и предплечья держал при этом правильно. С одной руки стрелять удобнее и точнее, но оружие держится двумя руками, когда ты не должен стрелять сразу, без предупреждения, и возможен встречный выстрел. Локти с предплечьями в этом случае прикрывают жизненно важные органы. И даже при встречном попадании дают возможность самому произвести выстрел. И все же для рукопашной схватки старик Василий был уже малопригоден по возрасту, поэтому я настойчиво подзывал Ананаса. Отставной капитан омского ОМОНа ждать себя не заставил. Видимо, он любил подраться и упускать возможность, когда драка становится не хулиганством, а благим делом, не хотел. Я жестом попросил его просто подстраховать и показал на свой ремень. У нас в спецназе ГРУ это означало «повязать», то есть захватить живьем. В ОМОНе, видимо, изучают другой метод жестикуляции. Ананас меня не понял. Я стал объяснять знаками более подробно, из-за чего отвлекся от наблюдения за противником, когда за моей головой раздался выстрел. Я мгновенно сообразил, что произошло. Один из охранников бандитского эмира обернулся, и старик Василий выстрелил ему в голову, сразу свалив. Второй не успел еще поднять автомат, как я уже заскочил на камни, прикрывавшие бандитские спины, и ударом ноги в лицо уронил автоматчика. В бронежилете падать вообще неудобно, а когда падаешь в результате удара, не успеваешь сконцентрироваться и сгруппировать мышцы, в результате чего можно и серьезную травму получить. Но бандит не отключился, хотя и уронил автомат, но уронил его каким-то образом под свою спину и лихорадочно пытался вытащить, не догадавшись приподняться. Наверное, это было нормальным состояние «грогги», когда голова после удара еще не соображает. Он взглядом попытался оценить опасность самого эмира, как на того вдруг прыгнул Ананас, и они вместе покатились по склону, что дало мне возможность спрыгнуть с камней и приземлиться каблуком правой ноги на челюсть моего подопечного бандита. Он так и не успел вытащить автомат. А чуть ниже продолжалась схватка. Эмир, как мне показалось, был борцом, и, наверное, неплохим. Ананас насел на него сверху, но эмир легко вывернулся и через секунду уже ломал Ананасу шею «правым нельсоном» ^[12] . Я обернулся и сделал знак старику Василию, чтобы он проконтролировал моего противника, а сам в несколько прыжков догнал Ананаса с эмиром, откатившихся на удивление далеко от меня, и, не останавливаясь, с разбега ударил эмира в челюсть левой ногой. Так уж получилось. Я не успевал перестроиться, чтобы ударить правой, и совсем забыл в пылу схватки про то, что утром подвернул при падении лодыжку. Боль сразу охватила ступню огненным кольцом. Но Ананас уже освободился от жесткой хватки, и повторять удар мне необходимости не было. Бывший омоновец, должно быть, вспомнил, что я ему показывал, воспользовался тем, что эмир в сознание не пришел, вытащил из его штанов поясной ремень и связал ему руки за спиной. Когда связывание еще продолжалось, эмир начал вдруг интенсивно вырываться, в ответ на что Ананас сказал почти по-отечески:

12

Прием борьбы, когда рука пропускается у противника под мышкой, кисть захватывает затылок и давит на него, прижимая подбородок к груди. Существует три варианта приема — «левый нельсон», проводимый левой рукой, «правый нельсон», естественно, проводимый правой, и «двойной нельсон» — когда обе руки пропущены у противника под мышками и две ладони ложатся на затылок. Считается, что «нельсоном» можно сломать человеку шею. По крайней мере, болевые ощущения он вызывает серьезные.

— Да успокойся ты, что суетишься, как баба…

И подкрепил свои слова ударом кулака по затылку. Кулак у Ананаса был тяжелый. Эмир всякие попытки возмущения нашими действиями прекратил.

К моему удивлению, старик Василий толчками, но как-то очень интеллигентно подогнал к нам моего почти любимого бандита, у которого челюсть с одной стороны уже успела стать лилово-красной, и, точно так же, как Ананас, вытащил у него поясной ремень и крепко связал руки.

— Что с ними делать будем? — спросил потом он.

— К машине привяжем, под выхлопную трубу, и покатаем… — предложил, как пообещал, Ананас. Хохотнул, довольный собой, и тут же, спохватившись, заспешил к машине, чтобы освободить девочку. Мы со стариком подняли пленников на ноги, причем пришлось дожидаться, пока эмир очухается, потому что кулак Ананаса явно перестарался, и он, если не прикидывался, все еще ничего не соображал.

— Нам всем троим терять нечего, — сказал старик Василий. — А тебе от власти отмазываться нужно. Я бы порекомендовал сдать этих людей власти. Не лично, а просто оставить их в селе. Власть не задержится, скоро приедет. Правда, как всегда, с опозданием, но это уже издержки производства.

Старик Василий единственный из всех моих спутников не назвал меня снисходительно рядовым, и я был благодарен ему за это. Даже сам непроизвольно перешел в разговоре с ним на «вы».

— Наверное, вы правы. Мне скоро в военкомат надо явиться, на учет встать. Там спросят. И вообще, если мы их допросим, у нас нет возможности результатами допроса воспользоваться, а допросят те, кому это положено, результаты могут пользу принести.

Я чуть заметно хромал, но нога уже не доставляла острой боли. Если так, то перелома нет. А ушибы я привык переносить молча. Внизу Ананас уже снял девочку с капота. Там, на капоте, при взгляде сверху она казалась свадебной куклой, только непривычно большой. А когда встала рядом с бывшим омским омоновцем, показалась еще больше. Ей, наверное, лет пятнадцать, решил я, когда спустился вместе с бандитами и стариком Василием. Глаза девочки при виде своих недавних пленителей загорелись огнем. Мне даже показалось, что она сейчас бросится и расцарапает эмиру лицо. Сначала я хотел встать между пленником и девочкой, но потом передумал, посчитав, что с ободранным рылом эмир на допросе будет более сговорчивым. Девочка все же не решилась на месть, зато Ананас за нее постарался и наотмашь ударил тыльной стороной кисти прямо по носу эмира, и из него обильно брызнула кровь.