Казачий дух
Шрифт:
— Гяур, ты убил брата моего родного дяди… — закричал вне себя от ненависти оставшийся в живых абрек. — Я изрублю тебя на куски и брошу на съедение бродячим собакам!
— А я оставлю тебя здесь, потому что мои кобели отвернут носы от твоего вонючего тела, — не остался в долгу Панкрат. — Говори, где вы прячете моего сына и мою сестру?
— Этого ты теперь никогда не узнаешь.
— Я заплачу русскими деньгами, если ты назовешь похитителей и укажешь место, где они держат Марьюшку с Павлушкой.
— А за моего родственника, убитого тобой, ты тоже рассчитаешься русскими деньгами? — зарычал абрек, глаза у него, налитые кровью, выкатились из орбит. — Как только я расправлюсь с тобой, я поеду и посажу на кол твоего сына с твоей сестрой.
Панкрат понял, что выродок в образе человеческом, пляшущий перед ним на коне, говорит правду. Если победа останется за ним, он так и поступит, потому что продолжает жить по первобытным законам своего племени. Но вокруг было много горцев, кто-то из них должен был знать о судьбе похищенных. А тейп Бадаевых почти весь состоял из кровников, значит, торг с ними был бесполезным.
— Выходи на круг, паршивый баран со шкурой в кизяках, — принял решение полковник. — Они свисают даже с твоей бороды.
— Русская свинья, я принимаю вызов, — поднял коня на дыбы родственник убитого мюрида. — Но знай, с тем проклятьем, которое я посылаю тебе, даже твой бог на небесах не примет тебя.
— Род Даргановых не брал первым греха на душу, — отпарировал Панкрат. — Это проклятье обернется против тебя самого!
— Пусть нас рассудит аллах!
— У нас есть свой Господь. Отцу и сыну!..
Два клинка скрестились в воздухе, истаяв тучами искр, гурдинская сталь ни в чем не уступала дамасской, разрубавшей железные доспехи как шкуру домашнего животного. Снова и снова вздымались они вверх, чтобы стремительно упасть вниз, нащупывая в защите противника малейшую лазейку, проскользнуть в нее и нанести врагу смертельную рану. И в который раз оказывалось, что на пути встречался все тот-же клинок. Сил у мюрида было побольше, ведь он не принимал участия в бойне, кроме того, физически он превосходил Панкрата, похваляясь широкими плечами и мощными запястьями под закатанными рукавами черкески. Сабля в пудовых кулаках казалась обыкновенной лозиной. Чего у него не было в достатке, так это ловкости и природной смекалки. Абрек обладал отменной реакцией, успевая отбить удар, но как только представлялась возможность напасть самому, он лез в драку напрямую, забывая о защите. Панкрат, сумевший подметить эту особенность, решил пойти на хитрость. В мыслях он уже отправил кровника вслед за его убитыми родственниками, примитивными как и он сам. Отскочив на несколько сажен, он окинул взглядом картину боя, выискивая главного виновника бед всей семьи Даргановых. Захарка, Петрашка и Буалок уже ввязались в бой, все трое пробивались в середину распадавшегося кольца, но перед их глазами вырастала новая стена, создаваемая абреками вокруг Ахвердилаба, правой руки Шамиля. К братьям со всех сторон спешила подмога из казаков из разных станиц, ведомых дядюкой Савелием и ищерцем Никитой Хабаровым. Но Мусы нигде не было видно, наверное, он умудрился проскользнуть за кольцо обороны и теперь устремлялся или по дороге в аул Гуниб, или спускался к реке, чтобы по ущелью направиться в одно из дагестанских селений и там переждать заваруху. А после, когда все закончится, снова вернуться в свою Чечню. Этого допустить было нельзя, главный кровник как никто другой должен был знать место, где разбойники прятали Марьюшку и Павлушку. Перед взором атамана встал образ его жены Аленушки, он знал, что она не находит себе места, на Павлушку она почему-то возлагала самые большие надежды.
Панкрат всосал воздух сквозь сжатые зубы и приготовился нанести завершающий удар, он сдавил коленями бока кабардинцу. Конь присел на задние ноги, готовясь прыгнуть туда, куда пожелает хозяин. Между тем массивный телом Бадаев тоже успел собраться, он решил встретить врага во всеоружии. И когда атаман бросился на него с шашкой, абрек взмахнул саблей так, чтобы выбить ее из рук нападавшего. Он воздел свой клинок и приготовился нанести удар под рукоятку. Но в этот раз он просчитался. Панкрат, показав, что готовится обрушить на противника свое оружие, левой рукой выхватил из ножен кинжал, наклонился в седле вперед и с силой метнул его в грудь абреку. И уже с разворота добил его коротким замахом шашки. Он пронесся мимо врага, еще не упавшего с седла, с презрительным видом, намереваясь сразу броситься вдогонку за Мусой. Увидел, как Петрашка с отвращением на лице рубит в капусту последнего из Бадаевых, оглушенного Николкой и слепо кинувшегося на него. Так убивают запаршивевшую овцу, могущую заразить все стадо. А вокруг кипела битва, она то вспыхивала, то угасала, но кровь литься не переставала и запах ее все больше возбуждал натянутые до предела нервы. Захарка с Буалком с разъяренными лицами наседали на группу горцев, принявшим круговую оборону, к ним готовился присоединиться сотник Савелий. Уже и удальцы Никиты Хабарова схлестнулись с телохранителями Ахвердилаба, окружившими лучшего друга Шамиля. Стало понятно, что здесь справятся без подмоги, тем более, что большая часть абреков повернула коней назад и той же лавиной, как вначале боя, устремилась теперь к вершине горы.
— Захарка, где Муса? — крикнул Панкрат среднему брату, когда тот выскочил из свалки перевести дыхание. — Я видел, как наш кровник поскакал наверх.
— Я его не заметил, Панкрат, — отозвался Захарка. — Но мимо нас он не сумел бы проскочить, весь склон был как на ладони.
— Сейчас этого колченогого среди них вряд ли отыщешь, — подключился к разговору и Петрашка, показывая на горцев, усеявших склон. — Не подался ли Муса к реке? Туда завернули человек двадцать абреков.
В это время к братьям прорвался наконец-то дядюка Савелий, рядом с ним грозно косились по сторонам два его сына. Скоро вокруг родственников начали собираться станичники, разгоряченные боем, они ждали дальнейших приказов, потому что враг еще был на виду и он пытался огрызаться.
— Дядюка Савелий, гоните с Никитой Хабаровым абреков до самого аула Гуниб, врывайтесь туда на ихних плечах, пока они не опомнились, — принял решение Панкрат. — А мы попробуем со стодеревцами и шелковцами обойти гору и ударить по змеиному гнезду с противоположного его конца. Заодно надо догнать проклятого Мусу, уже сколько раз уходил невредимым.
— Как заговоренный, — согласился сотник, он оглянулся на прибывающих станичников. — Добро, Панкрат, так и порешим. Хотя я тоже не отказался бы поставить и свою метку на кровнике всей нашей семьи.
Снова войско терских казаков разделилось на две части, большая из которых продолжила гнать горцев к вершине, а меньшая устремилась в ущелье. Когда станичники спустились к реке, Панкрат поднял голову, увидел, как по самой границе снегов тянутся цепочки верховых, похожие снизу на колонны мурашей. Они огибали склон, на другой стороне которого открылось небольшое селение с несколькими башнями по краям. Если бы казаки не вышли из речки, как только вынырнули из тоннеля, они могли бы проплыть еще немного и вылезти напротив высокогорного аула. Но прямой дороги туда не было, значит, ее следовало искать дальше. От разведчиков, ушедших вперед, прилетел легкий посвист.
— Что там случилось? — спросил полковник у Петрашки, следя за рукой одного из станичников, указывающего наверх. И сам догадался, о чем тот хотел предупредить.
— Отряд абреков карабкается в гору, они добрались почти до середины, — приложил руку ко лбу младший из братьев. — Кажись, братка, это наш Муса с оставшимися в живых мюридами, уж дюже у него фигура приметная.
— Присмотрись получше, — насторожился атаман. — Как они могут подниматься, когда тут не видно никакой дороги.
— Вон за тем утесом, что слева, та самая тропа и есть, — махнул Петрашка вперед рукавом черкески. — Хитер, этот чеченец, увидел, что наш отряд сорвался сверху, и решил спуститься вниз, а потом снова подняться в гору, но с другого края. Абреки к этому времени должны опомниться и занять оборону вокруг Шамилева гнезда.
— Если все так, как ты говоришь, тогда этот Муса точно из лисьей породы, — огладил светлую бороду атаман. — Батяка еще рассказывал, что абрек Ахмет Дарган, его отец, был таким же скользким, и если бы не мамука, то неизвестно, смотрели бы мы сейчас на этот свет, или так бы и не родились.