Казачка. Книга 1. Марина

Лебедев Andrew

— За Корнелюка, за бывшего директора облторга. Универмаг наш на площади знаешь? Теперь его.

— Так ему ж — все пятьдесят!

— Эх, сынок! Тут такие страсти-мордасти были. Мальчика этого, братика Марины в тюрьму посадили. Дело было громкое — весь город шумел. Хулиганы убили кого то на шоссе или ограбили. Ну, а Корнелюк — то со связями. Вытащил пацаненка из каталажки. И вообще, тяжело жить сироткам одним без сильного мужчины в доме. Они как без матери остались, да как потом отца лишились — их любой обидеть мог. Время теперь — то какое? Это не то что десять лет раньше — райком — местком…

— Мама, как же я то не знал?

— А

где ты там шлялся по этим заграницам?

— Мама, у меня дела были.

— Дела! Если хотел жениться, звонил бы хоть ей! Ты знаешь, что она два раза ко мне приходила — тебя искала?

— Приходила?

— Да. Тебя искала — твоей помощи. А ты — где то шатался.

— Ну так получилось, не мог я.

— А и она ждать не могла. А Корнелюк — за ним она теперь, как за каменной стеной. Он мужик крепкий. Знаешь, как в народе говорят, где хохол прошел, нашей сестре делать нечего.

— Мама!

— Что мама? Девочка она хорошая. И мама ее у меня в больнице умерла. Как я тогда переживала, как за свою! И тогда… Помнишь? Аборт ей делали… Ну? Что молчишь?

— А что говорить? Помню.

— От тебя ведь?

— Нет, мама.

— Нет? А я думала от тебя, как ты хлопотал. А чего хлопотал?

— Люблю ее, мама. Плохо мне.

— А любишь, так нечего было оставлять сироту круглую! Теперь время такое — не может женщина быть одной.

Дима вспомнил последний разговор с Султаном Довгаевым. Тогда Султан отвалил ему столько наличными, что даже былая уверенность в том, что его — Диму не убьют покуда он им нужен, вдруг поколебалась под давлением очевидности того соблазна — убить и не отдавать, которая просто физически исходила от вида кучи пачек с зеленой валютой.

— Зачем тебе столько денег, Дима? — снова, как и три года назад, спросил Султан.

— Ты меня спрашиваешь. Зачем мне деньги? Я же не спрашиваю, зачем тебе все эти цацки, что я достал для тебя…

— То что ты называешь цацками-мацками, ты сам понимаешь зачем… А вот деньги… Ты прошлый раз говорил, что жениться хочешь. И что? Женился?

— Нет.

— Что? Невеста убежала?

— Еще не подросла.

— А-а-а! Тогда все понятно. Тогда копи деньги. На свадьбу копи. Нам еще наши дела не раз придется проворачивать.

Это обещание Султана как раз и вселяло какую то уверенность, что ПОКА они его не убьют. Пока только он — Дима Заманский имеет ходы к начальству тыла и снабжения военного округа. Уж три года, как через организованное им частное предприятие, он закупал списываемое в войсках, а попросту говоря, откровенно воруемое тыловиками военное имущество. Здесь в дело шло все — от списываемой автомобильной техники, до просроченных медикаментов. За стыдливыми строками «оборудование» и «металлолом» зачастую проходили и боеприпасы с самым настоящим годным к употреблению оружием. И вот, после очередной операции купли-продажи, когда целая колонна «шестьдесят шестых газиков» до верху загруженных боеприпасами, под видом «списанной автотехники и металлолома» прошла через фирму Димы и скрылась в непонятной структуре Султана Довгаева, Дима решил, что годик надо отсидеться.

Страшно стало даже не за Султана. Основная опасность, как подсказывал чуткий Димин нос, исходила от ворюг с погонами. Они настолько наглели в своей алчности, что теряли всякий контроль. И иногда ему казалось, что предложи он им за триста тысяч зелеными — продать атомную бомбу — продали бы не моргнув глазом. Вопрос

о такой сделке не ставился пока только потому, что у этих тыловиков — бомбы не было, да и Султан такого боеприпаса — пока не заказывал.

Отсиживаться Дима решил в Греции. Тем более, что именно на Кипр он и перевел все средства, вырученные за три года опасной коммерции.

Были ли у него женщины?

Конечно, были! На Кипре он довольно долго дружил с одной немкой — Урсулой. Она приехала на пару месяцев порисовать акварелью какую то греческую старину и понырять с аквалангом за осколками древних амфор, а осталась с ним и еще на пару месяцев. Ей понравился этот русский… тем, что Дима наполовину еврей — она совершенно пренебрегала в пользу преобладающих компонент русской культуры, воплощенным носителем которой он для нее — бакалавра искусствоведения и являлся. Был бы ты еврей — ты бы носил витые пейсы и ходил бы в синагогу. А так, какой ты еврей? Ты — классический новый русский. Рок-н-ролл, джипы, казино, опыт работы в комсомоле и все такое прочее… Дима нравился ей и тем, что не был жмотом, и тем что любил оттянуться не так, как привыкли осторожные и скуповатые европейцы, а с неожиданно веселой ломкой традиций и правил. На грани дозволенного, с риском, придающим жизни необходимую остроту. Ухлопав уйму денег, он нанял большую яхту, на которой они с Урсулой совершили морской вояж до Лазурного Берега, с остановкой в Монте-Карло, где за ночь, им вдвоем удалось продуть в казино столько денег, что узнай об этом ее папа — профессор университета старинного городка Галле, он бы снял с нее джинсы и выдрал бы по заднице своей незаконченной рукописью о неоднозначности Гегелевской диалектики.

Но потом как то они расстались. Предложения стать его женой — Дима ей не сделал, а и без того запущенная учеба, всеж требовала ее присутствия в фатерлянде.

Он часто вспоминал Марину. И не то чтобы вспоминал, он думал о ней. И вообще, размышления эти, можно было бы даже назвать мечтами. Он мечтал о Марине. Мечтал, как они поженятся, как он построит ей дом в Новочеркесске — дом со всеми электронными и компьютерными новшествами западной цивилизации, и как построит ей еще два дома — один в Греции, на высоком скалистом берегу, а другой — в Подмосковье… И они так и станут жить по пол года — то там, то там, то там…

И вот, пересидев свои страхи, Дима вернулся.

— Опоздал ты, Дима. Замуж я вышла, — сказала Марина, грациозно вылезая из своей новенькой вишневой «восьмерки».

— Что, муж такую машинку подарил?

— Нет, начальник мой бывший — Руслан Ахметович, к которому ты меня тогда определил, помнишь?

— Я все помню.

— Так он на свадьбу мне подарил.

— Хороший начальник

— Нет. Не такой уж и хороший. Когда я в беду попала, он на мне только нажился.

— Я слыхал.

— Да, было тут много чего, пока тебя не было.

— Мне рассказывали.

— Я тебя искала, так мне плохо было.

— Мама говорила.

— Где ж ты был, Дима?

— А что, если бы я тогда нашелся, пошла бы за меня?

— Не знаю. Получилось то все не так. Получилось то все так, как получилось!

— Но я же тебе говорил, что вернусь через год, когда траур снимешь.

— Беда приходит — не спрашивает. Сереженька братик мой в беду попал, а тут и все несчастья начались. Деньги, дом мамин с папой… А Володя тут рядом оказался — спас и нас с Юлькой и Сережу. Теперь вот — муж он мой.