Казаки
Шрифт:
Мазепа отвечал, что Самойлович и сам уже не очень доволен этим сотником: беспокойный он человек, лезет с пустыми доносами, успел уже доносами выжить Петра Дорошенка. Однако, —, прибавил Мазепа, — Петру Дорошенку в Москве худо не будет, кроме того из Москвы написали гетману, чтоб ласков был к. его оставшейся родне.
— Стало быть, — заметили Кулик и Крук, — гетману не будет противно, если мы Андрея Дорошенка выберем в сотники.
Мазепа уверил их, что, напротив, гетману это будет особенно приятно. Взявши от них <<суплику», Мазепа отправился с нею к гетману. В тот же день написан был в генеральной канцелярии от
Между тем куренные атаманы, по призыву разосланных к ним казаков, стали собираться в сотенный город; двое из них успели уже явиться к пану сотнику с поздравлениями, заявили ему о подарках от своих куреней и от себя лично; подарки эти состояли в штуках скота и ульях пчел, а от себя атаманы жертвовали новобрачным разные серебряные вещицы. Но они только заявили о своих дарах, а ничего отдать не успели.
• Воротились из Батурина Крук и Кулик. Тотчас городовой атаман пригласил священника, мещанского войта и нескольких куренных, успевших приехать в Сосницу. Он объявил всем, что будет рада по гетманскому приказанию. Зазвонили в колокол. Ударили в литавры.
Молявка не подозревал, чтобы городовой атаман и сотенный писарь осмелились ехать с «супликою» прямо в Батурин; напротив, Молявка думал, что напугал их своим грозным приемом, и они, желая загладить свою вину, выехали из Сосницы собирать куренных затем, чтобы те ехали с поздравлениями к сотнику. Оставаясь спокойно в своем доме, сотник услышал, неожиданный звон колокола, бой литавр и послал козака узнать, что такое делается.
Вышел казак из сотницкого дома, сделал. несколько шагов по улице и очутился на площади перед церковью. Вышла толпа народа. Уже устроено было на-скоро возвышенное место; на нем стояли Крук и Кулик, возле них куренные атаманы и войт; хоружий, приятель и сторонник Молявки стоял тут же с ними и держал сотенное знамя.
Вот как это сталось. Когда Крук с Куликом, ворочаясь из Батурина, случайно встретили едущего хоружего, остановили и показали гетманский лист — у хоружего разом, так сказать открылись глаза. Он увидал, что Молявка-Мно-гопеняжный вовсе не так силен и крепок, каким выдавал себя. Поэтому хоружий вдруг изменился, не счел уместным извещать своего бывшего приятеля о собравшейся над ним грозе, а совершенно отдался в распоряжение атамана городового и писаря, по J.ix приказанию взял сотенное знамя и поспешил на раду.
Писарь Кулик, развернувши гетманский лист, читал перед народом: _
«Иоанн Самойлович, гетман обеих сторон Днепра войска его царского пресветлого величества запорожского, оз-наймуем сим отворчатым листом нашим гетманским города Соснице и всей Сосницкой сотни обывателям всех чинов людям, иж ставши перед нами очевисто означенного города Сосницы атаман горадовый Василь Крук и писарь сотенный Иван Кулик именем всех атаманов и козаков и мещан и всего поспольства. вышенамеченного города Сосницы и всей Сосницкой сотни супликовали нам просячи, абы мысьмо дозволили им по стародавным их правам и вольностям войсковым обрати себе вольными голосами по своему излюбле-нию сотника, на що мы глядючи на старожитны права и вольности войска запорожского им на таковое обрание дозволяем, варуючи еднак абы по скончании такового обра-ния нам для конечной нашей о том сентенции оный выбор за рукоприкладством их доставлен был через его милость вельможного пана полковника черниговского, до которого регименту войскового Сосницкая сотня належит».
Услышав такую речь, посланный Молявкою коэак не отправился назад, а остался смотреть, что дальше происходить будет.
— Андрий Дорошенко нехай буде сотныком! — закричали атаманы, а за ними и козаки. .
— Андрий Дорошенко! — повторило множество голосов мещанства и поспольства.
Андрей Дорошенко вышел из своего дома, услыхавши звук колоколов и бой литавр, совсем не приготовленный и не ожидавший ничего; Андрей Дорошенко не стал пробираться сквозь толпу, а стал близ церкви. Толпа коэаков, увидев его, с криками бросилась к нему, схватила его, потащила и поставила на возвышенное место: атаманы накрывали его своими шапками, хоружий вручал ему энамя, все кричали:
— На сырно! На сырно!
Андрей Дорошенко стал было упираться, извиняться в своем недостоинстве, но Крук громогласно заявил, что такова воля всей громады и он не смеет противиться общему желанию.
Тогда коэак, посланный Малявкою, ушел с площади и принес Молявке весть о состоявшемся выборе нового сотника.
— Як воны смиють! — закричал Молявка. За ним завопили на тот же лад его мать и жена. — То своя воля! То ощукансьтво, — кричал он: — то бунт проты зверхносты. Я до гетмана самого зараз поииду. .
Вдруг вошел Кулик. Молявка бросился было на него с кулаками, скрежетал зубами от злости, но писарь обеими руками остановил его задор и дал совет вести себя потише:
— Уже мось-пан не сотнык, громада выбрала другого сотныка, Андрия Дорошенка!
— Що мени ваша громада! — кричал Молявка: —, Я больший от усией вашои ныкчемнои громады. Сам гетман мене наставыв над вамы, так сам гетман, колы эахоче, мае мене звесты, а не вы, шолудыви!
Кулик объявил, что у них есть гетманский лист, дозволяющий выбрать нового сотника.
— Се лыст пидбирный, малёваный! Сами ёго эложы-лы! — кричал Малявка. — Гетман такого лысту не пидпы:. ше. Покаж лыст.
— Иды на раду до нового сотныка; вин тоби лыст по-каже! — произнес Кулик.
— Не пийду в вашу мужичу чернячу раду. И вашого задрипаного Андрия Дорошенка знать я не хочу. Бильший и сильнийший я од усих вас. Пан гетман мене наставыв по царськой воли, а се-ж усе ривно, як бы сам цар мене на-ставыв. Я вас усих! ..
— Ничого нам ты не вдиеш! — сказал Кулик. — Лучше тыхенько та любенько покарысь громади, зрекись сот-ныцьких маеток, поклонысь новому сотныкови, а потым вийся соби туды, видкиля узявся, або куды схочеш, туды од нас и дивайся'.
— Чорты б нехай задралы вашого обраного сотныка и всих вас! — кричал Малявка. — Поииду до самого гетмана. Вы в мене знатымете, бунтовныки...
— Ничого твоей мылосты иихаты до гетмана, бо лыст гетманський явне указуе гетманську волю над нами у сии справи. А лыст той у нас!
— Подай мени сюды сей лыст! Колы сам своимы очима побачу, що ясневельможный мене змистыв, тоди и покорюсь, — сказал наконец начинавший опамятываться сотник.
— Добре, колы не хочеш иты до нас в раду, то мы тоби сюды принесем лыст, тильки не я одын принесу, бо ты ще вырвеш лыст, и зопсуеш ёго, а свидкив не буде. А мы прий-дем до тебе громадою.