Кайсяку для незнакомца
Шрифт:
Наталья побледнела.
– Я сказала ему…
– …что во-первых, он достоин презрения, а во-вторых, должен знать, как с этим быть. По сути, ты почти прямым текстом предложила ему умереть. – Девушка помолчала. – Вряд ли он станет откладывать дело в долгий ящик.
Побледнев ещё больше, Наталья рванулась было из-за стола. Ольга схватила её за руку, незаметно для окружающих выкручивая кисть.
– Сиди! – сурово приказала она. – Ты уже не в силах ему помочь. В утешение тебе скажу, что он всё равно бы покончил с собой, просто немного позже. Он боится, но стыд сильнее
– Отпусти, – выдохнула Наталья. – Мне больно.
– Боль – штука хорошая, – последовал хладнокровный ответ. – Здорово помогает в себя прийти.
Глядя на подругу почти с ненавистью, Наталья попыталась сорвать захват.
– Так ты руку покалечишь, – девушка разжала пальцы. – Я знаю только один способ освободиться из этого положения. Потом научу.
Наталья мрачно растирала запястье. Её порыв прошёл, оставив после себя лишь тоскливую безнадёжность.
– А может, тебе показалось? – с надеждой спросила она. – Может, ты просто ошиблась?
Сочувствуя подруге, Ольга промолчала. «К сожалению, в таких вещах я не ошибаюсь», – подумалось ей.
Тем временем недавний собеседник россиянок поднялся на крышу многоэтажки. Подошвы сандалий прилипали к нагретому битуму. Но ледяной ком в животе не могла растопить никакая жара.
– Всё правильно, – сказал он себе. – Я обязан искупить вину перед Хидэо. Хватит увёрток. Медлить дальше… Стать пьяным посмешищем… Нет.
Пошарив по карманам, он отыскал ручку и написал на полях злополучной заметки: «Я виновен. Я не могу жить с таким позором!» Руки дрожали, иероглифы кривились и разъезжались. Впервые за последние дни ему вспомнилась семья.
– Мияко, прости меня, – пробормотал несчастный, сдерживая рыдание. – Кими, сынок… пойми, пожалуйста. Я должен.
Сняв обувь, он сунул газету в одну из сандалий и придавил сверху бумажником. Босиком подошёл к краю крыши. Стараясь говорить твёрдо, произнёс куда-то в пространство:
– Я, Онимару Харуо, подвёл своего друга. Мое имя запятнано, и мне остаётся только одно. Хидэо-кун, я следую за тобой.
И полез через ограждение.
Нарастающий ужас иголкой впивался в сердце, мешал дышать. На миг тёмная волна затопила сознание, и Онимару, обжигая ладони, вцепился в накалённый солнцем заборчик. Но тут же яростно осадил себя и встал в полный рост на самой кромке. Глянул на ряды зданий, на путаницу портовых кранов, чёрную на фоне сверкающего океана. Ничего не увидел. Стиснул зубы и шагнул вперёд.
– Хаябуси-сэнсей пригласил тебя в свою школу?! – Сатоко была потрясена. – Такая честь… мне трудно поверить. Насколько я знаю, там никогда не бывало женщин, даже японок. Но ты уверена, что выдержишь их тренировки? По слухам, они занимаются по жесточайшим методикам, и традиции у них совершенно средневековые. Вряд ли в таком кругу станут делать для тебя скидки.
– Насчёт традиций меня уже предупредили. Проблема вовсе не в тренировках. Как, по-твоему, среагирует мужское самурайское общество на женщину-иностранку в своих рядах?
– Трудно сказать. Вариантов несколько. От насмешки и сдержанного неодобрения до открытой ненависти. Дружелюбия точно не жди. Тебя могут попытаться изгнать, или «нечаянно» изувечить. Говоря по чести, с них станется и убить.
– Возможно, поэтому Хаябуси-сэнсей и пригласил меня, – криво усмехнулась Ольга. – Дабы привести мышление учеников в соответствие с реальностью. Кроме того, конфликт позволит достоверно оценить, достойна ли я обучения – и можно ли меня потом без намордника выпускать к людям.
Рассмеявшись, Сатоко заметила:
– Знаешь, тебя ведь и в самом деле побаиваются. Ты всегда выходишь на татами с таким видом, будто ничего, кроме цели, просто не существует. Да что говорить о татами после случая с моим дядей…
– Неужели я настолько изменилась?
– Ты вообще не изменилась. Это и пугает, – улыбка Сатоко погасла. – Или срубить человеку голову для тебя обычное дело?
Отодвинув тарелку, Ольга свела брови.
– Сатоко-сан, если вы действительно так считаете, я немедленно покину ваш дом. И серьёзно подумаю, не избавить ли сей мир от своего присутствия.
С лица Сатоко схлынула краска.
– Орьга-сан, простите, я обидела вас. Прошу меня извинить.
– Я не обиделась. Только спрашиваю: вы в самом деле так считаете?
Сатоко положила палочки, обошла стол и встала на колени.
– Пожалуйста, прости. Как мне исправить свою ошибку?
Вздохнув, Ольга тоже опустилась на колени напротив Сатоко.
– Прости и ты меня. Мне не следовало говорить в таком тоне. – Она склонила голову. – Я живой человек. Но на Пути я не могу себе позволить лишних переживаний. Находясь во власти эмоций, невозможно действовать эффективно. Моя задача – спокойно делать необходимое, нравится оно мне или нет. И так же спокойно жить дальше.
В глазах Сатоко сверкнули слёзы.
– Мне… стыдно перед тобой. Ты всегда помогала другим. Рисковала ради меня… и ради моего дяди. Это мой страх нашептывает всякие кошмары. Страх перед твоим хладнокровием, твоей твёрдостью. Тебе, наверное, тяжело выслушивать подобные обвинения…
– Пустяки, – отмахнулась Ольга. – Со стороны мое поведение и впрямь выглядит жутковато. Но мне нельзя вести себя иначе. Особенно сейчас. Придётся быть бесстрастной, правильной, жёсткой и даже жестокой. А то, что я чувствую, не имеет значения. Между прочим, чайник уже вскипел.
Слегка поклонившись, Сатоко занялась чаем.
– Я двадцать семь лет занимаюсь боевыми искусствами, но равных тебе по духу видела мало. И в основном среди мастеров, а не мелочи вроде нас. А ты всего лишь третий дан, что в айкидо, что в иайдо, и в технике дыры встречаются, и ноги плохо гнутся, но смотришь тебе в лицо – и видишь мировую гармонию на грани жизни и смерти. Откуда ты такая взялась, Серинова-сан?
– Из России приехала. – Ольга складывала тарелки в посудомоечную машину. – Большое спасибо за комплименты, но ты, несомненно, преувеличиваешь. Объяснишь мне потом, как добраться до предместья Акэгава?