Каюсь. Том Второй
Шрифт:
– Чего эт ты возбужденная такая?
– поинтересовался, складывая документы в папку.
– Тебя увидела и возбудилась, - подмигнула она игриво и уже серьезно спросила.- А ты почему здесь? Разве тебе теперь не запрещено заниматься бизнесом?
– запрещено, но официально я ничем таким больше и не занимаюсь.
– А проблем не будет?- обеспокоилась она сразу же.
– Нет, у меня все схвачено, - заверил я ее и поспешил сменить тему.
– Как день прошел?
– Отлично! Поздравь меня: я, наконец-то, сдала все долги и закрыла сессию.
– Поздравляю, малыш.
– Давай, отпразднуем?- предложила она с энтузиазмом. Было видно, что ей не терпится выплеснуть свою радость, которую в сеете последних событий я, увы, разделить не мог. Портить Чайке настроение не хотелось, но и думать-гадать - тоже.
– Отпразднуем, но позже, - сухо произнес я, отчего Янка нахмурилась, видимо, сообразив, что что-то не так.
– Сядь нормально, у меня к тебе разговор,- жестом указал на стул, сверля Чайку непроницаемым взглядом. Она несколько секунд непонимающе на меня смотрела, а потом нехотя слезла со стола, и села напротив, закинув ногу на ногу.
– Меня интересует вот эта сумма, - протянул я отчет ее расходов за месяц, указывая на подчеркнутые красным маркером тридцать тысяч долларов, пристально следя за реакцией. Чайка удивленно всматривалась в распечатку, а потом побледнела, как полотно.
– Что это такое?- тяжело сглотнув, произнесла она дрожащим голосом, пытаясь, совладать со своими эмоциями, но ее страх был настолько очевиден, что мне стало не по себе. Что, черт возьми, она натворила, что так боится теперь?
– Твои расходы за месяц, - тем не менее, спокойно пояснил я, хотя мне было очень тяжело сохранять невозмутимость. У Чайки удивленно взлетели брови, на щеках проступил нервный румянец.
– Я теперь должна за них отчитываться?
– процедила она негодующе, сощурив свои хитренькие глазки, видимо, сориентировавшись, что лучшая защита-нападение.
– А для тебя это проблема?
– уточнил я, начиная заводится. Не люблю эти хождения вокруг да около. Привык, что как только задаю вопрос, тут же получаю на него конкретный ответ. Приходится напоминать себе, что передо мной не очередной служащий, а любимая женщина. Поэтому спокойствие, Гладышев, только спокойствие!
– нет, не проблема, просто мне это неприятно!
– продолжала Чайка испытывать мое терпение.
– А что в этом такого? Миллионы мужчин каждый день задают подобные вопросы своим женщинам. Это нормально!
– Я не спорю, но спрашивать в таком тоне, как это делаешь ты, словно я обчистила твои карманы-это нормальным вряд ли считается. и если уж на то пошло, надо было заранее обговорить, какую сумму я могу потратить, а не устраивать мне головомойку постфактум!
– начала она горячится. Я же в который раз подивился, как бабам удается все вывернуть шиворот на выворот, и в оконцовке сделать виноватым мужика. Чудеса да и только!
– Херню не неси, Ян! Ты прекрасно знаешь, что я не ограничиваю тебя в расходах и речь сейчас не об этом.
– Тогда о чем?
– вскричала она.
– Не ори!
– оборвал я ее, поморщившись. Поговорили называется.
– Да меня бесит это все!
– Что «это все»?
– издевательски уточнил.- Чего ты занервничала-то так?
– Да то, что сначала - « деньги твои, распоряжайся, как хочешь», а потом - «на что тратишь»! Или это типа красивый жест, чтоб у девочки крыша поехала?
– у тебя и без красивых жестов она едет, - устало отозвался я.
– Ты не можешь из мухи слона не раздувать, да? Я тебя разве в чем-то упрекнул, Ян? нет. Я тебя просто спросил! Ты что, не в состоянии спокойно вести диалог?- отчеканил, пригвоздив ее взглядом к месту. Она с шумом втянула воздух и закрыла лицо ладонями. Так просидела несколько минут, словно перезагружалась, а после не хотя, произнесла: -Хорошо. извини, что начала кричать. Я не права. Просто не хотела, чтобы ты узнал, что я одолжила деньги, вряд ли ты бы это одобрил.
– Так может, тебе не делать того, что я не одобряю?
– заметил я иронично.
– Я бы рада, но не смогла отказать Кристине в помощи. Она очень нуждалась, у нее сейчас развод, нужен хороший адвокат, иначе у нее сына заберут, - начала она тараторить, оправдываясь,
– Олеж, не сердись, пожалуйста! Кристина не просила, я сама…, - продолжила Чайка выгораживать свою прощалыгу.
– Ну, конечно, не просила, - усмехнулся я, качая головой.
– зачем ей? Когда можно пустить крокодильи слезки о своей нелегкой долюшке, и какая-нибудь сердобольная дурочка возьмется опекать бедную-несчастную.
– Для чего ты все извращаешь?
– поморщилась Янка.
– Я не извращаю, малыш, а говорю так, как оно есть.
– Так, как оно есть со слов Антропова, да?- съязвила она.
– нет. Я и без Антропова в состояние сделать выводы в столе прозаичной ситуации, - невозмутимо отозвался я, и ничего не выражающим голосом пояснил.- Понятно, что бабенка пыталась усидеть на двух стульях, но как это обычно бывает, позорно плюхнулась на пол и схватилась за голову: развод, сына отбирают, квартиру, привычную жизнь. В общем, бедная-несчастная женщина! Вот только, когда она шлялась, что-то о сыне не очень-то думала, а теперь смотри-ка, заголосила.
– Ты меня просто поражаешь!
– воскликнула Чайка, побледнев, видимо, от гнева.
– Чем? Правдой?- иронично уточнил я.
– Своим черно-белым взглядом на вещи, - пояснила она, качая головой.
– нельзя быть таким категоричным. 6 каждой ситуации есть куча нюансов и … -И суть от этого ни хрена не меняется! чтобы ты не говорила, но твоя Кристина не вызывает у меня ни капли сочувствия. Более того, стойкое неприятие. Поэтому на будущее, если еще хоть раз ты окажешься втянутой в ее проблемы, я самолично прослежу, чтобы опеку над ее ребенком получил его отец, как того и заслуживает. Хватит с меня этого цирка!
– отрезал я, расставив все точки над «i” касательно данной темы, а то в печенках уже сидело.
– Ты с ума сошел?!- выдохнула Янка пораженно.
– Нет, просто повторять по десять раз не собираюсь, а я уже тебе говорил, чтобы не вмешивалась, но ты продолжаешь носится с этой подружкой, как с писанной торбой.
– И что? Я не могу помочь подруге?
– Ян, я все тебе сказал! надеюсь, ты правильно расставишь приоритеты в этом вопросе, - холодно оборвал я ее. Чайка задохнулась от возмущения. Было видно, что ей очень многое хочется мне высказать, но тем не менее, она сумела совладать со своим негодованием, хотя от колкости не удержалась.
– Еще какие -нибудь распоряжение будут, Ваше Высочество?
– язвительно поинтересовалась она.
– Не преувеличивай. Ты прекрасно знаешь, что я прав.
– Я прекрасно знаю, что ты тиран!
– Это не тирания, а здравый смысл, малыш, - ласково возразил я и уже серьезно продолжил.
– Значит так, мои юристы подготовят договор займа, отвезешь своей подруге. Подпишет, а потом заверите нотариально. Ты ведь даже с нее долговое обязательство не взяла, правильно?
– О, Господи, Гладышев, не сходи с ума! Вернет она мне деньги. Я ей доверяю.
– Я не схожу с ума, девочка моя, я учу тебя правильно обращаться с деньгами и страховать себя от неприятных открытии в людях, которым ты доверяешь. Когда речь идет о материальной стороне дела нельзя ни в ком быть уверенным, так что прекращай идиотничать.
– А ты бы у своих друзей тоже потребовал расписку?
– Мои друзья - люди грамотные и прекрасно знают, как решаются финансовые вопросы, поэтому мне бы ничего требовать не пришлось, они бы сами предложили.
– Ну, да, - протянула она задумчиво и с тяжелым вздохом резюмировала.
– У тебя вся жизнь сплошные договоры и обязательства.
– Не вся, Ян, но большая часть, потому как я давно понял, что мало, кто заслуживает доверия и лучше лишний раз перестраховаться, это избавляет от ненужных проблем.
– Пожалуй, ты прав, - устало согласилась она, удивляя меня, заставляя почувствовать себя виноватым. мне не хотелось давить на нее, не хотелось, чтобы она чувствовала себя стесненной. Но я не мог позволить, чтобы ее наивностью пользовалась какая-то побл*душка, а она именно пользуется, судя по всем действиям. исключительно это я и пытался донести до Янки, ибо мне меньше всего хотелось, чтобы она в последствии разочаровалась в человеке.
– малыш, - мягко позвал я, обойдя стол и присев рядом с ней на корточки.
– Я не пытаюсь тебя в чем-то ограничить или контролировать каждый твой шаг. Просто хочу направить тебя, чтобы ты потом не расстраивалась и не переживала. Поверь, я в этой жизни прошел очень многое: меня и обманывали, и кидали, и предавали люди, которым я доверял, поэтому я знаю, как оно бывает, и для тебя подобного не хочу. Возможно, я перегибаю палку касательно твоей подружки, но только потому, что желаю тебе добра и хочу уберечь от скользких личностей.
– Я знаю, Олеж, - всхлипнула она, закивав головой.
– Только Кристина… она не такая. Ты ее просто не знаешь.
– Хорошо, тогда подписать договор не составит для нее труда, - гнул я свою линию, ласково поглаживая Яну по щеке.
– у тебя к ней какое-то предвзятое отношение.
– Это не предвзятое отношение, малыш, я просто хитровыдрюченных личностей не люблю, особенно, когда они пытаются паразитировать за мой счет, - пояснил я, поднимаясь.
– Вот это и называется предвзятое отношение: ты себе вбил в голову, что она «хитровыдрюченная” и даже разобраться не хочешь, - возразила Янка.
– Ян, давай, закроем уже эту тему. Если хочешь, к ней съездят мои люди и решат вопрос, - предложил я нетерпеливо, потому что мне порядком осточертело все это обсуждать. много чести для какой-то профурсетки.
– Нет, я сама, - поспешно отказалась Чайка, мне даже показалось, что испуганно, но когда я посмотрел на нее более внимательно, не обнаружил никаких признаков страха. То ли мне уже мерещится, то ли реально что-то происходит, чего я никак не могу понять. Но от этих мыслей меня отвлек телефонный звонок. Звонила моя ассистентка, чтобы уточнить расписание на завтра. Как только Чайка поняла, с кем я говорю, тут же недовольно скривилась, что меня повеселило. Алису она невзлюбила с первой же секунды, хоть и старалась держать свое недовольство при себе, но иногда, вот как сейчас, оно прорывалось наружу.
– Она теперь будет еще и по вечерам тебе названивать?- возмутилась она, когда я закончил разговор.
– Это ее работа, и она ее выполняет хорошо, так что придется смирится.
– С чем это я должна мирится?
– язвительно уточнила Чайка.
– Да не ты, а я, - закатил я глаза.
– А ты -то с чем?
– С твоей ревностью, балдушка, - насмешливо сообщил я, чмокнув ее в кончик носа.
– Я не ревную, - возразила она.
– Ревнуешь-ревнуешь.
– Не ревную.
– Ага, - закатил я глаза, собирая вещи.
– Ладно, чуть-чуть, - сдалась она, но не преминула напомнить.
– Но ты ревнуешь похлеще моего.
– Мне простительно: ты молодая, красивая, а я старый и занудный, так что … -Ой, не прибедняйся, ради бога! Старый он, - хохотнула она и тут же подразнила.
– А кто говорил, что ревность - это неприемлемое чувство в нормальных отношениях?
– Я и не отказываюсь от своих слов.
– Значит, у нас ненормальные отношения?
– заключила Янка, приподняв бровь. Я не видел смысла, отвечать на этот вопрос. Когда у нас что-то было нормальным? меня самого поражала собственная ревность, ибо я всегда считал, что это глупое, иррациональное чувство недоверия и неуважения к партнеру. Впрочем, я так считаю и по сей день, но никогда раньше у себя подобных вспышек не наблюдал. С Янкой же они возникали с завидной регулярностью с самого начала наших отношений. Я сам понимал, что это глупо и все мои подозрения хоть и небезосновательны, учитывая выходки чайки, но все же больше похожи на паранойю, ибо я знал, что Янка любит меня, а потому ни о каких других мужиках даже не думала и не думает. Но все равно не получалось спокойно наблюдать, как она крутит хвостом, а эта девочка любила быть в центре внимания: обожала восхищенные взгляды мужчин и завистливые женщин, любила пострелять своими глазенками, подразнить игривой улыбкой и небезупречными, а порой, даже развязными манерами. Ей нравилось быть королевой бала и она с завидной регулярностью ей становилась благодаря своей красоте и очаровательной непосредственности. Как я уже ни раз говорил, она была красиво упакованным тщеславием, а потому в силу характера ей необходимы были подобные акты самоутверждения. Разумом я все это понимал и даже мог бы снисходительно посмеяться, но отчего-то разучился справляться со своими эмоциями. Я бесился, ревновал и любил ее, как одержимый, поэтому старался изо всех сил давить в себе отвратительные вспышки, дабы не допустить ситуации подобной той, что случилась перед Новым годом. Тогда мне напрочь снесло крышу, стоило представить, что она была с кем-то, кроме меня. и хотя я до сих пор ни в чем не уверен, но старался не думать об этом, иначе просто свихнулся бы, а до истины все равно не докопался.
– Гладышев, ау!- помахала Янка передо мной рукой, недоуменно взирая.
– Что? Что ты там говорила?
– вздрогнув, вынырнул я из своих мыслей.
– Ни фига, - буркнула чайка, обидевшись на мою невнимательность.
– Ну, ладно не дуйся. )’стал просто, вот и отключаюсь, - миролюбиво отозвался я.
– В удобные для тебя моменты ,- ехидно заметила она.
– Собирайся, поехали, - распорядился я, не реагируя на ее ремарку, отчего она закатила глаза, а я добавил, одевая пальто.
– Ужин закажи нам сразу, в городе останемся, у меня завтра важная встреча с утра, не хочу рано вставать.
– Ты читаешь мои мысли. Я как раз хотела тебе предложить, а то не охота тащиться три часа, - одобрила она мое решение, поднимаясь с кресла.
– Ну, замечательно, - заключил я, и мы покинули мой офис. Дома, пока Янка занималась сервировкой стола, я позвонил дочери, дабы предупредить, что мы останемся в городе. за три минуты нашего разговора ей удалось довести меня до белого каления. На все мои вопросы она отвечала, как робот- «нормально», а когда я сообщил, что мы не приедем ночевать, заявила, что ей без разницы и отключила телефон, вызывая у меня бурю негодования и раздражения. Я чувствовал себя бессильным что-либо изменить, ибо Олеся делала все из принципа. В этом я убедился после того, как Янка ушла из дома. Дочь тут же переменилась: стала ласковым, послушным ребенком, как бы всем своим видом показывая, какой она может быть, если мы станем жить только вдвоем. Я, конечно же, не сразу понял, что ее примерное поведение возможно только при условии, что Чайки не будет, а потому не подозревал, что стоит нам с Янкой помириться, как Олеся не просто вернется к былому «игнору», а станет совершенно невыносимой. Подобные попытки манипулировать мной выводили меня из себя. мое терпение было на исходе, ибо чертовски надоело наблюдать ее шоу эгоизма и ребячества, поэтому я все чаще подумывал о закрытом пансионе в Англии. Моя ассистентка уже даже договорилась с несколькими на случай, если я все же приму положительное решение в пользу одного из них. Я все еще находился на стадии обдумывания, подсчитывая плюсы и минусы. И надо признать, чаша весов все больше склонялась в сторону плюсов.
– Позвонил домой?- спросила Янка, когда я вошел в столовую. Я молча кивнул, сев за стол.
– С Олесей говорил, - заключила она и села напротив. Я вновь кивнул, Чайка тяжело вздохнув, покачала головой, а после удивила меня, с сожалением признавшись.- Я так жалею, что вела себя, как истеричка. Если бы я с самого начала проявила терпение, возможно, сейчас все было бы по другому.
– Не вижу теперь смысла в сослагательных наклонениях, - прервал я несколько раздражено поток ее покаянных речей, приступая к ужину.
– Ты прав, просто мне хочется, чтобы ты знал, я правда хотела, чтобы у нас с ней отношения сложились иначе.
– Я знаю, малыш, - уже мягче произнес я, понимая, что ни к чему теперь высказывать свое недовольство, тем более, что не одна Чайка виновата в сложившейся ситуации, поэтому решил сменить тему.- Как там твоя постановка? Когда премьера? Чайка застыла на мгновение, а потом выдавила из себя улыбку.
– Репетируем, скоро уже представим,- неопределенно отозвалась она, словно это ерунда. Но я-то знал, как для нее это важно, а потому спросил, хотя ранее ничего такого не планировал: -Скоро это когда? Ты же знаешь, мне нужно знать заранее, чтобы впихнуть в свой график. Чайка поперхнулась и зашлась надсадным кашлем.
– Ты собираешься прийти?- ошарашенно уточнила она, прокашлявшись.
– А почему нет?
– улыбнулся я.
– Ну, это явно не тот уровень, к которому ты привык,- покраснела она.
– Какое мне дело до уровня, когда там будет танцевать самая красивая девочка на сеете?- подмигнул я и настойчиво продолжил.- Так что?
– Я … - тяжело сглотнула она, отводя взгляд.
– Я еще не знаю точно.
– Узнавай побыстрее, мне бы не хотелось пропустить дебют будущей примы Большого, - продолжил подразнивать ее, не понимая, отчего она так напряжена. Чайка нервно улыбнулась и поднялась из-за стола. но вскоре вернулась с бутылкой вина. Я недоуменно приподнял бровь.
– Хочу немного расслабиться после напряженного месяца отработок. Ты ведь оставил мое предложение отпраздновать без внимания,- пояснила Чайка с легким упреком, наполняя бокал. Да вылетело из головы, Ян, - покаялся я, правда, не слишком сожалея, что мы никуда не поехали, поскольку был вымотан. Янка не стала никак реагировать, слава богу. Остаток ужина мы провели в молчании, погруженные в себя. Убрав со стола, Яна отправилась в душ, а я, включив в гостиной камин, занялся бумагами, которые прихватил с собой из офиса. И настолько погрузился в работу, что не сразу заметил Чайку, севшую в кресло напротив. Укрывшись пледом, она задумчиво попивала вино, глядя на ночную Москву. А я залюбовался ей. После душа ее влажные волосы слегка вились, лицо без макияжа было совсем юным, невероятно красивым, нежным. Я смотрел, и внутри меня разливалось странное чувство умиротворения и покоя. Если бы кто-то сказал мне два года назад, что эта девочка так западет мне в душу, я бы хохотал до слез, а теперь просто признавал, что был слишком самоуверен, думая, что удивить меня уже невозможно, но жизнь, она-непредсказуемая штука. Так что век живи, век учись и все равно дураком помрешь. Иногда в сорок лет, действительно, все только начинается. и пожалуй, я впервые рад, что ошибся. Рад, что мне в жизни выпал еще один шанс построить семейное счастье. Да, несмотря на все сложности между нами, я хотел пройти свой дальнейший жизненный путь с моей Чайкой, хотел, чтобы она была моей не только по сути, но и по закону. С любимой женщиной штамп в паспорте - это не обременительная формальность, это закономерное желание создать из счастливого эпизода своей жизни что-то прочное и благонадежное, желание дать своей женщине уверенность в том, что ты принадлежишь ей целиком и полностью. для женщин это очень важно, не зря ведь они с детства мечтают о замужестве. И мне хотелось, чтобы все мечты моей Янки сбылись, чтобы она была счастлива. Хотя собственные матримониальные порывы изумляли и вызывали смех у циничной половины меня. Но я ничего не мог поделать с чувствами к этой девочке: ни обуздать, ни сдерживать, ни скрывать, разве что любить ее с каждым днем все сильнее и сильнее. Хотя казалось бы, куда еще? Но глядя на Яну такую домашнюю, родную и испытывая эту щемящую сердце нежность, я признавал-то ли еще будет…. Почувствовав, что я смотрю на нее, она медленно повернулась, наши взгляды встретились, и все остальное будто исчезло. Меня захлестнуло волной чувств к ней, сумасшедшей потребностью быть ближе, раствориться в ней, выплеснуть эту бурю, переполняющую нутро. Ее глазки загорелись ответным огоньком, разжигая в моей крови безумный пожар желания. Поэтому, когда она поднялась и подойдя ко мне, опустилась на колени у моих ног, не отрывая полыхающего взгляда, я едва сдержал себя, чтобы не взять ее в ту же секунду. Неимоверным усилием воли Я продолжал сохранять невозмутимость, в то время, как она прикусив губу, игриво прошлась ноготками по моей ноге, а затем убрала с коленей документы и расположилась между ними, навалившись на меня всем телом, продолжая гипнотизировать своим горячим взглядом.
– Я знала, что работа тебя возбуждает, но не думала, что до такой степени, - насмешливо прошептала Янка, почувствовав мою эрекцию и дразняще коснулась губами моих губ.
– Ревнуешь?
– усмехнулся я и погладил ее по щеке, не отводя голодного взгляда.
– А это поможет?
– с невеселым смешком отозвалась она, заставляя меня поморщиться.
– Увы, Чайка, в сорок трудоголизм и занудство уже не лечиться.
– Как и моя любовь к вам, Олег Александрович - занудному тругодоголику, - улыбнулась она и с ленцой скользнула языком, обводя контур моих губ, отчего желание вспыхнуло с еще большей силой.
– А -а, и поэтому ты все время пытаешься меня переделать?- подразнил я ее, прикусив шаловливый ЯЗЫЧОК.
– Такие уж мы женщины-противоречивые существа, - подмигнула она и прикусила в ответ мою нижнюю губу, разрушая бастионы моей выдержки. Я накинулся на нее, как оголодавший, углубляя поцелуй, зарываясь пальцами в ее влажные волосы. Яна судорожно втянула воздух, когда я обхватил ее шею и надавил на горло, заставляя открыть рот шире, касаясь языком ее языка. С каждой секундой возбуждение нарастало, отключая разум, пробуждая животные инстинкты и желания; мне хотелось ощутить вкус моей девочки, ее запах, довести до такого состояния, чтобы она рыдала от наслаждения, умирая подо мной, захлебываясь стонами удовольствия. Я и сам не заметил, как усадил ее на себя верхом и стал покрывать поцелуями ее шею, спускаясь все ниже и ниже, сгорая от потребности ощутить ее полнее. Она откинулась назад, закрыв глаза, прерывисто дыша и эротично извиваясь на мне, распаляя все сильнее и сильнее. Я развел полы ее халата, сдвигая его с плеч и обхватив ладонями ее грудь, скользнул языком по ее напряженным, ждущим меня соскам. Она застонала, впиваясь острыми ногтями мне в плечи, и я окончательно потерял голову. Жадно впился в ее грудь и лихорадочно целуя, посасывал, обводя языком каждую ореолу, крепко сжимая руками символ женской красоты, наслаждаясь полнотой и упругостью идеальной груди, хотя привкус лосьона и парфюма раздражал, ибо мне хотелось чувствовать исключительно мою Чайку без всей этой люксовой дряни. Я неистово целовал ее, оставляя на нежной коже засосы, не в силах становиться, не в силах сдерживать свои дикие порывы, хотя мне хотелось быть с ней нежным и осторожным. Но каждый раз стоило только коснуться ее, я будто срывался с цепи и превращался в подростка, дорвавшегося до желанного. А она была не просто желанной, она была как воздух необходимой, поэтому не тратя время на то, чтобы дойти до спальни, я уложил ее на ковер в гостиной и медленно, несмотря на безумное желание, стал скользить губами вниз по ее животу. Она грациозно выгнулась, зарываясь пальцами в мои волосы и без притворного жеманства развела ноги, предлагая себя. Я на мгновение оторвался, взглянул на нее и в который раз дух захватило: такая красивая, такая чувственная, такая соблазнительная и вся моя. Нежно коснулся языком шелковистой плоти, ощущая пряный вкус возбуждения моей девочки, она едва слышно застонала, вызывая у меня довольную улыбку и наслаждение. С ума сводящая потребность взять ее не медля, сменилась желанием смаковать, как самое дорогое вино. И я смаковал, вылизывая каждый миллиметр кожи, наслаждаясь ее протяжными стонами, вызывающими у меня дрожь удовольствия. Желание пульсом билось в каждой моей клетке, требуя утоления, но я был не в состоянии оторваться от нее, продолжая ласкать губами, языком и пальцами, усиливая ее томление. Она извивалась, стонала мое имя, сжимая и разжимая пальцы на моем затылке, причиняя легкую боль. Я ловил каждый ее стон и содрогание, чувствуя пальцами пульсацию мышц ее лона. Она была такой влажной, такой горячей, готовой для меня, что я с ума сходил.
– Пожалуйста, Олеж, - стонала она.
– Пожалуйста - что?
– спросил я дразнящим голосом, хотя сам держался из последних сил.
– Люби меня, -выдохнула она шепотом, вызывая у меня улыбку и волну всепоглощающей нежности. И как я раньше жил без этого непосредственного, солнечного создания? Как жил без ее лучезарной улыбки, без заразительного хохота, без этих глаз с поволокой? Без мыслей о ней, без этих чувств, от которых все внутри переворачивается и вдруг понимаешь, что вот оно, то самое, что каждый ищет на протяжении всей жизни, вот оно - счастье. Мое голубоглазое, невыносимое, вульгарное счастье по имени Яна. Почему именно она? Не знаю… Вроде столько баб за свою жизнь перевидал, а только с ней, с моей Чайкой в самых простейших, обыденных вещах появляется магия. А может, любовь-сильнейший галлюциноген? Ведь ничто так не погружает в иллюзорный мир, как она. Не зря говорят, что любить-это значить видеть чудо, невидимое для других. Вот и сейчас в сексе, которому ранее придавал не больше значения, чем любому из физиологических процессов, я видел нечто особенное. Как бы это банально не звучало, но в тридцать девять лет я узнал, что понятие «заниматься любовью” действительно имеет смысл, а не является просто красивой упаковкой для примитивного акта. И я любил Янку каждым прикосновением, поцелуем, каждым своим вздохом. Склонившись над ней, приник к ее губам в долгом жадном поцелуе. Чайка дрожащими руками начала стягивать с меня штаны с трусами. Не отрываясь от нее, помог ей и сразу же вошел в нее. Она застонала мне в губы, выгибаясь навстречу, скрестив ноги за моей спиной, отчего у меня по телу прошла дрожь. Я сжал ее бедро и сделал очередной толчок, целуя ее шею.
– Сильнее,- простонала она, впившись ногтями в мою ягодицу.
– Так?- сделал я резкий выпад, чувствуя влажный отклик ее тела, отчего меня прошибла волна острейшего удовольствия.
– О, да, - ответила она мне протяжным стоном. Я ускорил темп, подхватив ее бедра, раздвигая их еще сильнее, чтобы погрузиться в нее, как можно глубже, сильнее. С каждым моим проникновением, она стонала все громче, извивалась, поддаваясь мне навстречу, я глотал ее стоны, сцеловывал их с ее чувственных губ. Мы пылали в огне дикого наслаждения, шептали друг другу бессвязные слова любви, стараясь растворится друг в друге, забраться под кожу, утонуть. Янка кричала, как дикая, кусая мои губы, шею, царапая спину, пока я не перевернул ее на живот. Навалившись всем весом, придавливая к полу, сжал ее волосы в кулаке и стал жестко вбиваться в нее, доводя до эйфорической истерики, пока нас не накрыло сокрушительной волной оргазма, от которого в глазах потемнело, а тело заколотило с такой силой, что я рухнул на Чайку и со стоном излился в нее, почувствовав пульсацию ее мышц. Когда меня понемногу стало отпускать, я судорожно втянул воздух, уткнувшись в ее макушку и осторожно вышел из нее.
– Ты жива, малыш?- насмешливо поинтересовался спустя мгновение, целуя ее в щеку.
– Еще не поняла, - выдавила она.
– Так лучше?- скатился я с нее, поправляя штаны.
– Гораздо, - улыбнулась она и перевернувшись, потянулась, как довольная кошка, открывая моему взору свою точеную фигуру, хотя на мой вкус, ей не мешало бы набрать потерянные килограммы, за последний месяц она еще больше похудела, о чем я не преминул высказаться.
– Тебе надо поправиться. Я чуть не отбил себе все об твою костлявую задницу.
– Ой, не преувеличивай!
– закатила она глаза.
– Уж с задницей-то у меня всегда порядок.
– Я тебе серьезно, Ян, хорош придуриваться, ешь нормально. Смотри вон подвздошные кости торчат, живот ввалился. Еще чуть-чуть и будешь, как вешалка.
– Отвяжись. не нравится, не смотри, - насупилась она, и дернулась, чтобы уйти, но я схватил ее и подмял под себя.
– Да все мне в тебе нравится. Ты же у меня самая красивая девочка на сеете, - промурлыкал я, целуя ее и ласково пробежался по ее выпирающим ребрам, отчего она взвизгнула, заходясь смехом и начала вырывать, но я придавил ее к полу и продолжил свою экзекуцию, пока она не стала задыхаться и умолять отпустить ее.
– Обещай, что начнешь нормально есть!- потребовал я.
– Обещаю!- сразу же сдалась она, после чего я отпустил ее и перевернувшись на спину, притянул к себе. Янка устроилась у меня на груди, и некоторое время мы молча лежали. меня начало клонить в сон, несмотря на то, что пол не был самым удобным местом. Я даже почти заснул, как вдруг Чайка ошарашила меня своим тихим вопросом, моментально взбодрив.
– Ты бы хотел еще детей?
– Что? Каких детей?- недоуменно воззрился я на Чайку, застигнутый врасплох.
– О, боже у тебя такое лицо!- воскликнула она со смешком и пожав плечами, без обиняков заявила.-наших с тобой детей, Олеж.
– Это к чему сейчас вопрос? Ты так хочешь мне что-то сообщить?- уточнил я, приподнявшись на локтях.
– нет, просто интересуюсь, мы с тобой ни разу не затрагивали эту тему.
– Потому что еще рано об этом даже думать.
– и все же, - настойчиво продолжала она гнуть свою линию.- Ты бы хотел, чтобы я родила тебе ребенка? Ее прямота выбивала почву из-под ног. Я не знал, что ответить. Я даже не думал об этом, чтобы хотеть. на новый год, правда, когда Янка взяла на руки Даришку, у меня мельком проскочила мысль, что однажды ей захочется испытать радость материнства, но я тут же отмахнулся от этого, поскольку ни к чему было грузиться на данную тему раньше времени. и сейчас тоже не видел смысла в этих разговорах. Ребенок - это очень серьезный шаг, одним «хочу» на него не решаются. Да, в отношении Чайки у меня серьезные намерения, я собираюсь сделать ей предложение, но в первую очередь для того, чтобы она чувствовала себя уверенней в завтрашнем дне и была спокойна. но дети - об этом пока не может быть и речи. Я уже раз ошибся, поторопившись, больше не хочу.
– Пока это не входит в мои планы на ближайшие лет пять, думаю, и в твои тоже, - сухо произнес я. Янка отвела взгляд и поджала губы, отчего у меня внутри похолодело и я резче, чем следовало спросил.- или ты беременна?
– нет, я же пью таблетки. чего ты нервничаешь?- тихо отозвалась она.
– Нет, я же пью таблетки. чего ты нервничаешь?- тихо отозвалась она.
– Потому что нам эти проблемы сейчас ни к чему.
– Разве ребенок это проблема?
– Да, он становится проблемой, когда мужчина и женщина не могут построить нормальные отношения.
– Но ведь мы будем стараться, - робко произнесла она, и так защемило у меня внутри от ее этой неуверенности, от страха в голосе и надежды в глазах, что я не выдержал и притянул ее к себе.
– Конечно, будем, малыш, - согласился, целуя в макушку, вдыхая аромат ее волос и наслаждаясь тишиной и покоем. В последующие дни покой мне только снился. На новом посту на меня свалилось столько проблем и задач, что голова пухла. Одни пробки, выросшие по сравнению с прошедшим годом на шестьдесят шесть процентов, чего стоили. Предстояло организовать строительство новых дороги развязок, открытие новых станций метрополитена, сооружение новых линий пригородной железной дороги, перестроение логики работы маршрутов наземного транспорта, приобретение новых автобусов, трамваев и вагонов метро и еще куча всего. Но первейшей задачей было внедрить несколько законопроектов по настоятельной «просьбе» Гордеева, а также поставить своих людей на нужные нам посты. Естественно, все эти преобразования вызвали недовольство у оппозиционеров и мне стали вставлять палки в колеса. Началось, конечно же, с того, что меня обвинили в нарушении российского законодательства, поскольку семьдесят процентов акций холдинга я передал матери. Это моментально вызвало резонанс в прессе. Последовал суд, где мне удалось доказать( не без помощи Гордеевских связей), что все мои действия были в рамках закона. Конечно же, это еще больше разозлило оппозицию, и вскоре пресса вновь загудела, когда Фонд по борьбе с коррупцией опубликовал справку из министерства торговли и промышленности Кипра, свидетельствующую о том, что я являюсь действующим акционером некоего кипрского офшора. Все это делалось для того, что протянуть время и не дать законопроектам вступить в силу в нужный момент. мы с моей командой это прекрасно понимали, но оставить без ответа подобные нападки не могли, ибо они наносили серьезный ущерб моей репутации, поэтому мне пришлось подать иск на два миллиона рублей о защите чести, достоинства и деловой репутации. Суд удовлетворил его в размере полутора миллиона рублей. Вся эта правительственная грызня с одной стороны отнимала кучу времени и сил, а также порядочно трепала нервы, но с другой - так захватывала, такой азарт вызывала, что иногда все становилось второстепенным, кроме жажды власти. Эта жажда толкала на опасную тропу, в этом я в очередной раз убедился, когда в один из вечеров в сопровождении охраны ко мне домой заявился сам Гордеев с супругой. Восторга по этому поводу я совершенно не испытывал, так как во-первых, у меня наконец-то появился свободный вечер и я собирался посвятить его встрече с ювелиром, и конечно же, семье, а во-вторых, не званных гостей, даже таких важных, не любил. Но деваться было некуда, когда они нарисовались прямо на пороге моего кабинета. маячившая позади смущенная Аннушка, дала понять, что эта парочка не особо церемонились, чему я в общем-то, удивлен не был. Гордеевы могли себе позволить с ноги открывать любые двери, поэтому запрятав подальше недовольство, улыбнулся и поприветствовал нежданных гостей, а после отдал распоряжение Аннушке, чтобы подала гостям коньяк и кофе.
– Олег, у тебя шикарный дом, столько антиквариата-глаза разбегаются, - резюмировала Алла, оглядываясь по сторонам.
– благодарю, - сухо отозвался я, вдруг подумав, что если бы сейчас на дворе были девяностые, то этот дом бы мне уже не принадлежал. Едва сдержав смешок, поддержал разговор о предметах искусства, пока нам не подали напитки. Как я предполагал, Гордеевы от коньяка не отказались, но очень были удивлены моим отказом.
– Я не пью, - пояснил я.
– О, боже, как же ты живешь?!- воскликнула Алла в притворном ужасе, вызывая у Гордеева смех, а у меня улыбку, так как уж очень в это мгновение она напоминала мне Чайку.
– Точно, - поддержал Богдан Юрьевич жену и насмешливо добавил.
– Как там Омар Хайям говорил? «Пей вино! В нем источник бессмертья и света. В нем - цветенье весны и минувшие лета. Будь мгновение счастлив среде цветов и друзей. ибо жизнь заключилась в мгновение это.» -Не знал, что вы поклонник его творчества, - улыбнулся я.
– )’паси боже, - открестился он.- мой батя заставлял меня учить рубаи каждый день-память так мою тренировал.
– Занятный метод, - заметил я, сделав глоток кофе.
– Не то слово, - иронично усмехнулся Гордеев и опрокинул в себя рюмку коньяка. Жена последовала за ним.
– Отличный коньяк, - одобрительно кивнула она, даже не поморщившись. мы еще немного поговорили на отвлеченные темы, а после того, как приехала Чайка и Алла ушла с ней -осматривать дом, Гордеев, наконец, перешел к цели своего визита.
– наше дело слишком затянулось, Олег, пора меры принимать более жесткие,- произнес он спокойно, я ж напрягся, поскольку знал, что это означает. и в следующее мгновение он подтвердил мои мысли.
– Лесков что-то мутит, надо его убирать.
– Вряд ли это будет сейчас разумно, - возразил я, зная, что у Лескова довольно серьезная «крыша».
– А потом уже поздно станет, да и миндальничать со всякими зарвавшимися хмырями не в моих правилах, -отрезал Гордеев.
– Вы же понимаете, Богдан Юрьевич, какие будут последствия?
– заметил я.
– Понимаю, но мне нужен результат и как можно скорее, - невозмутимо отозвался он и тут же добавил тоном, не терпящим возражений.
– Поэтому, усиль охрану, Олег, дочь отправь куда-нибудь на месяцок-другой и реши вопрос со свой девочкой. Нам сейчас ни к чему очередное внимание прессы. Пусть пока поживет где-нибудь или женись на ней. Но сделай это побыстрее.
– Хорошо, - процедил я и недвусмысленно указал на дверь, вежливо уточнив.
– Все? Или еще что-то?
– Да, пожалуй, еще рюмочку коньячка на дорожку. И себе налей, а то сейчас взорвешься от негодования, - распорядился он, едва сдерживая улыбку. Рыжий гад! После того, как Гордеевы уехали, ко мне приехал ювелир, и я объяснив ему, что хочу видеть на пальце своей женщины, заказал для Чайки помолвочное кольцо. Конечно, в мои планы не входило жениться так скоро, но ситуация складывалась таким образом, что сейчас ни к чему была лишняя шумиха, а она обязательно будет, если журналюги начнут мусолить наши с Янкой отношения. Однозначно, из меня сделают чуть ли не педофила, а из нее - малолетнюю шлюху, поэтому необходимо было оградить нас от подобной грязи, а также обезопасить, так как мои дела принимали опасный поворот, что мне совсем не нравилось. Я уже начинал жалеть, что втюхался во все эти игры, поскольку теперь мне действительно было, что терять. Чайка сделала мою жизнь полной, насыщенной, не ограниченной одной лишь работой, поэтому мне категорически не хотелось всем этим рисковать, но увы, обратного пути уже не было. Оставалось только, как и настаивал Гордеев: усилить охрану и отправить дочь подальше отсюда. Поскольку я уже давно решил отправить ее учиться в Англию, то голова у меня об этом не болела. Заболела она, когда пришлось сообщить о своем решении Олесе. Я понимал, что для нее это будет ударом, но не видел больше никакого выхода из тупика, в который зашли наши отношения. Нам втроем было тесно. А я устал от напряжения в доме и наигранности. Мне хотелось уюта, тепла и настоящей семьи. да, пожалуй, отец из меня скверный, но уверен, однажды дочь поймет меня и простит несмотря на то, что мы наговорили друг другу перед тем, как она улетела в Англию. Никогда не забуду ее дрожащий голосок, когда она кричала, захлебываясь слезами, что не простит мне то, что родной дочери я предпочел какую-то шлюху. В тот момент я вспылил и отправил ее немедленно собирать вещи, а сейчас тоска съедала душу. Тошно было. Больно. Ведь это мой ребенок, моя маленькая принцесса, ради счастья которой я готов был на все. А теперь она одна, в чужой стране, с чужими людьми. Снова брошенная своим отцом и матерью, никому не нужная. Эти мысли сводили меня с ума, на части рвало от чувства вины и сожаления, вот только изменить уже что-то было невозможно, поэтому я с остервенением ударился в работу и насущные проблемы. Необходимо было заняться вопросом безопасности, как своей, так и Чайкиной.Поскольку я объяснил ей ситуацию, она сразу же согласилась на охрану. Так что предстояло отобрать подходящих людей. Сделать это я планировал после посещения главного офиса своего холдинга, где меня ждала, как и всегда, куча дел. Но планам моим не суждено было сбыться. Как только я зашел в свой кабинет, мне позвонил Антропов.
– Олег, я сейчас скину тебе адрес, приезжай, как можно скорее, - без всяких предисловий заявил он, вызывая у меня недоумение и неприятное ощущение, от которого внутри все жгутом стянуло.
– Что случилось?
– непонимающе уточнил я.
– Не знаю. Но пару минут назад к нам приехала твоя Яна и вид у нее такой, словно … в общем, приезжай. Я не знаю, что произошло, она в шоке, ничего не говорит, кроме того, чтобы не звонили тебе, - торопливо объяснял он, я же от леденящего ужаса не мог вздохнуть. меня словно парализовало, битой по голове шарахнуло. Я не мог понять, что это все значит. В голове крутилось сотня вопросов, но я не мог выдавить из себя ни звука. Стоял оглушенный и смотрел на неизвестный мне адрес, не понимая, чей это дом и зачем вообще туда Янка поехала. Что, черт возьми, произошло? Какая гнида посмела?! Я же ее собственными руками разорву! Уничтожу просто! Я накручивал сам себя и тут же гнал эти мысли, все еще не веря, что что-то случилось с моей Чайкой. Как ненормальный я носился по кабинету, не зная, за что хвататься, собирая свои вещи. Более менее пришел в себя только, когда постучав в дверь, вошла сотрудник финансового отдела.
– Олег Александрович, в прошлый раз вы просили узнать, на чей счет был сделан перевод с депозита Яны Владимировны, я узнала, на счет Пластинина Максима… - начала она с порога, но я тут же отмахнулся.
– Не сейчас, - бросил на ходу и схватив телефон, поспешил на выход, но у самой двери в голове словно что-то щелкнуло и я замер. Сам еще не понимая, что именно меня смутило, но на автомате уточнил, в тот же миг понимая, что.
– Максим?
ГЛАВА 24
Тик-так- тик-так- монотонно изводили меня стоящие на комоде часы. И так каждую, проклятую ночь. Меня раздражал любой звук, но тишина была еще невыносимей, ибо она была ветром, разжигающим пожар бесконечных мыслей и бесконтрольного страха. Я заживо горела в этом пекле, задыхаясь от ужаса и понимания, что не в силах что-либо изменить. Попав в силки собственной лжи и ошибок, я отчаянно трепыхалась, ища безопасный выход, но запутывалась с каждым днем только сильней: одно вранье нагромождалось на другое, как цепная реакция, которая однажды должна была привести к взрыву. Я понимала, что все идет именно к этому, и была на грани нервного срыва. Подобно загнанному зверю, я готова была на все лишь бы только выжить. А моя жизнь заключалась в одном-единственном человеке - в Гладышеве. Вот только я не знала, просто не имела ни малейшего представления, как избавить его от моего предательства: как уберечь от боли, унижения и разочарования. Вы не поверите, но я дошла до того, что стала проклинать тот день, когда этот мужчина полюбил меня, ибо теперь всеми фибрами души желала, чтобы ему было все равно. чтобы если он узнал о моем падении, не почувствовал ничего, кроме закономерной ярости. но словно в насмешку именно сейчас я, наконец, прозрела и увидела, сколь безграничны его чувства ко мне: как сильно он любит меня, как безумно боится потерять, как отчаянно старается ради нас. Я убедилась в этом окончательно, когда ради моего спокойствия он отправил из дома родную дочь. Это стало для меня таким же ударом, как и для Олеси, ибо я не могла и представить такого. Я умирала, понимая, что Гладышев положил к моим ногам все, что у него было и есть, что он пожертвовал самым главным в своей жизни ради меня-женщины, которая не стоила и ломанного гроша. И это было страшно. Ибо если он узнает правду, никогда не простит мне свой неправильный выбор, никогда не забудет, что пока он на живую отрывал от себя свою плоть и кровь, я безбожно врала ему, предавая вновь и вновь каждой новой ложью. Понимание этого сводило с ума. Я загибалась от жалящей меня боли, ненавидела себя, проклинала за малодушие, ибо не могла ни на что решиться. Передо мной было два пути: уйти без объяснений: вот просто взять, собрать вещи и исчезнуть из жизни Олега или же придумать что-то такое, что позволило бы остаться с ним. О том, чтобы признаться во всем, я даже не думала. и не потому что за себя боялась. нет. Плевать мне уже было на себя, моя жизнь превратилась в такой кошмар, что я готова была на что угодно, лишь бы эта мука кончилась. но хоть я и превратилась в один сплошной комок нервов, все равно продолжала молить Бога, чтобы Олег ничего не узнал. Ибо понимала, что не переживу его боли, не вынесу, когда блеск моих любимых глаз угаснет. Поскольку могла со стопроцентной уверенностью утверждать; своя боль-ничто, агония начинается, когда больно твоему любимому человеку, когда ты не знаешь, как все исправить, как искупить свою вину. Я агонизировала уже сейчас, видя, как Олег переживает из-за Олеси. Конечно, он старался этого не показывать, но я то видела, какая тоска сжирает его, какая мука плещется в его невероятных глазах, когда он звонит дочери, а в ответ слышит лишь гудки. И напротив-как он загорается, стоит только поговорить с Верой Эдуардовной, ставшей посредником между ним и Олесей. Каждый вечер он выходил с моего аккаунта в инстаграм и с улыбкой просматривал обновления дочери. В эти мгновения у меня сжималось сердце, и мне хотелось поехать в Абботс Бромли(1), где находился элитный пансион, и привести эту девочку домой к отцу. Я всем своим существом желала, чтобы на душе у Олега было спокойно, а на сердце - легко, чтобы никакой груз не давил, чтобы он был счастлив. Его счастье-все, что стало иметь для меня значение, остальное-превратилось в прах и пепел. Я сама стала прахом, в который Олег, подобно богу вдыхал каждый вечер жизнь. Стоило только приехать домой, почувствовать родной запах, очутиться в любимых объятиях, и я, как феникс возрождалась. Он смотрел на меня с любовью и я хотела жить, он улыбался и я была готова воевать со всем миром ради этой улыбки, он просто спал рядом и я понимала, что за один этот миг буду убивать. И это не просто слова… Я готова была на все ради нашего с Гладышевым счастья, а потому решилась на страшную по своей сути вещь-я собиралась покончить с Пластининым и Лерочкой заодно, поскольку завтра они будут репетировать вместе. Мне было уже абсолютно все равно на последствия - я готова была даже отсидеть, если придется, но избавиться от этого больного ублюдка.
Он был настоящим маньяком, психологическим садистом, высасывающим все мои силы, доводя меня до помешательства и холодящего ужаса, не давая ни секунды передышки, ни мгновения покоя. Он давил и давил, давил и давил, ломая меня, прогибая под себя, заставляя подчиняться каждому своему слову. И я подчинялась. У меня выбора не было. Я панически боялась того, что этот стервятник может сделать, а потому каждый мой день был невыносимой пыткой, даже в воскресение Пластинин не позволял расслабиться: то присылая мне словно мозаику провокационные фото по частям, то просто звонил и невинным голосом интересовался, как дела, то мог с курьером прислать какую-нибудь ерунду, непременно напоминающую мне о той кошмарной ночи. У меня же от каждого его «подаркам сердце замирало в ужасе, а потом пускалось в пляс, как сумасшедшее, разгоняя по крови парализующее отчаянье. Меня колотило, как припадочную, все внутри переворачивалось, и я срывалась, начиная крушить все вокруг в припадке бессильной ярости. Если же рядом был Гладышев, то я показывала оскаровскую игру, ибо улыбаться в моем состоянии и делать вид, что ничего особенного не происходит - это надо быть гением актерского мастерства. Зато потом во мне словно что-то ломалось и закрывшись в ванной, я рыдала навзрыд, захлебываясь солью своих ошибок. Боже, как же я себя корила за все! В пору было удавиться и честно, порой возникали такие мысли. Но стоило приложить к запястью лезвие бритвы, как перед мысленным взором начинали мелькать мои самые счастливые мгновения, и я понимала, что не смогу от этого отказаться так легко, ведь у меня еще есть силы, чтобы бороться. Когда я успокаивалась, на меня накатывала дикая злость и я обещала, что Пластинин ответит за все!