Казачий дух
Шрифт:
— Я помню, она отвлекла этого Ахмета французской шпагой, которую подарил ей батяка, когда они возвращались на Кавказ из Франции, — подбирая поводья, кивнул младший из братьев. — А потом, когда он бросился на главаря банды и тот повернулся к нему, чтобы отбить удар, мамука шпагой проткнула чеченца.
— Вроде так, а может и по другому, главное, что с той поры у нас кровников — не сосчитать, — приподнялся в седле полковник. Обозрев растянувшееся по дну ущелья войско, он громко скомандовал. — Казаки, у кого кони посвежее, выходи наперед.
Десятка два верховых устремились в голову отряда, где их поджидали трое братьев и их зять Буалок,
— Николка, принимай командование над станичниками и потихоньку подтягивайтесь за нами. А мы попробуем догнать разбойников. — приказал атаман своему другу подъесаулу. Он встряхнул плечами и дернул за поводья. — Отряд, за мной.
За утесом, скрывавшим обзор, открылась противоположная сторона горы, она оказалась почти отвесной. По самому краю петляла узкая тропа с редкими площадками на ней, которая вела к вершине. Лошадям приходилось подгребать передними копытами, чтобы удержать равновесие, потому что вся тяжесть их тел переместилась на задние ноги. И если бы сил у них было поменьше, то вряд ли они вскарабкались бы с седоками на спинах и на несколько уступов. А казакам нужно было еще приблизиться к группе всадников, уже подступавшим к крепости, обнесенной со всех сторон каменными стенами. Если абреки успеют спрятаться за ними, то выковырнуть их оттуда уже не получилось бы. Сойти с тропы тоже не представлялось возможным, потому что весь склон пестрел валунами, готовыми в любое мгновение покатиться вниз.
— Панкрат, а если пальнуть по ним из ружей? — высказал предположение Захарка. — Абреки как на ладони, при таком крутом подъеме они наверняка выдохлись.
— Мы тоже скоро остановимся, — ответил за старшего брата Петрашка. — Ко всему, им до своей крепости осталось рукой подать.
Панкрат долго не отвечал, поглаживая холку хрипевшего под ним от усилий кабардинца, он сто раз подумал о том, что если спешиться и пустить лошадей вперед, самим же уцепиться за уздечки с седлами, то подъем пошел бы быстрее. И опять отметал этот способ, сознавая, что казаки успели намахаться шашками до красных кругов перед глазами.
— Захарка, ты, видно, забыл, что страх прибавляет силы, после наших выстрелов этих горцев в гору как ветром понесет. А во вторых, где гарантии, что от грома не начнется обвал? — наконец нарушил он тишину, устоявшуюся среди терцев и тревожимую лишь натужным храпом лошадей. — Да и расстояние до мюридов не меньше трехсот сажен.
— Моли Бога, Захарка, чтобы абреки не надумали столкнуть вниз пару валунов, — поддержал полковника один из стодеревцев. — Тогда мы точно своих костей не соберем.
Как подтверждение сказанному, мимо отряда со свистом пронесся небольшой камень, за ним еще один и еще. Они падали чуть в стороне, даже не цепляя за обломки скал на склоне горы. Скорее всего, линия, по которой по закону природы они должны были лететь, проходила левее тропы.
— Накаркали, мать вашу так, — громко сказал старый казак, ходивший еще на французский город Париж. — Кому не терпится попасть под камнепад и вместе с ним кубарем скатиться вниз, пускай сходит с тропы и подставляет свою голову под валуны.
Эти слова заставили Панкрата вновь прикусить в задумчивости кончики усов, он подумал о том, что неплохо было бы отобрать пятерых терцев и пустить их вперед. Чем черт не шутит, а вдруг и правда у них получится задержать абреков, а самим за это время постараться подтянуться к ним. Похоже, это единственный вариант из всех,
— Захарка, отбирай пятерых казаков и попробуйте догнать Мусу, — он огладил светлорусую бороду. — Если будем двигаться в таком порядке, то мюридов мы только упустим.
Захарка, успевший соскочить с лошади, подоткнул полы черкески за ремень и повел глазами по всадникам. Выбирать долго ему не пришлось, вместе с Буалком к нему потянулись друзья детства. Видно было, что француз не желает ничем отличаться от терцев, не расставаясь только со шпагой.
— Ты бы погодил, Буалок, иначе твоя жена Аннушка, а наша сестра, с нас шкуру сдерет, — попытался было остановить его Панкрат. — Идите вместе с Петрашкой замыкающими, ему тоже надо еще учебу заканчивать.
— Я пойду с группой, — встал зять в позу обиженного. — Захар набирает добровольцев, я есть доброволец.
— Панкрат, чего бы и мне тогда тут крутиться, — поджал губы и младший из братьев. — Не брал бы меня в поход совсем.
— Ты уже срубил одного из Бадаевых! — сдвинул тот брови к переносице. — А у Буалка среди абреков и вовсе кровников нет.
— Кровники моей жены Анны и ее семьи есть и мои кровники, — снова не согласился с доводами полковника Буалок. — Атаман, я пойду с Захаром.
Панкрат сверкнул глазами, но говорить ничего не стал. Через несколько мгновений пятерка сухопарых терцов уцепилась пальцами за конские гривы, а пальцами другой руки за луку седел и быстро заперебирала ноговицами, в такт лошадиным ногам, по тропе, ведущей к цитадели имама Шамиля, примостившейся у самой границы вечных снегов. Кони, освободившиеся от всадников, веселее застучали копытами, их уже не так запрокидывало назад. Когда разведчики удалились на несколько десятков сажен, Панкрат забрался на спину своему кабардинцу и приказал:
— Вперед, станичники! Нам надо успеть к вечернему намазу абреков, чтобы застать их врасплох.
А Захарка не уставал понукать своего коня, он понимал, что теперь все зависит не только от выносливости казачьих лошадей, но и от того, сколько сил осталось у абреков, которых старалась догнать группа под его руководством. Среднего из братьев подталкивала вперед лютая ненависть к Мусе и ко всем абрекам за убитого отца, за украденную ими младшую сестру и за племянника Павлушку. Точно такие же чувства испытывал и Петрашка, хотя он мог уже удовлетвориться видом одного из поверженных им врагов. Буало полностью разделял состояние своих родственников. Он поразился, когда однажды почувствовал, что стал единым целым с дружной казачьей семьей и со всем сословием терских казаков. Такого единения с самим собой и с обществом, окружающим его, он не испытывал со дня своего рождения. Стало понятным, почему многие люди стремятся из просвещенного мира уйти в отшельники или жить среди первобытных племен, отказавшись от благ цивилизации. Здесь было проще и каждое слово имело истинное значение. Не надо было лгать, изворачиваться и выглядеть перед окружающими сто процентным месье, с солидным багажом знаний за плечами. Казаки были равны друг перед другом, они беспрекословно подчинялись лишь своим командирам, которые тоже являлись для них в первую очередь старшими товарищами. И француз всеми силами старался доказать преданность этому обществу, чтобы слиться с ним окончательно.